Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Терри Пратчетт

— Ага! Ты опять рылась в моей библиотеке! Ну что ж, но ведь и Ньютон говорил, что стоял на плечах великанов.

— Да, но… я думаю, он это сказал только из скромности!

И они спорили всю дорогу домой.

Это была игра. Папа очень любил, когда Эрминтруда собирала нужные факты и прижимала его к стенке каким-нибудь железным аргументом. Папа верил в рациональное мышление и научные методы исследований и потому ни разу не смог выиграть в споре с собственной матерью, которая твердо верила, что все должны ее беспрекословно слушаться, — верила с незыблемостью, о которую разбивались все попытки возражать.

По правде сказать, в самом посещении лекций уже было что-то запретное. Бабушка возражала против лекций, утверждая, что «от них девочка лишится покоя, и у нее начнут появляться идеи». Она была права. Правда, идей у Эрминтруды уже и без того было много, но ведь еще парочка никогда не помешает…

Тут картинки жизни замелькали еще быстрее, чтобы проскочить темные годы. Эрминтруда вспоминала эти годы только при звуках младенческого плача, да еще видела в ночных кошмарах. Поток жизни перескочил вперед, на тот день, когда Эрминтруда впервые узнала, что своими глазами увидит острова под новыми звездами…

Мама к тому времени уже умерла, а это означало, что жизнью в их особняке стала полностью заправлять бабушка. И у отца, тихого, работящего человека, недоставало силы духа, чтобы ей противостоять. Замечательный телескоп заперли в чулан, потому что «хорошо воспитанной юной девушке не пристало глядеть на луны Юпитера, ведь его домашний уклад разительно отличался от домашнего уклада нашего дорогого короля!». Папа очень терпеливо объяснил, что между римским богом Юпитером и Юпитером — самой большой планетой Солнечной системы — разница по меньшей мере в тридцать шесть миллионов миль. Но это не помогло. Бабушка даже слушать не стала. Она никого не слушала. Выходов было два: либо смириться с этим, либо треснуть ее по голове боевым топором. А на это папа был неспособен, даже несмотря на то что один его предок когда-то сделал нечто совершенно ужасное с герцогом Норфолкским раскаленной докрасна кочергой.

Визиты в Королевское общество были запрещены, так как ученые оказались всего лишь людьми, которые задают глупые вопросы. И конец делу. Папа пришел извиняться перед Эрминтрудой, и это было ужасно.

Но Вселенную можно исследовать разными способами…

Тихая девочка, живущая в большом доме, может, если очень постарается, оказаться невидимкой, находясь прямо на глазах у людей. Просто удивительно, чего только не подслушаешь, когда, как хорошая девочка, помогаешь кухарке вырезать фигуры из раскатанного теста. В кухню вечно заглядывали на чашку чаю то мальчишки-рассыльные, то работники из их деревенского имения, да и кухаркины подружки забегали поболтать. Главное было — заплетать косички с ленточками да беспечно ходить вприпрыжку. Такая маскировка действовала безотказно.

Только не на бабушку, к сожалению. Едва взяв бразды правления в свои руки, бабушка запретила визиты на нижний этаж.

— Детей должно быть видно, но не должно быть видно, что они слушают! — сказала она. — А ну прочь! Быстро!

И конец делу. Эрми… Дафна проводила большую часть времени у себя в комнате, за вышиванием. Шитье — при условии, что результат шитья не будет иметь практического применения, — принадлежало к разряду немногих занятий, дозволенных девочке, которая «в один прекрасный день собирается стать настоящей леди». Во всяком случае, так утверждала бабушка.

Надо сказать, что Дафна занималась отнюдь не только шитьем. Главное — она обнаружила старый кухонный лифт, подъемник для еды. Он остался с тех пор, как в нынешней комнате Дафны жила ее двоюродная прабабушка, которой подавали еду прямо в комнату из кухни, расположенной пятью этажами ниже. Подробностей этой истории Дафна не знала, но, насколько удалось выяснить, когда-то, на двадцать первом дне рождения двоюродной прабабушки, ей улыбнулся молодой человек. Она немедленно слегла в чахотке и тихо чахла в постели, пока наконец не зачахла совсем в возрасте восьмидесяти шести лет. Очевидно, ее тело просто умерло от скуки.

С тех пор кухонным лифтом официально не пользовались. Дафна, однако, обнаружила, что, если выломать несколько досок и смазать кое-какие шестеренки, его вполне можно передвигать, подтягивая вверх-вниз на блоках, и подслушивать происходящее в нескольких комнатах. Лифт стал чем-то вроде звукового телескопа для исследования солнечной системы дома, который вращался вокруг бабушки.

Эрминтруда хорошенько помыла лифт, а потом помыла его еще раз, потому что… фу… раз уж горничные не желали таскать на пятый этаж подносы с едой, тем более они не собирались таскать с пятого этажа вниз кое-что другое — например, ночную вазу.

Это было очень интересно и познавательно. Она слушала ничего не подозревающий большой дом, но понимать, что именно в нем происходит, было трудно — как будто вывернули на пол большую головоломку, дали тебе пять кусочков и предложили по ним догадаться, что нарисовано на всей картине.

И вот однажды, подслушивая двух горничных, обсуждавших конюха Альберта и то, какой он гадкий (они явно не слишком осуждали это его качество, и у Эрминтруды появилась уверенность, что оно имеет мало отношения к усердию, с которым он ходил за лошадьми), она услышала спор в столовой. Голос бабушки резал ухо, как алмаз стекло, но отец говорил спокойно и ровно, как всегда, когда сильно гневался и не осмеливался это показать. Она подтянула лифт поближе, чтобы лучше слышать, и поняла, что они спорят Уже довольно давно.

— …и каннибалы сварят тебя в котле! — Голос бабушки нельзя было перепутать ни с чьим другим.

— Матушка, каннибалы обычно жарят свою добычу на вертеле, а не варят.

А этот тихий голос, несомненно, принадлежал отцу. В разговорах с собственной матерью у него всегда были интонации человека, полного решимости не поднимать глаз от газеты, которую он читает.

— Это, конечно, намного лучше!

— Сомневаюсь, что лучше, матушка, но, во всяком случае, точнее. Как бы то ни было — насколько нам известно, жители острова Шестого Воскресенья После Пасхи никогда не готовили людей для употребления в пищу, будь то в котле или без оного.

— Не понимаю, зачем тебе вздумалось ехать на другой конец света. — Бабушка переменила направление атаки.

— Кому-то надо ехать. Наш флаг должен реять над морями.

— Это еще почему?

— Матушка, вы меня удивляете. Это наш флаг. Он должен реять.

— Не забывай: стоит всего ста тридцати восьми людям умереть, и ты станешь королем!