Монте Верита - Дафна дю Морье

— Ну вот ты, наконец, и нашел свою гору, — произнесла она. — Долго же тебе пришлось искать.

Голос ее был мягким, спокойным и совсем таким же как раньше.

— Это ты позвала меня сюда, когда разбился самолет? — спросил я.

Она засмеялась, и я понял, что не было никаких разлук, время не двигалось на Монте Верите.

— Я хотела, чтобы ты пришел ко мне гораздо раньше. Но твоя душа отвернулась от меня, как будто ты выключил приемник. Для разговора по телефону нужны двое. Теперь тоже так?

— Так, — ответил я. — Но в наших новых изобретениях для связи используются радиолампы, а не души.

— Твоя душа была так долго глуха, закрыта. Жаль. У нас столько общего.

Виктор мне писал, когда хотел рассказать, о чем он думает. Тебе бы этого не потребовалось.

Тогда во мне и проснулся лучик надежды и осторожно, наощупь, я спросил ее:

— Ты читала его письмо? А мое? Ты знаешь, что он умирает?

— Да, — ответила она. — Он болен уже много недель. Поэтому я хотела, чтобы сейчас ты был здесь, чтобы мог быть рядом с ним, когда он умрет. Ему будет хорошо, если он узнает, что ты видел меня, разговаривал со мной. Он будет счастлив.

— А почему ты не хочешь пойти к нему сама?

— Так будет лучше. Тогда он сохранит мечту.

«Мечту? Что она имела в виду? Может, они не были такими всесильными на Монте Верите. Понимала ли она опасность, которая им грозила?»

— Анна, — забеспокоился я. — Я сделаю все, что ты мне скажешь. Я вернусь к Виктору и буду с ним до последней минуты. Но времени мало. Важнее то, что вы все здесь в большой опасности. Завтра, может даже сегодня ночью, люди из долины собираются подняться на Монте Вериту, они ворвутся сюда и убьют вас. Вы должны уйти отсюда до их прихода. Если вы не можете защитить себя сами, позволь мне как-то помочь вам. Мы не так далеко от цивилизованного мира. Что-то ведь можно сделать. Я спущусь в долину, разыщу телефон, свяжусь с полицией, с армией, с властями…

Я говорил и говорил, потому что, хотя и сам не ясно представлял, что можно предпринять, мне очень хотелось, чтобы они доверились мне, поверили в меня.

— Ведь теперь, — продолжал я, — жизнь здесь станет для вас невозможной.

Даже если я сумею предотвратить нападение в этот раз, в чем я сомневаюсь, все равно это случится на следующей неделе, в следующем месяце. Больше вы не будете здесь в безопасности. Вы так долго жили, отгородившись от мира, что не знаете, каков он сейчас. Даже эту страну недоверие разорвало надвое, а люди из долины уже не те суеверные крестьяне, что были прежде. Теперь у них современное оружие, и жажда убийства поселилась в их сердцах. Ни у тебя, ни у других на Монте Верите нет никаких шансов.

Она не отвечала. Она сидела на ступеньке, одинокая и молчаливая в белой накидке и капюшоне.

— Анна, — снова начал я. — Виктор умирает. Может быть, уже мертв. Когда ты уедешь отсюда, он не сможет тебе помочь, не смогу и я. Я любил тебя всегда. Мне не надо говорить об этом, ты сама догадывалась. Когда ты ушла на Монте Вериту двадцать шесть лет назад, ты разбила жизнь двум мужчинам.

Теперь я нашел тебя. Есть другие места, далеко отсюда, куда не добралась цивилизация, мы сможем жить там — ты и я. И остальные, если они захотят уехать с нами. У меня достаточно денег, чтобы устроить все это. Тебе не о чем будет беспокоиться.

Я уже видел себя, решающего различные вопросы с консульствами и посольствами, занимающегося оформлением паспортов и покупкой одежды. Я представил себе карту мира, перебрал в уме горные хребты от Южной Америки до Гималаев и от Гималаев до Африки. Или пустынные районы на севере Канады, не заселенные и неисследованные, или необъятные пространства Гренландии. А сколько было островов, бесчисленных островов, где не ступала нога человека, и куда залетали только морские птицы. Мне безразлично было, что она выберет: горы или острова, дикие чащи или пустыню, непроходимые леса или арктическое безмолвие. Я так давно не видел ее и хотел только одного: навсегда быть вместе.

Теперь это стало возможным. Виктор не сможет предъявить свои права, потому что он умирает. Я был резким, откровенным и сказал ей об этом. И я ждал ее ответа. Она засмеялась своим теплым, таким любимым с прежних времен смехом, и я почти рванулся обнять ее, потому что в этом смехе было столько жизни и радости, столько обещания.

— Так как? — спросил я.

Она поднялась со ступеньки, подошла и встала рядом со мной.

— Жил-был однажды человек, — сказала она. — Как-то он пришел на вокзал Ватерлоо и с надеждой, горячо попросил у кассира билет до Рая. Только в одну сторону. Когда кассир ответил, что такой станции нет, он бросил ему в лицо чернильницу. Вызвали полицию, человека увели и посадили в тюрьму. Ты ведь просишь у меня то же самое — билет до Рая, а это — Монте Верита.

Я почувствовал себя задетым, даже раздраженным. Из всех моих планов она ни слова не приняла всерьез, она посмеялась надо мной.

— Что ты предлагаешь? — спросил я. — Ждать здесь за стенами, пока придут люди и разнесут их?

— Не беспокойся о нас, — ответила она. — Мы знаем, что нам делать.

Она говорила так равнодушно, будто мы обсуждали какие-то мелочи. С болью в сердце я видел, как нарисованное мною будущее ускользает от меня.

— Так у вас есть какой-то секрет? — спросил я почти укоризненно. — Ты можешь сотворить чудо, спасти себя и других? А как же со мной? Ты можешь взять меня с собой?

— Ты не захочешь сам, — она дотронулась до моей руки. — Знаешь, нужно время, чтобы создать Монте Вериту. Это ведь не только когда обходишься без одежды и поклоняешься Солнцу.

— Понимаю, — согласился я, — и готов начать все с начала, обрести новые ценности. Все, что я делал в мире, бессмысленно. Талант, усердие, успех — ничего не значат. Но если бы я мог быть с тобой…

— Как — со мной?

Я не знал, что ответить. Вопрос был неожиданным и слишком прямым. Но в глубине души я понимал, что хочу всего, что может быть между мужчиной и женщиной. Не сразу, конечно, позже, когда мы найдем какую-нибудь гору, пустыню или нечто еще и укроемся там от мира. Не было нужды повторять ей это. Главное ведь — я готов был следовать за ней куда угодно, если бы она мне позволила.

— Я люблю тебя и любил всегда, — сказал я. — Разве этого недостаточно?

— Нет. Только не на Монте Верите.

Она отбросила капюшон, и я взглянул на ее лицо. В ужасе я смотрел и не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова. Я оцепенел, а мое сердце заледенело. Одна сторона ее лица была чудовищно изъедена, почти уничтожена.

Болезнь охватила лоб, щеку, шею; кожа иссохла, покрылась пятнами. Глаза, которые я так любил, потускнели и провалились в глазницы.