Дело чести генерала Грязнова - Фридрих Незнанский

– Но ведь… – попытался было восстать против подобного произвола Ихтеев, однако Рогачев тут же посадил его на место:

– Слушай, Макар, не заводи меня. Отрабатывать хлебушек надо, отрабатывать! Не зря в прокурорском кресле сидишь.

Ихтеев хотел было сказать что-то в ответ, может быть даже возмутиться, но Рогачев нажал кнопку на пульте, и в дверном проеме выросла статная фигура восемнадцатилетней «белорыбицы», в глазах которой плескалась томная нега.

– Людочка, дорогая, сообрази-ка нам бутылочку коньячка да закусить что-нибудь. И все! Меня здесь нет.

Когда секретарша вышла, плотно прикрыв за собой дверь, Рогачев произнес тоном, не допускающим возражений:

– И еще вот что, Макар. Посади-ка на прослушку дружка нашего Чуянова. Есть слушок, будто он начинает копать убийство в «семерке». Не нравится мне все это…

Когда Ихтеев ушел, Рогачев потянулся рукой к телефону, набрал рабочий номер Полуниной. Услышав голос Раисы, проворковал в трубку:

– Свободна, надеюсь? Еду.

Проводив тоскующим взглядом растворившийся в наступающей темноте черный джип Рогачева, Раиса Борисовна покосилась на темные провалы окон и со вздохом обреченного человека открыла калитку. Света не было, а это значило, что Полунин – она уже забыла, когда в своих мыслях называла мужа Олегом – «добрел» все-таки до дома и теперь спал, завалившись прямо в одежде на диванчике.

Впрочем, ее сейчас мало волновало состояние мужа, и она даже вздохнула облегченно, подумав о том, что не надо будет врать в очередной раз, вешая лапшу на уши о проблемах с двойной бухгалтерией, которые она не могла да и права не имела перепоручить кому-либо из «девочек». Несмотря на клятвенное обещание «не пить» или хотя бы «не пить в рабочее время», Полунин с трудом выдерживал «щадящий», то есть второй, вариант, да и то наполовину. Опохмелившись утром, он прятал в кейс оставшуюся водку местного розлива и уже в своем кабинете, в офисе компании, добирал ее до победного конца, растягивая по граммам до пяти вечера. По пути к дому покупал вторую бутылку и «начинал» ее, не доезжая до дома. Он не стеснялся своего водителя. Утром следующего дня все повторялось по новой, и Раиса Борисовна, давно уставшая бороться с пьянством мужа, молча смотрела, как он дрожащей рукой наполняет стакан. «Похмельную» бутылку он также покупал по пути домой.

Перед тем как подняться на крыльцо, Раиса Борисовна постояла на нижней ступеньке и, положив руку на резное перильце, вдыхала настоянный волнующими летними запахами воздух и не могла надышаться. Будто боялась того, что как только она переступит порог этого добротно сложенного дома, который был куплен за бесценок у отъехавшей из Боровска семьи для нужд «Алтынлеса», то тут же исчезнет волшебное очарование этого вечера. А вместе с ним отойдут в прошлое и жадные ласки Рогачева, обжигающий жар его губ, прильнувших к ее обнаженному животу, к ее возбужденным соскам, изнывающим от проснувшегося в ней желания и сладостного томления, которое она испытывала только с этим сильным человеком, который был намного старше ее. Впрочем, как и ее муж. Но один из них сумел сохранить свою мужскую силу и мог сделать счастливой любую женщину, а другой не мог, потому что много пил водки.

Правда, она и сама давно была не девочкой, но еще горела страстным желанием, слишком поздно в ней проснувшимся, и хотела быть не только желанной, но и счастливой.

Последний раз набрав полную грудь воздуха, Раиса Борисовна поднялась на крыльцо и тронула наружную дверь. Она была не заперта: верный признак того, что Полунин давно уже в отрубе и спит сейчас непробудным сном.

Понимая, что в один из запоев он может и не проснуться, Полунин никогда не закрывал на ключ или щеколду входную дверь.

– Ну и ладненько, – буркнула Раиса Борисовна, входя в просторные сени и включая свет.

Сбросив с ног туфли и помассировав икры, она надела тапочки и, уже загодя закипая злобой к мужу, потянула на себя скрипнувшую дверь. В нос шибануло тошнотным запахом устоявшегося перегара, от которого ее едва не замутило, и она, зажав пальцами нос, шагнула к окну и настежь распахнула створки.

В дом ворвался свежий вечерний воздух, и дышать стало легче. Как она и предполагала, Полунин спал, ничком распластавшись на диване, подле которого стоял круглый обеденный стол, и даже тапочки с ног не удосужился сбросить. Видимо, как засосал последние полстакана водки, остатки которой просвечивались на донышке бутылки, так и завалился на диван.

