Лед небес - Хельга Лагард

всех сближал, напоминая о живом мире и о мечте спокойно умереть, ожить и вновь очутиться здесь, но уже не без страха перед поездами. Вернуть на небо настоящий Рай.

Все это перед костром они и обсуждали. Доверяли огню тайны, скармливая ему их и наивно веря, что в пламени они исчезают бесследно.

Но при Йохане откровенничал кто мало; новичкам почти не доверяли, особенно — любопытному юнцу. Иммануил не так много времени проводил в обществе своего отряда, но настроения его всегда предвосхищал. И лидерство — обозначал.

Увидев Хлою (еще оправлявшуюся в доме), которая излучала свет белой формы слуги божьего, духи — любопытные не меньше того Йохана — не удержались от расспросов. Кто такая и зачем? А не подослана ли богом?

Уязвленный таким вниманием к своему инструменту, Иммануил сделал вдруг то, что шло вразрез с его установками; он повел о ней свой рассказ, доказывая не только ее полезность, но и свои права на нее. Мир перед глазами помутился, язык разбух от яда — отвести подозрения от Хлои. Доказать свою власть над ней, чтобы никто не смел кинуть косого взгляда. Чтобы признавали ее, как марионетку в его руках, и с ней — его авторитетом — считались.

И отсутствие Йохана подливало масло в огонь костра, который трещал, пожирая очередную тайну. И заглушал поступь Хлои, которая, верно истолковав тон его слов, бесшумно уйдет.

XX. Грех

Иммануил толком не знал Йохана, как и всех тех, кто присоединился к отряду после его побега; о новичках ему рассказали у костра перед роковым откровением. Если бы Эрхарт заранее проведал про нрав Йохана и про то, что Хлоя уже была с ним знакома, в одной комнате он бы их не оставил.

Минкар рассказал и о тех, кто не присоединился к ним, а их покинул, переметнувшись к богу; и когда предательство в их рядах случалось, приходилось менять убежище и начинать все сначала.

И было такое не раз. И чем больше в рядах Элохима становилось тех, кто раньше воевал против, тем большему риску подвергались все те, кто сплотился вокруг Иммануила стеной. И тем большая беда грозила Хлое.

* * *

Рассказ его, почти завершенный, прервался Йоханом. Тяжело дыша, он сообщил, что Хлоя все услышала и сбежала.

Пелена с глаз Иммануила спала, а язык, полный яда, запросился в глотку — проглотить бы его и никогда не говорить!

Духи вокруг засуетились, косясь на Иммануила, а он не сразу пришел в себя. Но как пришел — сразу подорвался, схватил за руку Йохана, а остальным велел никуда не деваться. Юнец показал ему сторону, в которую направилась Хлоя, и Иммануил вцепился в тропинку ее следов, путать которые она даже не пыталась. Йохан признался, что это он подбил Хлою подкрасться к их сборищу, но злиться на него Эрхарт не мог. Он сам разрушил все, что выстраивал так долго — и разрушил каким-то вырвавшимся из-под контроля словом. Так стараться, так пыхтеть, столько приложить усилий — и потерять все в один миг, прекрасно помня о Хлоиной ранимости.

Йохан между тем раскаивался в том, что не остановил ее, но и это Иммануила не волновало — если Хлоя чего-то хочет, переубедить ее не так уж и просто.

Хлоя, Хлоя, Хлоя…

Деревья проносились мимо, следы Иммануил не пытался заметать и сам, с каждым шагом ускоряясь — успеть бы к беглянке раньше бога. И что сделать? Упасть ей в ноги? Клятвенно заверить в том, что он специально так перед отрядом раздувался, чтобы убедить всех в своей власти?

Вряд ли что-то тут поможет, когда Иммануил прямым текстом признался в том, что это он нанес Адрагану смертельную рану. Хоть все царство мертвых положи к ее ногам — прощение этим не заслужишь.

Внезапно легкие пронзила боль, ледяной воздух их обжег, дыхание участилось, а ноги обуяла слабость. Что это? Усталость? Никогда ее не ощущал. Сколько открытий тебя еще ждет с Хлоей? Насколько очеловечишься еще?

Иммануил замер посреди дороги, наступив ровно в след Хлои, а Йохан едва не уткнулся в его спину носом. Лес, известный каждый веткой и сучком, вдруг показался чужеродным. Начинался снегопад.

Что же это, мир? Не одобряешь? Но я же стараюсь для тебя!.. Молчишь? Да хоть не просыпайся… Но сохрани Хлою, потому что для нее ты настоящий незнакомец, ради которого я сломал ее. Это я отличаю все деревья друг от друга и определяю по ним тропы, помню лабиринты под землей и охраняемые в них входы, а она заплутает и в трех соснах.

Йохан поглядывал на него с опаской, но Иммануил его не замечал. Недолго постояв, он возобновил путь с новой силой, перейдя на бег. Судя по тому, куда направлялась Хлоя, ничего хорошего ее там не ожидало. В самой гуще Элохимовых псов.

Иммануил, вспомнив о безопасности, замедлил ход, и Йохану дал знак быть осторожнее. Почему же она выбрала эту дорогу? Почему именно сюда ее занесло, куда и он не всегда рисковал совать нос?

Иммануил напрягал слух, проклиная оглушающую тишину леса, скрипел зубами, прикрываясь ветвями, медленно продвигался дальше и отдалялся от Хлои с каждым шагом. Время, которое раньше ему помогало, работало против, и треклятые часы, заново изобретенные богом, обернулись сыну его врагом.

Следы привели его к дереву, снег у подножья которого был продавлен. Она тут сидела. Рядом обнаружились пятна крови и бессознательные тела. Йохан прерывисто вздохнул, а Иммануил мазнул по двум стражникам беспристрастным взглядом, возвращаясь к размножившимся вдали следам. Она отбилась от стражников и убежала — туда, где патрули сгущались. И ее присутствие тут ощущалось до сих пор, которое Иммануил старался в себя вобрать.

Но наследивших стражников было трое. А тела лежало два.

Плюнув на все меры предосторожности, Иммануил опять побежал, а Йохан с трудом поспевал. Но опоздали они оба. Целая группа стражников оттаскивала бесчувственную Хлою в сторону железной дороги, и среди них узнавались лица тех, кто раньше воевал против бога. Занятые Хлоей, Иммануила они не заметили, а когда могли бы заметить — его уже не было. Отступив в сень деревьев, он сжимал и разжимал кулаки, каким-то чудом себя контролируя, и голоса предателей до него толком не долетали; кровь, необычайно живая, шумела в ушах, пробудившаяся от тяги к жизни другой.

— …в темницу короля. Ему будет интересна проводница, которая смогла сблизиться с принцем.

Прислушиваться было не надо — терпение и так на исходе. Благо, ответственность