Маленькие истории, возвращающие нас в детство - Павел Петрович Мухортов

Мишка долго вертелся в кровати, уснуть не мог. "Странно, школу пришли те, кто горячо "клялся", что ноги его здесь не будет. Почему? Что же тянет их в школу? Что они оставили там? Друзей? Первую любовь? Беззаботное детство? Просто десять лет жизни? А Бори почему-то не было, он ведь здесь, рядом, дома, учится в институте. И ведь Боря не остался в обиде на школу, его никогда ругали, ставили в пример. Неужели в этом вся соль! Неужели ему нечего вспомнить?! Все десять лет в едином однообразии. Пришел, зазубрил, ответил, ушел. У других жизнь, веселье, правда, поре не до смеха доходило. Казалось, горе, так горе – пополам, и выхода нет. А сейчас вспомнить смешно. Для таких, как Боря, школа трамплин в карьеру, а должна быть дорогой в жизнь. Я тоже учился на пятерки, но если нужно было поспорить, презирал свое спокойствие. На все времени хватало: и с Васькой похулиганить немного удавалось, и на тренировки сбегать, и стихотворение выучить. Абсурд какой-то получается. Выходит, чем правильнее живешь, тем неправильнее проживаешь жизнь!"

Нестерпимо захотелось позвонить Боре. Мишка открыл блок нот, отыскал номер телефона. Долго никто не брал трубку.

– Добрый вечер! Извините, что так поздно. Мне Бориса, пожалуйста.

– Да, я слушаю, – сонный голос зевнул.

– Привет, Боря! Это Мишка тебя беспокоит.

– Какой Мишка? – на другом конце провода зевнули. Этот вопрос разозлил Михаила. Но, вспомнив, о прошедших годах после последней встречи, Михаил подавил в себе родившуюся неприязнь.

– Какой, какой! Тот, который контрольные по алгебре когда-то списывал у тебя…

– А-а-а! Помню, помню. Сколько лет, сколько зим! Что это ты надумал позвонить?

– Да, хотел увидеть тебя. Я сегодня был в школе. Ты, говорят, обещал прийти. Что же не пришел?

– Ты, брат, как ребенок! Все тебя тянет к прошлому. Я в первую зиму после выпускного наведался. Ну и что? Все по-прежнему. Ушло, брат, ушло все и скрылось в тумане… Может кого и волнуют эти дебри, но не меня. Не хотелось сегодня ворошить прошлое, травить целый вечер зря. Это же пережитки…

От вспышки злости Михаил бросил телефонную трубку, разозлился еще больше и забрался под одеяло. Беспричинная, как ему показалось, злоба на Бориса разогнала все мысли. "В принципе он прав". Мишка долго не мог уснуть, ворочался в совсем уже неудобной "гражданской" постели.

В конце марта, солнечным воскресным утром, два курсанта прогуливались в увольнении по набережной. Река еще была покрыта льдом и казалась огромной безбрежной долиной, разделяющей скалы многоэтажных домов с черной стеной леса.

У детей прекрасная пора – каникулы весны. Мальчишки из близлежащих дворов бегают от рыбака к рыбаку, заглядывают в лунки, рассматривая рыбу, лежащую на льду.

Полный ужаса детский крик пролетел над снежной пустыней. Три фигурки в ненамокших еще шубах и шапках барахтались в воде среди обломков провалившейся ледяной корки. Детские ручонки судорожно цеплялись за края льдин, пытаясь вылезти, но лед обламывался. Еще двое ребят с плачем бежали к берегу.

Один из курсантов рванулся с места и, не раздумывая, прыгнув высокой набережной на берег, бросился бежать к злополучному месту, на ходу скидывая шинель. Когда его товарищ подоспел к пролому, первый уже был в воде и выталкивал одного из малышей. Сильным толчком он выбросил пацана на лед и от этого скрылся под водой сам, опять появился, выбросил второго мальчишку. Третий малыш исчез под водой, только руки его держались за лед.

Какой-то рыбак попробовал подползти и схватить за руку исчезнувшего под водой мальчугана, но сам оказался в воде. Рука отломившимся куском льда начала медленно уходить под воду Курсант нырнул. Из воды показалась голова мальчишки. Мощная сила вытолкнула тяжелое от промокшей шубы тело мальчика Крепко уцепившись за шарф одной рукой, другой обхватив испуганного малыша, мужчина полз по льду от пролома.

Вдруг стало тихо: дети не плакали, а сбежавшиеся люди перестали галдеть. Все с ужасом смотрели на успокоившуюся воду. Из нее больше никто не появился. Только ветер свистел, гуляя по ледяному каньону. Молчание становилось невыносимым.

– Ми-ш-ка! истошный, нечеловеческий крик разорвал тишину.

1984 г.

ОДИН

Рассказ

В компании своих друзей Ося сильно выделялся. Нет, и родители у него были простые рабочие, и одевался он не в "фирму", и дом не ломился от японской аппаратуры, и сам он хотел идти по стопам родителей. Но зато друзья, с которыми он коротал время, были полной противоположностью. Как Ося попал к ним в компанию, к таим "крутым" молодым парням, прекрасно разбирающимся в последних западных дисках, умеющих легко достать любую сумму снег и так же хорошо и "легко" спустить их за вечер в кафе, к ним, которые могли "модно" говорить о "модной литературе", много говорили об искусстве, хотя мало кто из них в последние полгода заходил в театр.

Ося был простоват по их понятиям, не умел вовремя сострить, был немного неуклюж и добродушен, и хотя имел огромный рост и такую же силу, он являлся постоянным объектом различных шуточек и насмешек. Остап имел странное свойство попадать ежедневно в различные комические ситуации со своей задумчивостью. Он играл роль шута, как говорили в его отсутствие друзья, какого трудно найти. Поэтому Остап и находился со всеми вместе. Не раз он, обижаясь на такие шуточки, в основном по поводу его увлечения поэзией, пытался уйти, но его "не отпускали". Старались не задевать поэтических струн Остапа некоторое время.

Друзья любили заводить спор с Осей на какую-нибудь из извечных философских тем, в которых они, конечно, были корифеями, а Остап, привыкший покончить сначала с одним, а потом браться за другого, просто не успевал разобраться в сложных вопросах, градом сыпавшихся на него, но и в этих случаях, несмотря на веселый ребячий смех, чувствовалось внутреннее превосходство Остапа, превосходство трезвого ума и чистой души над расчетом и цинизмом. Иногда ребята признавались сами себе: "А ведь Ося молодец, хороший парень и намного лучше всех нас, хотя бы потому, что имеет доброе сердце. Ведь мы смеемся, а попроси о помощи, и он не вспомнит, не упрекнет, а протянет руку". Но так они думали про себя, боясь признаться вслух, чтобы не вызвать насмешки, и продолжали подтрунивать над Остапом.

А он, в принципе, воспринимал это несколько равнодушно, оставаясь в компании только из-за нее, но об этом никто не догадывался. Остап и не пытался намекать