Киевская Русь и Малороссия в XIX веке - Алексей Петрович Толочко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собор сохранил все внешние признаки своей древности, но внутри смешан с новой архитектурой: от него вид прекраснейший на Десну, и за ней представляются взору пространные равнины. Везде в России найдешь курганы и земляные окопы, монументы жалкие набегов Татарских и ярости Батыя.[86]
В целом же Чернигов был оценен князем Долгоруковым невысоко:
Теперь Чернигов так пуст и скучен, что жаль проехать 35 верст, которые мы проскакали, чтобы видеть этот город. Едва есть ли в России много уездных, которые были бы его хуже; когда бы не Десна его украшала, можно бы его назвать слободой; а привлеки сюда панов, приучи их здесь жить, заставь роскошничать, то ли дело! Тогда и Чернигов сделается прямо столицей Малороссийской области. Местоположение его весьма к тому способствует; сами черниговцы это говорят; в ответ готова у них пословица: «Мало ль чего нет?».[87]
Князь считал черниговских князей своими предками, но даже семейные сантименты не улучшили общего впечатления:
Мы сегодня уехали отсюда и прибыли ночевать опять в деревню, которая после Чернигова показалась нам прекрасным убежищем. Слава Богу, что есть такие города в России, после которых мила деревня и самая пустынная!.. Виноват, но для меня таков показался Чернигов. Я любуюсь гербом его в моей печати, сим суетным остатком нашего величия, но не завидую предкам, кои в нем княжили.[88]
Итак, в Чернигове, как, впрочем, и в других малороссийских городах, если бы не природа, не было бы на что и взглянуть, что и вспомнить[89]. Подобное равнодушие к древностям отмечал в Малороссии и Ермолаев:
Должно отдать справедливость малороссиянам, что нет ничего несноснее, как их о чем-нибудь спрашивать. Они ничего не знают, даже и таких урочищ, которые от их жилищ не далее версты или двух расстояния имеют и мимо которых они почти ежедневно ездят.[90]
Малороссия, следовательно, представала перед путешественниками как гигантское поле боя, вся история ее заключалась в бесконечных, но главным образом недавних войнах и разрушениях. Это придавало героический оттенок стране, окрашивало в романтические тона впечатления путешественников, но сильно затрудняло любование развалинами, которых они ожидали и которых не находили. Туземцы ничем не могли помочь: забавляясь последние несколько веков войнами и набегами, они забыли о давнем прошлом, а разрушенная страна не могла напомнить своими жалкими местечками и селами о величии давних древнерусских городов. Для путешественников из Великороссии, наоборот, древняя топография, известная из «Нестора», представляется едва ли не актуальнее, чем та, которая действительно существует в Малороссии. Тот же Ермолаев, а еще больше его компаньон Бороздин большую часть времени своей экспедиции проводят в поисках «древних урочищ» и нанесении их на карту. В отличие от местных жителей, которые уже давно забыли о древних местах и переименовали их по-своему, для ученых путешественников из Санкт-Петербурга летописная география реально существует:
Нам удалось уже отыскать многие урочища, упоминаемые в летописях, как, например, Сельцо Предславино на Лыбеди, где был дворец Рогнеды или терем. Место, где был погребен половецкий князь Тугоркан, тесть великого князя Святополка II. […] Озеро Долобское и река Золотча, близ которой неоднократно бывали княжеские съезды, и теперь еще существуют, но почти никому из здешних жителей неизвестны.
Подобным же образом и Лёвшин, путешествуя по Левобережью, держит в голове карту древнерусских времен, сверяя с ней свои перемещения. Добравшись до города Хорол, он замечает:
Мы сей час переехали древнюю границу Рускую и обедаем теперь в Хороле, небольшом городке Полтавской губернии. Он стоит при реке того же имени, которая в древности отделяла Россиян от Половцов.[91]
То, чем для российских путешественников был «Нестор», для европейцев в Греции служил «Гомер». Леди Мэри Вортли Монтегю, посещая место, которое считала древней Троей, записала: «Осматривая эти знаменитые поля и реки, я удивлялась точности географии Гомера, которого держала в руках». На самом деле путешественница была в двадцати милях от настоящей Трои, а в руках держала перевод Александра Поупа, свободный перепев оригинала[92]. Отсутствие видимых остатков древней истории усугублялось еще и неумением путешественников разглядеть их. «Древностями» они объявляли все — от настоящих памятников до недавних вкладов царственных лиц в ризницы соборов и церквей. Зато настоящие остатки истории вызывали удивление и непонимание. Князь Долгоруков в первую свою поездку в 1810 году увидел возле тракта странную вещь: как мы теперь понимаем, так называемую «половецкую бабу». Он даже остановился, чтобы осмотреть этого монстра, которого, как он считал, кто-то из остроумных малороссиян поставил вместо верстового знака:
На самой большой дороге вместо грани кто-то вздумал выставить выдолбленную из камня фигуру: она так странна, что мы, не утерпя, выскочили из коляски и подходили ее рассматри вать: с боку видишь медведя, а прямо — образ женщины. Охота была кому-нибудь таким уродством днем смешить, а по ночам пугать проезжих.
Две такие же диковинки тогда же видел в имении Василия Капниста и Ермолаев:
В бытность нашу в Обуховке я срисовал два истукана, находящиеся в саду у Василия Васильевича. Они присланы к нему из Екатеринославской губернии. Оба они высечены из серого песчаного камня. Один изображает мущину, а другой женщину. Лица у обоих калмыцкие; доказательством, что народ, их поставивший, был народ калмыцкой породы; но трудно определить время, когда этот народ кочевал в Екатеринославской губернии.
Ермолаев, впрочем, прозорливо предположил, что «истуканы», возможно, «половецкие или печенежские памятники». Интересна, однако, заметка об отношении местных жителей к «бабам»:
Оба истукана несколько повреждены от того, что жители отбивают от них по временам куски камня для употребления их вместо лекарства от лихорадки.
Это напоминает зафиксированное европейскими путешественниками «суеверное» отношение греков к античным скульптурам, тертый мрамор из которых иногда использовали как лечебные средства. Итак, Малороссия воспринималась как страна древней истории, памятники которой оказались уничтоженными бесконечными войнами, а население забыло о своем прошлом. Поэтому нынешняя Малороссия — страна «новая», в которой все «новое». Забегая вперед, отметим, что такое же впечатление досадного отсутствия древностей создаст, вопреки всем ожиданиям путешественников, и Киев. Малороссия — новая
