По живому - Майкл Блумлейн

– Кто он?

– Наш друг. – Чтобы выглядеть естественно, Терри обнял ее за талию, Фрэнки пытался освободиться, но Терри держал крепко.

– Постарайся не устраивать сцену. Улыбайся.

– Я не хочу улыбаться. Скажи ему, чтобы ушел.

– Но он пришел совсем недавно.

– Все равно скажи.

Маркус поднял глаза. Терри немного растерялся.

– У нее болит голова, – проговорил он, запинаясь. – Дорогая, может, тебе лучше лечь?

Фрэнки не ответил. Маркус ожил, колени разъехались в стороны.

– Иди сюда, Фрэнки, – позвал он. Фрэнки не сдвинулся. – Ну иди же, – и он властно махнул рукой. – Мои руки могут избавить от любой боли.

Фрэнки как стоял, так и остался стоять.

– Ну же, – повторил Терри, ухмыляясь. – Может, он избавит тебя еще кое от чего.

Увидев реакцию Фрэнки, Маркус понял – она его принимает. Он встал и подошел сам. Фрэнки от его прикосновения внутренне сжался, Маркус это заметил. Он положил большую руку на ее узкую спину и, нежно обхватив другой талию, подвел к софе.

Потом его ладони легли Фрэнки на плечи, и под давлением он сел на пол. Фрэнки был не столько напуган, сколько злился на то, что поддался уговорам этих мужчин. Мышцы на спине напряглись до боли. Если у него только что голова не болела, то сейчас – вот, пожалуйста.

Маркус опустил руки Фрэнки на голову, растопырив пальцы. Упершись подушечками больших пальцев в основание черепа, а другими производя круговые движения, он массировал ей лоб, надбровные дуги, щеки, виски.

И Фрэнки почувствовал успокоение, веки быстро набухали и тяжелели. От прикосновения к мышечному тяжу на лице возникла ощутимая боль, и он вскрикнул, вскоре тело начало оседать, скатываясь к полу.

Послышался голос Терри, но что он говорил, Фрэнки не разобрал: Маркус закрыл ладонями его уши, образовав купол из пальцев – то нажимал, то расслаблял их. Вскоре Фрэнки почувствовал в голове просветление, и она как будто увеличилась.

Пальцы Маркуса перешли к шее, исследовали позвоночник. Наконец они нащупали чувствительный тяж и сдавили так, что Фрэнки выгнулся от боли. Маркус ослабил давление, продолжая массировать это место, пока боль не отступила. И руки переместились вниз.

– Сними пиджак, – попросил он.

Фрэнки повиновался, не желая прерывать приятный процесс. Маркус прошелся пальцами по мышцам от шеи до плеча, сминая их и оттягивая. Фрэнки чувствовал, как растворяется его плоть и кости, они становятся мягкими, наподобие вязкого теста или желе. Еще один глубокий вдох, и он свалился на пол.

Когда именно Маркус перестал массировать, Фрэнки не помнил: сознанием он был так далеко...

– Спасибо, – наконец пробормотал он не своим голосом.

– Голова уже не болит?

Фрэнки кивнул и открыл глаза. Комната казалась светлее. Пустая комната.

– А где Терри?

– Пошел купить пива.

Фрэнки снова кивнул, отсутствие Терри его беспокоило. С трудом поднявшись, он сел в кресле напротив софы.

– Где ты этому научился?

– Чему? – сцепив пальцы, Маркус крутил запястья. – А, это, – бросил он, уставив на нее два указательных пальца.

Фрэнки испугался: может, сказал что-то не так. Глаза Маркуса сделались большими.

– Эта работенка так себе. Маленькая регулировочка. Сменить масло, проверить тормоза, привести в чувство. Без задатка, платить в процессе. Это то, что я умею делать с завязанными глазами и руками за спиной. А вот большая работа, большая, то есть такая, ради которой они летают на моем самолете, шампанское, вооруженные коммандос, вот этот и этот... – голова Маркуса свисла набок, на лице ухмылка, руки рассекали воздух, как будто лепили что-то из глины. – Работы на неделю. Очень даже неплохо. Ты понимаешь. А потом... Все – суета. Я все понимаю. – Он вытянул руки вперед. – Вот оно, все здесь. Здесь и буду держать, пока ты не вернешься. А когда ты будешь готова... – Он щелкнул пальцами. – Ты придешь. Ты придешь, потому что увидишь, где ты есть. И твой разум будет здесь, потому что перед глазами все станет прозрачным – как стекло. Это и есть большая работа.

Фрэнки пытался понять, что же он говорит, в конце концов. Шутит, конечно, но не только, было что-то еще в этом странном трепе... Он все больше нравился ему, этот человек, и Фрэнки извинился за свое поведение.

– Мне было страшно.

Маркус молчал.

– Вхожу и вижу – здесь ты. А кто ты, не знаю.

Глаза Маркуса сузились, он изучал Фрэнки, ставшую для него загадкой. Возникли вопросы, но он их не задавал.

– Видишь ли, – произнес Фрэнки, – у меня память отшибло.

Он сказал это так просто, будто потерял не память, а ключ от квартиры. Фрэнки огорчился, ему хотелось выразиться иначе. Но ведь сказанное – правда. Как еще сказать, как описать то, что исчезло.

– Я ничего не помню.

Фрэнки пытался прочесть реакцию на лице Маркуса, но оно оставалось непроницаемым. Шли минуты, и он жалел, что вообще заговорил на эту тему. Чувствовал он себя смущенно и глупо.

