Психадж - Владимир Благов

— Да уж месяц-другой отдыха вам обеспечено.

— И все-таки странно. Будто только вчера вас видел. Именно во время операции.

— Исключено. Я оперировал другого человека — водителя той злополучной машины.

— Правда? Ну и как он?

— Скончался.

— Жаль. Незаурядный был человек: я успел с ним познакомиться.

— Я вижу, вы утомились, — Яковлев встал и направился к двери. — Родственникам вашим сейчас позвоню. Отдыхайте.

— Ишь, конспиратор, — проворчал старик со сломанной рукой, когда врач удалился. — Для одних — Сергей, для других — Вениамин.

— Ты, Кузьмич, на меня не обижайся: в мозгах у меня чуток заклинило. Сразу, понимаешь, не въехал, КТО я. Думал, Сергей, а выходит — Вениамин. Только, чур, уговор, Кузьмич: никому ни гу-гу, а то, не дай Бог, в желтый дом упекут.

— Хохмишь! — с укором бросил старик. — Жену-то не жаль?

— Да как тебе сказать, дед, — сразу посерьезнел Лебедянский. — И да, и нет. Жена-то только наполовину моя… была.

— А-а-а! — протянул Кузьмич. — Изменяла?

— Ну почему так буквально?! Все гораздо сложнее — головоломка какая-то. Разве объяснишь…

— А дочка как к тебе относится?

— А кто ее знает. Не любит, наверно: не за что… Вот выросла дочь, невеста уже, а я, оказывается, ее совсем не знаю. Парадокс?

— Эх, вы, интеллигенты! Кругом у вас парадокс, — проворчал Кузьмич и, взяв с тумбочки пачку «Беломора», заковылял к двери. — Пойду, подымлю.

«Иди, Кузьмич, дыми, — подумал Лебедянский, устало вздыхая. — А мне необходимо собраться с мыслями. Кто я на самом деле? Я не могу с уверенностью сказать, что я — это я. Я то и дело ощущаю в себе самом присутствие постороннего человека. Но этот посторонний неуловимо меняет свой облик: он то Сергей, то Вениамин. Что со мной: раздвоение личности, или продолжение психаджа? Почему, придя в себя, я назвался Сергеем, если для окружающих продолжал оставаться Вениамином? Да, я помню это пригрезившееся мне странствие душ, этот мнимый психадж. Я помню приговор Господа, по которому моя душа должна занять освободившееся тело Лебедянского, или, наоборот — в мое тело должна вселиться неугомонная душа этого шофера. Так, может, ЭТО уже свершилось? А вдруг что-то не заладилось, и в теле, которое я по привычке считаю «своим», сейчас обитают две разные души. Как не сойти с ума, созерцая мир и трактуя его проявления с разных точек зрения одновременно? Если невозможно избавиться от этого гнетущего ощущения, то, как минимум, необходимо тщательно скрывать мое состояние от ближних моих. Странно, но сейчас я не питаю ровно никаких чувств ни к моей покойной жене, ни к моей дочери Лере… Впрочем, о чем это я?! Ведь у меня — ДРУГАЯ семья, МОЯ семья. Которая, кстати, в это время оплакивает меня и не догадывается о моем чудесном перерождении. Как смогу я подать знак того, что я жив, если я сейчас в чужом теле, если для любимых моих я обречен оставаться чужаком?! Нужно ли это им? Не знаю. Но мне, если уж я прошел и рай, и ад, мне это позарез нужно! Как этого добиться — вопрос не из легких, но все же вопрос разрешимый. Древние говорили: возьми себе в помощники время, оно твой единственный лекарь…

Неужели можно признать реальностью мой бред на грани жизни и смерти? А может, я просто сошел с ума?.. Хотя, нет, сумасшедшие обычно не подвергают сомнению свою психическую нормальность. Но что со мной случилось, как это назвать: переселение душ, раздвоение личности, или просто одержимость? Станет ли моя дальнейшая жизнь историей доктора Джекила и мистера Хайда, или же я заговорю по-китайски, начну узнавать незнакомых мне в прошлом людей, как только что в случае с доктором Яковлевым. Ведь не видел его Вениамин никогда в жизни, видел только я, да и то одно мгновение между бредом и явью… Боже мой! Да ведь я рассуждаю то от имени Сергея, то от имени Вениамина! — спохватился Лебедянский. — Неужели я не смогу контролировать самого себя?!»

Эта последняя мысль принесла с собой чувство полного изнеможения. Лебедянский понял, что утомлен, глаза его сами собой закрылись, и он уснул. Ему ничего не снилось. Сознание и подсознание делили сферы влияния в его мозге…

…Спустя два часа Вениамин проснулся как по звонку и увидел слева от себя — на кровати — еще одного больного, парня лет тридцати. Голова его была плотно забинтована. Виднелись только глаза, кончик носа и губы, да сбоку торчало распухшее фиолетовое ухо. По засохшему желто-розовому пятну на бинтах угадывалась рана на затылке. Правая рука и левая нога парня были в гипсе, и за спинкой кровати стоял облезлый костыль.

