Ох, Мороз, Мороз... (СИ) - Волкова Дарья

Она забыла все буквы, и как их складывать в слова.

Стеклянная дверь стукнула.

Не опоздал, черт морозный!

— Здравствуйте! — голос Мороза звучит чуть более хрипло, чем обычно. Простыл, что ли? Генеральный садится не во главу стоящих кругом столов, а чуть сбоку, у окна. Кивает Олехновичу. — Можем начинать.

Тот тут же энергично встает с места. Задвигаются жалюзи, гася яркий солнечный свет, в помещении воцаряется приятный легкий полумрак, включается проектор и Олехнович начинает свой доклад. У Инги все-таки получается попасть по буквам.

Инга: Черные.

Патрик: Кружевные?

Инга: Да.

Хотя она напрочь не могла бы сейчас сказать, какое на ней белье. Она вообще забыла про весь мир вокруг, кроме экрана телефона. Где сейчас билась и бурлила жизнь.

Патрик: Я бы хотел посмотреть на тебя. В одних прозрачных маленьких стрингах. Которые почти ничего не скрывают. Но пока я пробираюсь под них пальцем. Вау… Какая ты влажная.

Инга зажмурилась. Это же что-то невозможное! Так нельзя, Патрик! Нельзя!

Делай так еще, пожалуйста…

Патрик: Мой палец скользит вглубь. Ты такая нежная, влажная, горячая. Ты просто течешь от моих прикосновений.

Сейчас она в обморок хлопнется. Точно. Ей что-то сказал Никитин. Она что-то ему утверждающе буркнула.

Инга откинула голову, уставилась в потолок. Повернула голову. У доски распинался Олехнович. Сбоку от него, наклонив голову к телефону и демонстрируя четкий профиль, сидел Мороз. Тоже весь в телефоне. У господина Мороза куча важных дел, он и на совещании решает свои важные вопросы.

Инга опустила взгляд к экрану. И снова провалилась в иную, жаркую реальность.

Патрик: Ты стонешь от моих прикосновений. Другой рукой я накрываю твою грудь и сжимаю сосок прямо через ткань блузки. Сдавливаю его, кручу. Ты стонешь громче.

Господи. Она же сейчас правда начнет стонать. В голос. И плевать на всех.

Патрик: Ты сейчас мокрая, девочка моя? В реале? Течешь?

Ты пошляк, Морская Звезда! Ужасный пошляк, тебе бы порно-рассказы писать.

Инга: Да. Очень.

Патрик: Хочешь меня?

Инга: Умираю как хочу.

Патрик: Дааааа… Представь, как я опрокидываю тебя на спину, отодвигаю в сторону эти мокрые и ненужные трусики и касаюсь тебя языком.

Инга прикусила язык, губу, щеку изнутри. Она не видела уже ничего перед собой — ни комнаты для совещаний, ни серых жалюзи, через которые тускло светило солнце, ни Олехновича у доски. Она видела нарисованную им картину. И умирала от желания почувствовать его язык там.

Патрик: Мой язык скользит по твоим складкам. Обводит их все одну за одной. А потом… потом…

Ей кажется, что она сейчас умрет. Потому что воздух перестает поступать в легкие. А Патрик перестает писать.

У доски Олехнович о чем-то разговаривает с Морозом. У Мороза голос совсем хриплый, он постоянно прокашливается. Заморозился сам от своей фамилии.

А Патрик молчит. Что же там потом?!

Рядом в дискуссию включается Никитин, орет прямо под ухо. Да чтоб вас!

Инга: А я рукой трогаю тебя прямо через ткань брюк. Ты горячий и твердый. И ты очень хочешь, чтобы я расстегнула тебе ширинку. Твоя плоть просится мне в руки. И в рот.

— Вот и «Ди-Диджитал» придерживаются этой точки зрения, да?

А?! Что?!

— Что скажете, Инга Михайловна? — это Мороз. Он сегодня говорит каким-то чужим, не своим голосом. Из-за простуды, наверное.

Что я скажу?! Да откуда я знаю, про что вы тут говорите?! У меня там в телефоне мужчина с расстегнутой ширинкой и шустрым языком. Отстаньте, ради бога!

— Да, все верно. Именно этой точки зрения мы и придерживаемся.

— Ну вот! — Никитин обрадовался поддержке и принялся горячо спорить с Олехновичем. Мороз вернулся к своему телефону. Вот и славно.