– Я знал одного человека, с ним было, как с тобой, – наконец прервал молчание Маркус. Он приставил палец к виску, изображая пистолет. – Он выстрелил прямо сюда. Полбашки разнесло. Думали, мертвый, но мы его вытащили. Потом я видел его в больнице, он ничего не помнил. Говорить говорил, но не вникал в смысл. И глаза его, они видели, но что-то не то. Я что-нибудь рассказываю ему, а он смотрит и мотает головой, как будто силится найти потерянное.

Маркус замолчал. А потом, снова изобразив пистолет, сымитировал ртом оглушительный выстрел и послал мнимую пулю в стену. – Одна пуля способна оборвать жизнь человека. Один неверный шаг – и со всем покончено. – Он взглянул на Фрэнки. – Ты понимаешь, о чем я?

– Никакого оружия, – торопливо ответил Фрэнки. – У меня совсем не так. – Ему захотелось быть откровенным и все рассказать. Сумасшествие, конечно, но, может статься, этот человек поймет, хотя сам немного странный. – Однажды я проснулся – и ничего не могу вспомнить. Ничего, за исключением одной вещи. Это я знал точно.

Маркус кивнул, готовый выслушать тайну. Фрэнки склонился вперед и, прокашлявшись, зашептал.

– Я не Фрэнки, Маркус. Я выгляжу как она, разговариваю как она, но Я – не она. – Он вздохнул. – Я мужчина. Знаю, звучит дико, но это правда. Не понимаю, как это получилось и почему, но я мужчина. Внутри, внутри я мужчина.

Маркус слушал удивительно спокойно. Поначалу даже ухмыльнулся, но, заметив, насколько Фрэнки искренне говорит, посерьезнел. Он будто присутствовал на исповеди. – Мужчина... – повторил он.

Фрэнки кивнул.

Маркус встал и потянулся во весь огромный рост, выпячивая грудь, сжимая пальцы в кулаки и сгибая руки в локтях. – Мужчина? – спросил он громко.

Фрэнки испугался, но не убежал. Он сдвинулся на краешек кресла и сжал кулаки. – Здесь, – он приложил кулак к животу, потом к груди и голове. – Да, здесь я мужчина.

Маркус, сощурившись, обозревал его сверху. Лицо его оставалось спокойным, но только мышцы. Глаза были напряженные, взгляд тяжелый.

– Я думаю, с тобой нужно много работать.

Фрэнки улыбнулся. – Очень может быть.

Маркус отыскал окурок сигареты с марихуаной и зажег. Он расхаживал по комнате и теребил свою тонкую черную бородку – с таким же начесом, как на голове.

– Однажды к тетушке Орфе пришла дама, – начал рассказывать Маркус. – Это было летом, жара стояла такая, что хотелось скинуть все с себя и надолго залезть в прохладную реку. Только там было много пиявок, они могли присосаться, если торчать в воде долго. Я сидел у тетушки Орфы и чистил овощи. Сама тетушка занималась чем-то у плиты, когда вошла та женщина – молодая, приятная лицом. Ее определенно что-то мучило. Глаза тревожные, уставшие, как будто она не спала всю ночь. С ней – трое детей, одетых как для церкви. Девушка подошла к тетушке Орфе и заговорила тихонько, при этом все время смотрела в пол и переминалась с ноги на ногу. Она рассказала о своем муже: он хочет бросить ее и детей, уйти из дома. Что ей делать? Она в полном отчаянии.

– Вы знаете заклинания, вы все можете, тетушка Орфа. Помогите мне вернуть мужа, – молила она, нащупывая в складках платья долларовую бумажку и протягивая ей.

Тетушка Орфа внимательно осмотрела гостью, а потом усадила на стул. Дети выстроились рядом и смотрели большими глазами.

– Ты, милая, хочешь, чтобы он остался с тобой, – проговорила тетушка. – Тогда сделай так, чтобы он захотел остаться.

– О нем я хорошо забочусь, – жаловалась женщина. – Даже не могу понять, почему он уходит.

– Я о другом, – возразила тетушка. – Он владеет твоей душой. А ты постарайся, чтобы получилось наоборот. Тогда ты будешь владеть им.

Тетушка бросила взгляд на меня и вытерла руки фартуком.

– Начни вот как – заставь его волноваться. Для этого возьми пару его носков – не стирай их – вырежь пальцы и носи подмышками. Таскай с собой неделю, и он перепугается до смерти, не понимая, что с ним происходит. Через неделю он начнет искать, как же помочь себе. И вот здесь пойдет самое главное. Тебе потребуется острый нож. Пойди в скобяной магазин и купи любой, а еще найди кусок стали – неважно, какой он формы, просто пусть будет сталь. Возьми в руки этот кусок и назови его своим именем, потом воткни в середину мужнина следа, правого следа. Дальше возьми острый нож, свой новый нож, и скажи: "Я хочу, чтобы ты пересек ему путь. Я хочу, чтобы ты остановил его, я знаю – ты это можешь". Вложи в нож свои мысли, проговори: "Не дай ему уйти из дому без моей воли". Вонзи этот нож со всего маху в его левый след. После вытащи нож и закопай под карнизом лезвием вниз, забросай землей, сверху положи доску или кирпич, чтобы солнце не проникало. Твой муж до тех пор не уйдет из дому, пока ты сама этого не захочешь.