— Нашего полку прибыло? — глухо пробормотал из-под бинтов парень. — Проснулись? Если вы не против, можно поговорить. Вас как зовут?

— Вениамин.

— А давеча Сергеем назвался, — вдруг хмыкнул справа старик. Лебедянский поленился повернуть голову в его сторону.

— Кузьмич, не перебивай, — беззлобно одернул его парень. — Меня Николаем зовут. Я здесь уже третью неделю.

— А какой сегодня день? — решился спросить Вениамин.

— Суббота, 21 июня, а что?

— Да так, ничего… Собирались сегодня с женой к дочке на годовщину свадьбы, — сказал Вениамин и осекся: мысли спутались. «Ведь это Сергей собирался в гости, а не я!» — запоздало спохватился он.

— Дочка у тебя замужем? — поинтересовался Кузьмич.

— В некотором роде, — пробормотал Вениамин. — Так, значит, я первый день в больнице… А что за больница?

— Первая городская, — ответил Николай. — Как у вас состояние после операции? Я вам еще не надоел вопросами?

— Состояние? — Лебедянский попробовал пожать плечами. — А Бог его знает. Вроде ничего.

— Ну, как надоем, скажите… А про вас по ящику вчера сообщали. В ночных новостях. Кузьмичу телевизор принесли портативный, так мы с ним по ночам втихаря просвещаемся.

— И что… передавали? — заинтересовался Лебедянский.

— Ну, вчера… на таком-то километре… произошло ДТП. Водитель грузовика с места аварии скрылся. Потом, правда, опомнился — вызвал «скорую». Женщина скончалась на месте. Таксиста и пассажира госпитализировали… Вы ведь таксист?

— Нет, я пассажир.

— О-па! В таком случае, извините, ошибся. Примите, как говорится, мои соболезнования… Кузьмич, Долгушин сегодня заходил?

— Сам был, — важно ответил старик. — Яковлев.

— Покурить бы, — со вздохом сказал Лебедянский, косясь на Кузьмича.

— Опять?! — крякнул старик. — Ты ж давеча уже пробовал.

— Кузьмич, организуй! — поддержал Лебедянского Николай. — По-быстрому, а потом проветрим.

— Ты ему лучше сигарету дай, — засопел Кузьмич. — У тебя с фильтром, а то, вишь, они к папиросам непривышные. А я в курилку пойду.

— Зажал свой «Беломор», да? — рассмеялся Николай. — Ну, ладно, без тебя не пропадем, — он взял с подоконника пачку «Явы», достал две сигареты. — Вениамин! Держи!.. Ничего, что я на «ты»?

— Нормально. Нам ли этикеты соблюдать, — Лебедянский прикурил от протянутой зажигалки и вдруг спросил. — Ну а с тобой-то, что за беда приключилась?

— А-а! — махнул здоровой рукой Николай. — Перелом сердца, разрыв ноги.

— Какое-то время они молча курили. Причем Николай нервно кусал губы, сверля взглядом профиль Лебедянского. Ему хотелось открыться этому человеку, поделиться невысказанным, спросить совета. Он так долго оставался наедине со своими мыслями, не имея возможности довериться никому в этой больнице, что теперь был готов кричать от радости, благодаря судьбу, пославшую ему Вениамина. Вениамина, который СНАЧАЛА назвался Сергеем. Уж кто-кто, а Николай-то понимал, ПОЧЕМУ его сосед по палате забыл свое имя.

— Ты знаешь, я ведь тоже в аварию попал, — начал Николай свою исповедь. — И тоже не один. Была у меня девушка, красивая. Нина… И любила меня больше жизни, наверное… А я к ней относился так себе — жениться на ней даже не думал. Встречался ради развлечения… Если бы не я, жила бы еще да жила… На мотоцикле мы с ней разбились. Я сутки провалялся без сознания, а она умерла по дороге в больницу, в «скорой». Вот выйду отсюда, и первым делом — на кладбище. Обязан я ее найти!.. Скажешь, вполне обычное дело — трагедия. Мало ли таких случаев. И нечего в жилетку плакаться. Все так. Но главное, ради чего я все это рассказываю, то, что я, когда очнулся после операции, сначала был уверен, что Я — ЭТО ОНА! И пока мне в зеркале не показали небритого мужика, я был уверен, что Я — НИНА. Мне кажется, у меня были ее воспоминания, ее мысли, чувства. Я был в шоке, думал, с ума сойду, но ничего — прошло. И вот сегодня Кузьмич мне про тебя рассказал. Я подумал, может с тобой что-то похожее творится, в том смысле, что ты не можешь определиться, КТО ТЫ на самом деле…

— Интересно, — сухо обронил Вениамин. — А ты не помнишь, были у тебя какие-нибудь сны, видения, пока ты был без сознания?

— Знаешь, я видел длинный, бесконечный сон. В нем я видел нашу с Ниной ВОЗМОЖНУЮ жизнь. Будто мы поженились, и жили долго и счастливо, как в сказке. Я видел всю нашу жизнь от корки до корки, до седых волос. И теперь ума не приложу, как буду жить без Нины.