Инга: И я расстегиваю замок твоей ширинки. Вау. Ты не соврал про восемнадцать сантиметров! И сейчас я буду все их ласкать. Ртом. Начну с головки.

Где-то в районе доски надсадно закашлялся Мороз. Похоже, он всерьез болен. Ну, может быть, по этой причине совещание не станут затягивать.

Инга: Я наклоняюсь и кончиком языка касаюсь ее. Она такая горячая и твердая. И одновременно очень нежная. Мой язык скользит по поверхности, обводит по кругу…

Патрик: Нет, это мой язык скользит по твоему клитору! Он у тебя такой упругий и сладкий. Я беру его в рот и начинаю сосать. Ты стонешь совсем громко, девочка моя. И твои пальцы сами теребят твои соски, ты сходишь с ума от наслаждения…

Резко загорается свет. Оказывается, совещание кончилось. Инга боится вставать, ей кажется, что ноги ее не удержат. Мороз выходит первым, и после него помещение начинают покидать и остальные. Никитин приглашает на кофе и обсудить результаты совещания, но Инга отказывается, ссылаясь на занятость.

Домой добирается как сомнамбула. В квартире спешно сдирает с себя всю одежду, оставив лишь трусики. Да, он прав — маленькие, черные стринги. Полупрозрачные.

Она ласкает себя, не сняв их и недолго. Бурный оргазм и после — острое, до боли желание, чтобы сейчас рядом оказался он.

Чтобы это его пальцы. И все остальное тоже. Чтобы обнять и прижаться всем телом.

Патрик, я тебя ненавижу!

— Паша… — Аленин палец медленно скользит по его груди, ерошит волосы. — Паша, ты просто… Ты сегодня просто дикий зверь.

— Не понравилось? — равнодушно спрашивает он. Теперь он чувствует только опустошение.

— Очень понравилось! — Алена жарко и шумно целует его в ухо. — Ты мой зверь!

Зверь морская звезда.

Черт, что же он сегодня натворил…

Вагон просто глупостей, одна другой хлеще. Единственное, на что хватило силы воли и мозгов… после совещания, несмотря на то, что, чувствовал Паша себя так, что был готов схватить Дубинину за руку, утащить в кабинете и там отыметь прямо на столе — что сделать было категорически нельзя — так вот, несмотря на все дикое возбуждение, Павел запретил себе рукоблудие-вот-прям-щас. В приказной и ультимативной форме запретил. Дрочить на работе — это уже падать ниже некуда. Ну не сопливый же подросток, у которого встает на все в подряд. Должен взять себя под контроль. Должен.

Ну взял. Молодец.

Доработал. Доехал до дома. И сорвался на жену.

Нет, Алена явно не осталась в проигрыше, судя по ее реакции и словам. А вот он сам… Паша чувствовал себя полнейшим мудаком. Что не помешало ему зайти с женой на второй круг, насладиться минетом и трахнуть ее в коленно-локтевой. Алене понравилось. Утешение так себе, скажем честно.

— Знаешь… — Алена снова прижимается к нему, и снова ерошит волосы на груди, и снова томно шепчет. — Я просто уверена, что забеременею сегодня. У меня предчувствие.

Нет, вот сейчас, именно сейчас он почувствовал себя полнейшим мудаком. Потому что Алена не забеременеет. А он лежит с голой женой в постели и думает… думает совсем о другом. И о другой.

Патрик молчал. Молчала и Инга. За все утро — ни одного сообщения. Кто кого шокировал?

Инга себя — точно. Она даже не подозревала, что способна на… такое.

Я жду фото чулок.

Да сейчас прямо! Она тогда фыркнула. А спустя десять минут сделала это чертово фото. С него все понеслось совсем… куда-то.

О том, что люди занимаются виртуальным сексом, Инга, конечно, слышала. Сама не пробовала никогда. Не с кем. Хотя, говорят, люди для этого специально кого-то ищут, бывает. Она не стремилась. Инга вообще считала себя в плане интима… холодной. Наверное, имя способствует — скандинавское, строгое, неласковое. Спасибо родителям. Да и в семье, кстати, об этой стороне жизни не говорили никогда. Как будто секса не существовало в жизни. Эту тему старательно игнорировали, это считалось чем-то неприличным. Инга, наверное, впитала такое отношение от родителей. Даже когда их не стало, ничего не поменялось в жизни. У нее не было романов, она никогда не фантазировала, не мастурбировала.