Елена-Робинзон. Приключения девочки на необитаемом острове - Эдуард Гранстрем

«Неужели болезнь так сильно изменила меня?» — подумала она, отдаваясь охватившему её чувству восторга.

Но вот взгляд её остановился на величественной смоковнице по ту сторону озера. Она вспомнила о пальмовом листе, исписанном ей в тот вечер, когда она впервые спустилась в долину, и захотела прочесть это письмо.

Быстрыми шагами направилась она к смоковнице, подняла камень; разрыв песок, достала и прочла свой пальмовый лист. В это время в другой стороны озера до неё донеслись мягкие, нежные звуки флейты.

Казалось, слепой отец в этих звуках изливал её юные мечты, и ей овладело непреодолимое желание излить свои чувства. Она достала новый пальмовый лист и начала писать:

«Вокруг меня всё дышит радостью и весельем. По деревьям, около своих гнёзд, порхают пернатые обитатели этого зелёного царства. Как они счастливы! Жизнь их проходит без тоски и печали! Зачем же тоска сжимает грудь мою? Ведь со мною дорогой отец!.. Ведь я — его единственная радость и опора! Зачем я предаюсь бесплодным мечтам? В душе моей, помимо воли, возникает целый мир грёз. В каждом звуке, доносящемся сюда с того берега, я слышу выражение чувств моего дорогого отца! В них тоже слышится тоска по родине… О моя дорогая мама, увижу ли я тебя когда-нибудь?…»

Елена отбросила от себя пальмовый лист залилась горькими слезами. В эту минуту она глубоко почувствовала своё одиночество.

Слёзы облегчили её сердце. Она успокоилась и направилась к морскому берегу. Было время отлива, и Елена решила совершить маленькую прогулку по песчаной отмели с целью осмотреть то место, где находился разбитый корабль.

Она пошла по сухой отмели и скоро дошла до корабля, от которого оставалось теперь одно только дно, глубоко врезавшееся в скалу. Поблизости лежало множество вещей, наполовину занесённых песком. Между ними находился сундук с разной одеждой.

Елена принялась выбирать из сундуку вещи, казавшиеся ей необходимыми, и складывать их на отмель. Она так усердно занялась этим делом, что совсем не заметила, как с обычной силой и быстротой начался прилив. Сильный шум волн заставил её оглянуться, и она с испугом увидела, что грозные волны стали заливать песчаную отмель, оставленную ими несколько часов назад. Со всех сторон пенилось и клокотало бушующее море, и волны с яростью лезли на песчаную отмель, как бы желая поглотить неосторожную девушку.

Елена бросилась бежать к берегу, но вода прибывала с такою быстротой и силой, что скоро настигла её, залив всю отмель. Елена с ужасом увидела, что со всех сторон окружена водой. Несмотря на то, что вода достигала ей уже до колен, она не теряла присутствия духа и смело спешила вперёд.

Достигнув берега, она оглянулась на бушующие волны, и лёгкая дрожь пробежала по её телу. На отмели, по которой она только что ступала, не замочив даже ног, пенились и шумели грозные валы.

Уходя, она остановилась у водопада, чтобы ещё раз оглянуться на море, и вдруг на краю горизонта внезапно заметила маленькое пятнышко.

— О Боже, корабль! — воскликнула она в порыве восторга.

Как очарованная, стояла она на месте, не имея сил оторвать глаза от белевшей точки, и целый мир надежд сразу охватил её душу. С напряжённым вниманием всматривалась она в эту белую точку, а затем поспешила к отцу, чтобы сообщить ему чудесную весть.

«Я сейчас вернусь, — подумала она, — и с корабля наверное, заметят развевающийся на горе флаг».

Быстро побежала она по ущелью, миновала озеро и, запыхавшись, подбежала в гроту, в котором оставила отца.

Но едва успела она заглянуть в грот, как в ужасе остановилась у входа. Отец лежал на земле, склонившись головой на Библию, и мертвенная бледность покрывала его лицо. Елена бросилась к нему, схватила его руку — она была холодна…

Невыразимый ужас охватил девушку, и страшное предчувствие мгновенно закралось в её душу. Ноги её подкосились, она потеряла сознание и упала.

Глава XX

Наконец слабый голос отца, звавшего её по имени, привёл девушку в себя. Она быстро очнулась, приподнялась и, окинув взглядом грот, вспомнила о своём ужасном предчувствии. Увидев отца, она бросилась к нему.

Елена тотчас заметила, что силы отца были слабее, нежели она ожидала. Он даже не мог приподняться без её помощи и, вероятно, упал от слабости.

— Елена, — произнёс он слабым голосом, когда они подошли к своему жилищу, — отведи меня в самый тёмный грот. Свет режет мне глаза!

