33 новеллы о любви - Тимур Зульфикаров

Когда боль более тела и души?..

…А потом пришла с базара промокшая но веселая чародейная возлюбленная младая жена моя Халлия-Хатшепсут

А потом пришла духмяная нощь с неистовыми плеядами чистшими яроогненными сполохами как всегда бывает после всетемного всесокрушительного всеутомительного ливня

А потом начался со небес со плеяд несметный звездопад как всегда после ливня в мае когда в змеях созревает каплет яд а в небесах течет звездопад

А потом Халлия-Хатшепсут вожделенно обделенно весело сказала:

— Гляди дервиш муж мой! Все звезды падучие ручные летят в наш дворхавли, а раньше они падали далеко окрест.

А теперь все текучие призрачные алмазы Аллаха летят в наш нищий хавли…

Тогда дервиш улыбчиво сказал:

— Раньше дувал наш дряхлый им мешал — теперь он в ливне уплыл оплыл пал и открыл пути звездам…

Тогда дервиш прошептал:

…есть древлее поверье кочующих славян и цыган, что звёзды падают в тот двор и на тот дом, где дева тайно лишилась девства святого бродильного макового утомчивого своего…

И зарыдал…

…Дервиш со мной это было в первый раз…

…со мной это было в последний раз…

Помоги Аллах!

1989

Вечная любовь

Ходжи Насреддина

Борису Царёву

…И все-таки Вавилонская Башня — это всего лишь недостроенный зебб-фаллос великого Ходжи Насреддина….

…Великий тонный зеббоносец Ходжа Насреддин женился на юной плясунье Ашурбаннипал-Хуршеде-Кандарра

И угомонился усмирился в сладких тихих одеялах её шелках лядвеях чутких персях лонах извивах её! ой! её…

Стали говорить в народе, что великий ценитель дегустатор воитель апостол мудрец певец соитья утих утих увял

…осенний горный заброшенный сад

И некому более собирать тучные златые плоды его кроме жены Хуршеды Сарданаппал Хаммураппи Тейи…

Великая курчавая горная безумная вечновесенняя в шароварах бухарских река впала в тихое озеро сладчайшее

Много сладких ночей курчавых кроветворных семятворных прошло у Ходжи и Хуршеды

Но вот стал великий гонец певец соитья пропадать исчезать из одеял и лядвей и лона и кибитки Хуршеды Хардуббы Халлссуты

Куда он уходил?…

Куда? куда? куда? — рыдала Ххуршеда обладательница сладчайших ягодиц и лона змеиного скачущего льстивого вечнотекучего вечнозеленого вечнонаперченного гнезда фаллоса Насреддина.

— Куда куда муж зебб мой твой фаллос всех древних греков и персов и иудеев куда уходит зебб мой твой по утрам куда куда куда… — рыдала жена.

— Куда он бежит из преданного кишащего медами всех пчел земли улья улья гнезда гнезда гнезда?.. — рыдала Хуршедадда…..

Айххха!..

И рыдали опустевшие одеяла лона её, ея, ея…

Тогда тайно Хуршеда решила узнать куда уходит Ходжа Насреддин

И куда уводит щедро уносит он зебб златоносный плодоносный свой из родимого тишайшего сладчайшего сокровеннейшего меж ног Хуршеды гнезда…

А ранним петушиным утром Ходжа выскользнул как змея из кибитки родной…

И бежал яро схватив только одно алое бухарское павлинье одеяло…

И пошел завернувшись в одно одеяло нагой нагой в лазоревых телячьих туманах родины своей кишлака своего Чептура где был тысячи лет назад кем-то зачат…

И где мечтал умереть но Аллах дал ему жгучее вечнокурчавое бессмертие а не дал смертного конца венца…

Тогда змеиная Хуршеда неслышно упоенно горько слезно схватила взяла каратагский двуострый нож и певучее еще теплое одеяло свое…

И яростно за Ходжой нагая в одеяле душистом теплотворящем пошла пошла пошла поползла побежала понеслась повлеклась а зря!..

А зря!…

…Айх! Ах сладчайшие мудрые жены всех народов всех веков всех мужей всех стран!

О если муж ваш бежит безнадежно за плодотворящим зеббомфаллосом своим невесть пенно куда-то — о мудрые! — не надо ему мешать, как нельзя мешать камнепаду в горах иль разливу весенних рек в полях…

Айх!..

…улыбается сам Господь Миров Аллах!..