«Сон алкоголика крепок, но краток» – услышала как-то понравившийся ей афоризм Раиса Борисовна, однако «ее Полунин» спал обычно и крепко, и долго.

Включив люстру в три рожка и задвинув на окнах старенькие шторы, также доставшиеся от прежних хозяев дома, она вернулась к столу, с брезгливостью бросила в мусорное ведро почти пустую бутылку, туда же полетели надкусанный кусок зачерствевшего хлеба, огрызки колбасы. Брезгливо протерла влажной тряпкой клеенчатую скатерку на столе и потянула тапочки с ног Полунина.

Да видимо, неудачно, разбудила.

– Пришла? – шевельнул он вдруг губами, уставившись на нее еще не протрезвевшими, мутными глазами.

Раиса Борисовна бросила на пол тапочки, покосилась на мужа. В такие минуты она испытывала к нему совершенно непонятные ей чувства. И жалость здесь была, и злость, нанизанная на ненависть, и откровенное презрение, и какие-то останки чисто женского сострадания к человеку, которого она, может быть, даже любила когда-то как отца своих детей.

Практически оставшись не у дел после развала Советского Союза и уничтожения Ельциным коммунистической партии, на которую Олег Полунин работал, будучи рядовым инструктором крайкома, он с каждым годом падал все ниже и ниже, находя отдушину лишь в стакане с водкой. Непыльная и хорошо оплачиваемая должность генерального директора «Алтынлеса», которую предложил ему Рогачев, должна была, казалось, вернуть его к жизни. Это только по телевизору в рекламных роликах какие-то неузнаваемые актеры вещают с бодрецой в голосе о том, что вот, мол, попил месячишко такого-то дерьма в таблетках и вылечился от застарелого алкоголизма, жена не нарадуется.

Сейчас их уже ничего практически не связывало, кроме как печати загса, трехкомнатной квартиры в Хабаровске и сына с дочерью, которые живут своей собственной жизнью.

– Прилетела, – устало отозвалась Раиса Борисовна, покосившись на мужа.

– А чего так долго?

«Он еще спрашивает… козел!» – начала было закипать она, однако все-таки сумела взять себя в руки.

– Было бы еще дольше, если бы Рогачев не подвез. Он как раз попросил кое-какие бумаги для наших компаньонов подготовить, вот и пришлось задержаться.

Полунин буркнул что-то нечленораздельное, поворачиваясь лицом к спинке дивана, а она вдруг почувствовала острую, почти обжигающую ненависть к этому человеку, который уже давным-давно перестал быть для нее мужем, но перед которым она все еще должна была оправдываться за каждый свой шаг. Чтобы не сорваться и не наорать на него, она повернулась было к двери, однако, уже не в состоянии остановиться, полоснула по его спине испепеляющим взглядом и почти процедила сквозь зубы:

– Ты того… директор хренов, когда машину берешь, то обратно ее присылай. Рогачев не каждый день подвозить будет.

– Ладно, извини, – буркнул Полунин, ворочаясь на диване. – Больше такого не повторится.

Его взлохмаченная голова приподнялась над диваном, и он, видимо с великим трудом, заставил себя принять почти вертикальное положение.

– А у тебя… случаем…

Его проснувшийся «червячок» уже требовал свое. И будет требовать до тех пор, пока не насытится – может неделю, может две, а возможно, что и месяц. Все это она уже проходила, и сколько бы Полунин ни клялся, что «завяжет» с питием, он вновь и вновь возвращался к стакану.

– Выпить, что ли?

– Ну!

– Так ты же обычно пару штук покупаешь. Неужто и вторую засосал?

– Окстись, Раиска, – выдавил из себя Полунин, и на его лице проступила какая-то детская просящая улыбка. – Денег на вторую не хватило. А у Сашки в долг брать… Ну-у, в общем, сама знаешь, не в моих это правилах.

– Господи ты боже мой! Кто бы мог подумать?! – воскликнула Раиса. – Они, оказывается, благородных кровей!.. Они даже в долг не могут попросить у своего шофера. О Господи-и!..

– Брось, Раечка, ты же умная женщина.

Раиса Борисовна кинула на мужа презрительный взгляд.

– И что еще скажешь?

– Ну-у… брошу. Честное слово даю, брошу пить.

– Зарекалась свинья дерьмо не жрать!

– Раечка… – обиженным тоном протянул Полунин. – Зачем же ты меня так?

– Ладно, хватит болтовни! – бросила она и уже в дверях сказала, обернувшись у мужу: – В шкафу, в коробке. Бутылка водки, если, конечно, еще не выцедил.

Уже в сенях она услышала, как он зашлепал босыми ногами по полу и его довольное бормотанье, когда он нащупал вожделенную бутылку.