— Ах, папа, тебе прежде всего нужен отдых! — заботливо возразила девушка, усаживая его. — Я сейчас завешу вход чем-нибудь, чтобы дневной свет не тревожил тебя… А знаешь, я только что видела парус на море!

— Парус! — почти вскрикнул старик и быстро приподнялся, но тотчас снова опустился в изнеможении. — Не ошиблась ли ты?

— Мне кажется, что это был парус, хотя я и не вполне уверена!

— Елена, вернись скорее на берег!

— Но как же я оставлю тебя одного? — озабочено возразила девушка.

— Я пока отдохну здесь. Ступай, друг мой.

Елена завесила вход в пещеру и бросилась бежать к водопаду, откуда открывался широкий вид на море.

С беспокойством и тайной надеждой скользили взоры её по безбрежной водной равнине, отыскивая на ней белое пятнышко. Но, увы! Повсюду взгляд встречал лишь однообразное движение волн, кативших воды свои в бесконечную даль. С глубокою скорбью всматривалась она в далёкий горизонт, отирая слёзы, затуманивавшие ей глаза. Но напрасно: над необъятным морем лежала печать беспредельной пустоты, в которой терялись утомлённые взоры девушки.

Елена отёрла слёзы и, разочарованная, вернулась к отцу.

Приближаясь к гроту, она услышала слабый голос отца:

— Слышу, дитя моё, по твоей походке, что ты обманулась!

Вместо ответа Елена глубоко вздохнула.

— Ты должна увести меня отсюда! — продолжал старик.

— Отчего же, папа, ты не хочешь остаться здесь? Я постараюсь завесить вход так, что свет совсем не будет беспокоить тебя!

— Нет, нет, дитя моя! Я хочу, чтобы ты отвела меня в уединённое, тёмное место, подальше от озера, от долины и всех этих весёлых мест, о которых ты так много рассказывала мне. Я чувствую, что мне надо подышать горным воздухом. Как ты думаешь, могу ли я взобраться на ту гору, где ты нашла памятник матери француза?

— Дорога туда не очень утомительна, — ответила Елена, удивляясь такому желанию отца, — но там так мрачно среди тёмных кипарисов и голых уступов скал!

— Хорошо, друг мой, сначала я отдохну немного, а потом ты отведёшь меня туда.

Старик прилёг на постель и задремал. С невыразимою грустью смотрела Елена на своего состарившегося отца; усталое бледное лицо его говорило ей, что он сильно страдает.

Не прошло и четверти часа, как старик проснулся и с трудом поднялся.

— Пора, друг мой, пойдём, — сказал он, опираясь на руку дочери.

Это настойчивое желание отца поразило девушку; но она молча покорилась его воле.

Они вышли из пещеры и медленно направились к отдалённой горе. Дорогой старик говорил о далёкой родине, вспоминал жену и друзей своих, советовал дочери не терять надежды: он был уверен, что к острову в недалёком будущем пристанет корабль.

Когда они на пути остановились, он говорил о вечности и бессмертии души человека. Никогда ещё не слышала Елена от него подобных речей, и потому слова его ложились ей на сердце тяжёлым бременем.

Слушая отца, она едва сдерживала слёзы. Какое-то смутное чувство говорило ей, что скоро ей предстоит пережить горькие минуты.

С великим трудом поднялся старик с помощью дочери на высокую гору под сень тёмных кипарисов.

По просьбе отца она описала ему место, на котором они находились, а затем предложила ему отдохнуть под этими вековыми деревьями, прежде чем пуститься в обратный путь. С этой целью она собрала и большой ворох листьев и накрыла всё захваченным с собой одеялом.

— Друг мой! — заговорил старик слабым, дрожащим голосом, опускаясь на приготовленную постель. — Я нарочно выбрал это место. Настаёт последний час мой. Ты здесь заботливо постлала отцу своему последнее ложе.

— Покоримся воле Божией! — произнёс он глухим голосом, положив ей на голову руку.

Громкие, неудержимые рыдания вырвались из груди Елены. Ей стало ясно, что скоро отец навсегда оставит её, и выбор им этого места давал теперь ей последнее доказательство его любви и заботы о ней.

— Собери всё силы свои, дитя моё, — продолжал старик, — и выслушай мою последнюю волю. Побудь со мной, пока во мне ещё теплится жизнь. Но потом закрой мне глаза, накрой лицо и засыпь мою могилу мхом, которого здесь много, а когда окажешь мне эту последнюю услугу, уйди отсюда. В эту священную минуту я запрещаю тебе когда-либо подходить к этому месту. Но когда тебе случится быть по другую сторону горы или в долине у озера и твой взгляд случайно остановится на этих тёмных кипарисах, то помни, что отец твой своим последним вздохом благословил тебя!