Ямато-моногатари - unknown

И такое стихотворение:

ОрицурэбаТабуса ни кэгаруТатэнагараМиё-но хотокэ-ниХана татэмацуру

Если срываешь цветок,То к рукам пристает грязь.Таким, как он растет,Я подношу егоБуддам трех миров[463], —

тоже сложил содзё.

Этот сын Ёсиминэ, дайтоку, против воли принявший сан, душой не был согласен со своим положением и в отличие от отца и в столицу хаживал, и отправлял любовные письма. Дочь одного человека, что был родственником этого дайтоку, семья готовила к служению во дворце, и отец неустанно пекся о ней. И вот тайно обменялись они с дайтоку клятвами. Слух об этом дошел до отца, и он жестоко бранил и дайтоку и дочь, запретил дайтоку появляться, и тот стал послушником в горном храме, даже словом не мог с ней обменяться. Прошло много времени, и вот старшие братья этой девушки, о которой шумела молва, поднялись в горы для свершения обрядов. Пришли они в дом, где жил этот дайтоку, рассказывали ему о том о сем, там и почивать легли, тогда дайтоку написал на воротнике одежды старшего брата девушки:

Сиракумо-ноЯдору минэ-ни дзоОкурэнуруОмохи-но хока-ниАру ё нарикэри

На пике горы, где находят приютБелые облака,Влачу дни свои.Полным неожиданностейЭтот мир оказался[464] —

так написал, и брат этот, придворный третьего ранга приказа хёэ, ни о чем не подозревая, отправился в столицу. Сестра его, заметив написанное, верно, очень печалилась. А дайтоку достиг сана содзу и жил под именем Кёгоку-но содзу.

169[465]

В давние времена человек, служивший в чине удонэри, отправился в страну Ямато, в храм Ова, гонцом с подношениями храму. В окрестностях Идэ из некоего красивого дома вышли женщины и дети и стали смотреть на путника. Одна недурная собой женщина стояла у ворот с пригожим ребенком на руках. Лицо этого ребенка было очень красиво, и, остановив на нем взгляд, удонэри сказал: «Принеси-ка сюда ребенка», и женщина подошла ближе. Посмотрел он вблизи, видит – истинная красота – и говорит: «Не выходи ни за кого другого. Будь моей женой. Вот вырастет он, и я вернусь. А это возьми на память», – сказал он, снял с себя пояс и отдал ей. Потом развязал пояс на ребенке, привязал к письму, которое было при нем, и велел нести его дальше. В этот год ребенку было всего лет шесть-семь. Этот кавалер был охотником до игры в любовь, потому так и сказал. А ребенок об этом не забыл, все время в памяти держал. И вот прошло лет семь-восемь, опять этот кавалер был назначен гонцом, отправился, как говорят, в Ямато, остановился в окрестностях Идэ, смотрит – впереди колодец. А там женщины набирают воду и так говорят[466]...

170

Государственный советник Корэхира[467] в те времена, когда он был еще в чине тюдзё, служил по особым поручениям у ныне покойного сикибугё-но мия[468], постоянно бывал во дворце и часто вел разговоры с фрейлинами. Вот как-то был он послан с поручением из дворца, да простудился и очень страдал. В заботе о нем Хёэ-но мёбу[469] сама приготовила ему лечебное сакэ, закуски и послала ему. В ответ ей: «Очень обрадован вашим вниманием. Так мне неприятно, что я заболел», сказал он и:

Авояги-ноИто наранэдомоХарукадзэ-ноФукэба катаёруВагами нарикэри

Хоть и не зеленой ивыВетвь,Но весенний ветерПодул, и уж перед ним клонюсь —Таков я[470] —

так сложил. Хёэ-но мёбу в ответ:

Исасамэ-ниФуку кадзэ-ни я ваНабикубэкиНо вакисугусисиКими-ни я ва арану

Краткое времяДующий ветерКлонить вас,Выдержавшего осенние бури,Не должен.

171

Когда нынешний хидари-но отодо, левый министр[471], был в чине сёсё, он постоянно навещал Сикибугё-но мия. У этого принца служила дама по имени Ямато, и он обменялся с ней клятвами, дама же эта безудержно предавалась игре в любовь, и очень она ему нравилась и казалась занятной. Однако встречаться им было трудно, и Ямато:

Хито сирэнуКокоро-но ути-ниМоюру хи ваКэбури ва татадэКуюри косо сурэ

Неведомый людямВ глубине сердцаГорящий огонь.Дым от него не встает,А лишь слегка курится[472] —

так сложила. Ответ был:

Фудзи-но нэ-ноТаэну омохи моАру моно-воКуюру ва цуракиКокоро нарикэри

На самом делеДым от горы Фудзи —От непрестанного огня,А если курится – от равнодушияСердца это[473].

