Черный отряд. Тени сгущаются - Глен Кук

У Капитана был задумчивый вид.

— У тебя тоже появилось чувство, будто здесь замешана политика? — спросил он Ворона.

— Наш Отряд — инструмент Душелова. Это всем известно. Загадка лишь в том, как он намерен свой инструмент использовать.

— Я это ощутил еще в Опале.

Политика. Империя Госпожи якобы монолитна. Десять Взятых прилагают огромные усилия к сохранению ее целостности. Но еще больше энергии они тратят на грызню между собой, напоминая малышей, дерущихся из-за игрушек или материнского внимания.

— Это все? — буркнул Капитан.

— Все. Он сказал, что будет держать с нами связь.

Так что мы пошли и сделали. Глухой ночью мы захватили крепость в Сделке. Говорят, Загребущий и Хромой впали в истерику. Полагаю, Душелов сумел это пережить.

Одноглазый сбросил карту в кучу битых.

— Кто-то мухлюет, — пробормотал он.

Гоблин шлепнул картой о стол, раздал четырех валетов, сбросил даму и ухмыльнулся. Ежу было ясно, что он собирается играть на понижение и у него не осталось ничего крупнее двойки. Одноглазый шарахнул кулаком по столу и зашипел. С тех пор как мы сели играть, он не выиграл ни единой партии.

— Успокойтесь, парни, — предупредил Ильмо, не обращая внимания на сброшенную Гоблином даму. Он взял себе, посмотрел на карты, поднеся их к самым глазам, раздал три четверки и сбросил двойку. Потом постучал по столу оставшимися двумя картами, улыбнулся Гоблину и сказал: — Если у тебя не туз, пухляк, то берегись.

Рассол подхватил двойку Ильмо, добавил к своим, раздал четыре двойки и сбросил тройку. Он сверлил Гоблина взглядом своих совиных глазок, недвусмысленно намекавшим на неприятности, если тот вздумает идти на понижение, и что его не спасет даже туз.

Я пожалел, что сейчас с нами нет Ворона — в его присутствии Одноглазый слишком нервничал и не осмеливался мухлевать. Но Ворон сейчас был в «турнепсном патруле» — так мы называли еженедельные поездки в Весло для закупки продовольствия, — а на его стуле сидел Рассол.

Рассол — интендант Отряда, и в «турнепсный патруль» обычно отправляется сам. Сегодня у него возникли проблемы с желудком, и он упросил его заменить.

— Похоже, сегодня мухлюют все, — заметил я и с отчаянием вгляделся в свои безнадежные карты. Две семерки, две восьмерки и девятка, которая пойдет с одной из восьмерок, но все равно некомплект. Почти все, чем я мог воспользоваться, уже лежит в куче битых.

Я взял себе. Наконец-то! Еще одна девятка, с ней получился комплект. Я раздал девятки, сбросил семерку и начал молиться. Сейчас мне могла помочь лишь молитва.

Одноглазый начихал на мою семерку и взял себе карту.

— Проклятье!

Он кинул шестерку на мою одинокую карту, добавил еще одну шестерку.

— Момент истины, Свиная Отбивная, — заявил он Гоблину. — Собираешься потягаться с Рассолом? Эти форсбергцы, — добавил он, — настоящие психи. Мне такие еще нигде не попадались.

Мы сидели в крепости уже месяц — многовато для нас, но мне тут нравилось.

— Скоро я настолько к ним привыкну, что они мне понравятся, — сказал я. — Если они научатся любить меня. — Мы уже отбили четыре контратаки. — Ходи, Гоблин, или снимай ставку. Сам знаешь, что уже ободрал меня и Ильмо.

Рассол потеребил ногтем уголок карты, пристально посмотрел на Гоблина.

— У них здесь собрана вся коллекция повстанческих мифов, — сказал он. — Пророки и лжепророки. Пророческие сны. Божественные откровения. Даже пророчество о том, что где-то в этих краях есть ребенок, родившийся реинкарнацией Белой Розы.

— Если ребенок уже здесь, то почему же он еще не прихлопнул нас? — спросил Ильмо.

— Потому что его еще не нашли. Или ее. Говорят, его уже ищет целая толпа местных.

Гоблин струсил. Он взял карту, плюнул, сбросил короля. Ильмо взял себе и сбросил другого короля. Рассол взглянул на Гоблина, еле заметно улыбнулся и взял карту, даже не потрудившись на нее посмотреть, потом бросил пятерку на шестерку, которой Одноглазый побил мою карту, а вынутую новую карту кинул в кучу битых.

— Пятерка? — пискнул Гоблин. — Ты придерживал пятерку? Не могу поверить. У него была пятерка. — Он шлепнул на стол туза. — У него была проклятая пятерка…

— Полегче, полегче, — предостерег его Ильмо. — Вспомни, ведь это ты всегда уговариваешь Одноглазого не кипятиться, верно?

— Он блефовал! Ну как он сумел одурачить меня проклятой пятеркой?

Рассол, все еще еле заметно улыбаясь, собирал выигрыш. Он был доволен собой — сблефовал он классно. Я сам готов был поспорить, что он придержал туза.

Одноглазый сгреб карты и кинул их Гоблину:

— Сдавай.

— Ну, это уж слишком! Он меня надул пятеркой, так мне еще и сдавать!

— Сейчас твоя очередь. Кончай бубнить и тасуй.

— А где ты услышал эту трепотню про реинкарнацию? — спросил я Рассола.

— От Трофея.

Трофеем мы назвали спасенного Вороном старика. Рассол сумел подобрать к замкнувшемуся было в себе старику ключик, и теперь его и девочку уже никто не назвал бы тощими.

Девочку назвали Душечкой. Она очень привязалась к Ворону, повсюду за ним ходила и иногда сводила нас с ума. Я был рад, что Ворон поехал в город, — Душечка почти не будет показываться нам на глаза, пока он не вернется.

Гоблин сдал. Я посмотрел свои карты. Вот уж точно — что в лоб, что по лбу. Чертовски близко к легендарной «пустышке Ильмо», то есть ни единой пары карт одной масти.

Гоблин взглянул на свои, и глаза у него полезли на лоб. Он шлепнул карты на стол картинками вверх.

— Тонк! Будь я проклят, если не тонк! Пятьдесят!

Он сдал себе пять королевских карт — автоматический выигрыш, требующий от партнеров расчета в двойном размере.

— Он способен выиграть, только когда сдает сам себе, — пробурчал Одноглазый.

— А ты, губошлеп, не выигрываешь даже тогда, когда еда ешь, — хихикнул Гоблин.

Ильмо начал тасовать заново.

Мы сыграли очередную партию. В паузах Рассол пересказывал нам обрывки истории про реинкарнацию.

Мимо прошла Душечка — круглое веснушчатое лицо печально, глаза пусты. Я попытался представить ее в образе Белой Розы и не смог. Она для нее не подходила.

На следующем круге сдавал Рассол. Ильмо попытался закончить, имея восемнадцать, но Одноглазый, взяв себе карту, его переплюнул и выиграл с семнадцатью. Я сгреб карты и стал тасовать.

— Ты уж постарайся. Костоправ, — подзуживал меня Одноглазый. — Кончай дурака валять. Видишь, мне пошла карта. Сдай-ка мне тузы и двойки. — Пятнадцать очков и меньше означали автоматический выигрыш, равно как сорок девять и пятьдесят.