И беглый Ходжа долго шел скакал как козел-архар в горах в туманах у родной реки Кафирнихан…

Весна, первоначальная текучая талая была когда человек после зимы залежалой ежемгновенно готов к великому соитью всепоглощающему

И Ходжа пожалел в речном шалом ветре что много ночей и семян он истратил в одном гнезде Хуршеды Аменхотепп отнимая свой великий зебб усладитель у других жен и дев взыскующих…

Ходжа улыбался пестро пего яростно и щедро

И был он завернут одет в одно лишь одеяло жадное жаркое

Которое одно захватил находчиво когда бежал из семейной постели ложа в весенний ветер в древнюю свободу великих кочующих зеббов-фаллосов и девьих гнезд алчущих и принимающих….

А он был радостно открыто распахнуто наг наг наг наг

И неоглядно отворенно открыт для всех соитий этого вешнего мира затонувшего в соитьях а в океане соитий он объятый алчбой свято бежал уповал…

Брат!..

Ты видел как стрела срывается с тетивы?..

…пуля радостно вылетает из дула?..

…великий Зеббоносец бежал из семейного гнезда! да! да! да!..

Айхха!

Он оголтело озверело бежал завернутый в одно одеяло он готов был к соитью даже с камнем женовидным с валуном мореным а таких много было у реки…

…Хуршеда Артаксеркс разве можно удержать в одеялах семьи горную реку?..

…а Ходжа бежал растопыренно распаренно распаленно раскаленно в одном одеяле пав-линьем вдоль курящейся вечнобьющейся как в вечном соитье реки Кафирнихан…

…О океан сладчайших соитий! я плыву растворяюсь в тебе!..

…жена моя? где семья моя? где семейные тошные как осенние листья одеяла бархатные мои?..

И тут на брегу Кафирнихана стояла Мусобикка-Хальда о тринадцати спелых зрелых летах с кумганом речной воды

И она расплескала всю воду когда увидела несущегося в одеяле павлиньем великого Ходжу Зеббоносца о котором с детства спелого слышала яро и воздыхала уповала мечтала…

И тут алое необъятное одеяло упало с яростного ослиного тела его но необъятный ствол удерживал навесу набегу родильное одеяло бамбук камыш

Но где где где ты брат видел такой бамбук? такой камыш?..

Только меж ног великого Ходжи!..

Только!..

— Ах Мусобикка тринадцатилетняя с тринадцатью плетеными змеиными курчавыми косичками…

А ты спелая не хочешь посидеть на одеяле этом бушующем павлиньем?

…расплету все твои тринадцать девичьих косичек и заплету четырнадцатую курчавую меж уж уже переспелых шелковых персиковых абрикосовых ног ног ног твоих заждавшихся застоявшихся? а?..

— Ай Ходжа я ужаленная златомедовая пчела оса!..

Я люблю сидеть на деревьях на ветвях на гладких сучьях суках! ай люблю!..

Ай обильное одеяло держится на одном стволе

Ай ай ай а как я удержусь?..

А не поникнет не рухнет сук ствол зебб фаллос твой а? а? а?..

…на таких стволах держится не только обильное тяжкое павлинье одеяло

А весь мир земной держится на этом суку стволе…

…думаю что и загробный мир тоже стоит висит покоится ярится сладко на нем на нем на нем!..

Ойе! ойе! ойе!..

Садись на ствол весело и я заплету четырнадцатую курчавую каракулевую косичку меж твоих веселых бушующих лакомых ног ног ног…

Ойе!..

И она села на сук на ствол на одеяло на нем

А Ходжа косичку курчавую из первых юных кудрей меж ног её мудро заплел…

…Ойе! весной даже лазоревая прозрачная струистая стрекоза мечтает о погромном зеббе фаллосе стволе неистового кровомутного осла осла осла!

Ойе! Айя!

А потом Ходжа снял одеяло и они легли на одеяло и Ходжа лежал забвенно сонно на одеяле…

А Мусобикка-Хальда весело плескалась пласталась терзалась терялась скакала удавалась услаждалась на неистовом зеббе его…

Ойе!

Но потом она изнеможенно пала рухнула с непомерной живой высоты необъятного ствола

И уснула великим родильным сном девственницы зачавшей несвятого младенца острозеббого…

Тогда великий Ходжа благодарно поцеловал уж не дитя уж не деву а грядущую приречную жену матерь…

И собрал разгромленное разрушенное одеяло алое павлинье все еще павлинье а местами малиновое от девственницы нарушенной…

И пошел опустошенно обрадованно вдоль реки бьющейся в вечном соитье о котором только мечтал великий зеббоносец…