Но вот долго не приходил он, и она за это время извелась в ожидании. Уж что было у нее на уме – неизвестно, но она решила сделать вот что. Никого об этом не извещая, села в карету и отправилась во дворец. Остановила карету у ворот левого конюшенного приказа и подозвала проходившего мимо. «Как бы мне переговорить с сёсё-но кими?» – спрашивает. «Странно... Как же зовут ту, которой он понадобился?» – тихо проговорил тот и вошел. Еще один прошел и говорит то же самое[474], а потом другой вышел из дворца и сказал: «Наверно, он где-то во дворце. Но говорить с ним нельзя». Потом появился кто-то в верхнем одеянии, и, когда она стала настойчиво подзывать его, тот человек удивился и подошел к ней. «Здесь ли изволит быть сёсё-но кими?» – спрашивает она. «Здесь», – говорит он, и тогда она: «Есть у меня к нему неотложный разговор, передайте ему, что к нему пришли из дворца». – «Это очень легко. Но вы не забудете посредника? Очень грустно, когда встречаешь рассвет, а друга нет рядом» – так сказал этот человек и вошел во дворец. Очень много времени прошло, бесконечно долго она ждала его. Думала: «Видимо, и этот пропал, ничего не сказав сёсё. Что же теперь делать?» И тут он наконец появляется и говорит так: «Сёсё сейчас увеселяет особу императора, с трудом удалось с ним поговорить, и он сказал: кто же это ко мне пришел? Очень странно. Пойди узнай хорошенько – вот что он изволил сказать». Ямато отвечает: «По правде говоря, я из недостойных. Извольте передать, что я сама ему все поведаю». Тот доложил: «Вот что говорит эта дама». – «Уж не она ли это?» – подумал сёсё, очень ему это показалось и неловким и занятным. «Скоро приду», – велел он сказать, вышел и отправился к Хирохата-тюнагону[475], который был в это время в чине дзидзю, за советом. «Вот так и так. Как мне поступить?» Тогда в помещение левого приказа принесли из жилых комнат ширмы и циновки и там ее поместили. «Зачем вы это сделали?» – спросил сёсё, а она: «Очень неприятно мне, что...»[476].

В доме принца Ацуёси даме по имени Ямато левый министр:

Има сара ниОмохи идэдзи тоСинобуру-воКосихики-ни косоВасурэвабинурэ

То, что теперьОбо мне не помните,Терплю.Но о любвиЗабыть не могу и страдаю![477]

172

Император Тэйдзи обычно совершал, паломничества в храм Исияма. Правитель этой провинции тревожился: «Народ устал, и провинцию ждет гибель». Дошло это до ушей государя, и он изволил распорядиться: «Будем полагаться на другие провинции». И все стали привозить и готовить к приезду императора в других провинциях, и он в другие места ездить изволил. Наместник Оми все вздыхал и трепетал: как это государь прослышал о таких словах, и, решив сделать вид, что ни о чем не догадывается, на побережье Утиидэ, по которому император должен был двинуться в обратный путь, воздвиг для него временное жилище такой красоты, какую редко в мире встретишь. Посадил прекрасные хризантемы, приготовил все к высочайшему приему. Сам правитель был очень напуган и спрятался, поместили там одного Куронуси[478]. Как раз следовал мимо император, и один из его приближенных говорит: «Почему это здесь Куронуси?» Император повелел остановить карету и спрашивает: «Зачем ты здесь?» И все стали его расспрашивать, а тот им всем отвечает:

СадзаранамиМамонаку киси воАрафу мэриНагиса киёкубаКими томарэ то ка?

С шумом набегающие волныБыстро берегВымоют, верно.Раз прибрежье чисто и красиво,Может быть, ты соизволишь остановиться?[479] —

так сложил. Император нашел стихи превосходными, сошел, одарил всех, кто там был, а затем к себе вернуться соизволил.

173

Однажды сёсё Ёсиминэ-но Мунэсада поехал по делам, и, когда он проезжал по Пятому проспекту, начался сильный дождь, и он встал, чтобы укрыться, в каких-то полуразвалившихся воротах. Заглянул внутрь – домик, крытый корой дерева хиноки, размером кэн в пять, а рядом кладовая, людей же не видно. Вошел он, огляделся: у лесенки цветет красивая слива. И соловей поет. Людей как будто нет, но через щель в занавеске приметил он какую-то даму высокого роста, в одежде светло-фиолетовой и ярко-алой поверх и с длинными волосами, и говорит она сама с собой:

Ёмоги охитэАрэтару ядо-воУгуису-ноХито ку то наку яТарэ-то ка матан

В плющом заросшемВетхом доме моемСоловейПоет, что кто-то придет,Но кого мне ждать?[480]

А сёсё: