Добудь Победу, солдат! - Сергей Абенов

Ты его подбила дальнобойной артиллерией, ударила по флангам танками, и у него другого выхода нет, только в медсанбат – сердечные раны залечивать. И тут вступает в бой кавалерия! – Нина приподняла руками свою высокую грудь.

– Ну, с кавалерией в моей дивизии совсем беда, – засмеялась Ольга.

– Ничего ты не понимаешь, детка, – сказала Нина, – если твоя дальнобойная артиллерия бьет точно и авиация при поддержке танков действует умело, то твои два жеребеночка для побежденного неприятеля становятся, как Первая конная армия Буденного! Понимаешь?

– Это все интересно, но я в такой стратегии ничего не понимаю, – сказала Ольга, – я такому вряд ли научусь. У меня нет таких данных, как у тебя.

– Эх, учить тебя еще да учить, – вздохнула Нина. – Ладно, это потом, а сейчас меня другое интересует. Есть там у вас сержантик, чернявый такой!

– А, железный Феликс! – обрадовалась Ольга, – он тебе нравится? Ты поэтому со мной напросилась?

– А почему – железный? – удивилась Нина. – и вообще, его, по-моему, Федором зовут?

– Железный, потому что, Санька говорит…

– Санька, это белявый, у которого лицо – Лев Толстой в молодости?

– Да, точно. Так вот, он говорит, что с Чердынским в бою или в разведке – надежней нету. Потому и железный!

– А надо, чтоб в семье надежней не было! Пойдем, будем брать вашего железного Феликса с помощью артиллерии и кавалерии.

Теперь они сидели за столом, в тепло-натопленном блиндаже, в начале ноября уже по ночам было холодно, и Ольга подивилась солдатской смекалке – в спрессованной волжской земле, в стене блиндажа Николай Парфеныч вырубил прямоугольную нишу и, неизвестно каким образом, умудрился вставить железную трубу, и на огне пофыркивал закопченный чайник. Нина выставила на стол фляжку с медицинским спиртом и, когда села рядом с Чердынским, тот повел плечами вперед-назад, и весь напружинился, подобрался, как легкоатлет перед стартом, подумала Ольга.

Хотя Чердынский был категорически против, сержант Загвоздин разбавил спирт водой, разлил по кружкам, и все выпили, а Ольга лишь чуть пригубила. Испортил напиток, сказал Чердынский, но для Чукотки в самый раз.

Разведчики не сразу заметили, когда в блиндаж вошли офицеры, и встали, когда старший лейтенант Чупров, нарочито громко покашляв, сказал:

– Так, пьянку организовали на боевом участке!

– Да какая пьянка, товарищ старший лейтенант! – сказал Чердынский. – Водочное довольствие уже забыли, когда выдавали!

Капитан Студеникин, стоявший за спинами Чупрова и комиссара Липкинда, погрозил ему кулаком, а комиссар поздоровался со всеми, сделав шаг вперед, и, оглянувшись на Чупрова, сказал:

– Ладно, ребята боевые, порядок знают! – он собирался сказать что-нибудь торжественное, значительное, но Санька не дал ему такой возможности.

– Товарищ комиссар, когда же помощь будет? Ни жратвы, ни пополнения, как воевать-то?

– Ну, Саватеев! Ну, дорогуша! – Студеникин протиснулся бочком между офицерами и собрался уже отчитать солдата, но Чупров опередил его.

– Да, старшина Арбенов, совсем разболтались у тебя люди! Раздисциплинировались! – сказал он Камалу. – Ну, ничего, вот отобьемся, я вам устрою службу, будете на площади Дзержинского перед Тракторным заводом строевой шаг отрабатывать!

– Так Тракторный еще взять надо! – сказал Чердынский. Студеникин при таких словах отступил на свое прежнее место и оттуда подавал знаки Арбенову, чтобы он унял своих людей.

– Вопрос правильный, товарищ комиссар! – сказал старшина. – Снабжения нет, пополнения не даете, и, главное, боезапас на исходе! Как прикажете воевать? Немцы собирают силы для удара, люди могут не выдержать!

– Ну, что ты панику разводишь, старшина? Будет помощь, будет, товарищи! – сказал Липкинд, расстегнул висевший на боку планшет, достал тетрадь, полистал ее, вынул оттуда листок с радиограммой и протянул Арбенову. Тот быстро пробежал глазами и передал Загвоздину. Офицеры ждали, когда все прочтут, и, когда очередь дошла до Саньки, он поднял радиограмму над головой и закричал:

– Не-е, вы видите? По приказу Ставки! Занимаюсь вашим снабжением лично! Сам Сталин приказал! Я же говорил, что он был здесь!

– Да-а! – протянул Чердынский, передавал листок Ольге, и сказал громко и зло, глядя комиссару в глаза:

– Пока Сталин не пнет под зад, ни одна сука не пошевелится!

Комиссар растерянно оглянулся на Чупрова, и тот шагнул к сержанту вплотную.

– Младший сержант Чердынский! Да за такие слова!

Младший сержант не отвел взгляда и под смуглой кожей на его щеках взбугрились желваки, и старшина Арбенов, отодвинув Чердынского плечом, положил руку на плечо Чупрову и сказал примирительно:

– Да, ладно, Степан! Выпил немного парень, погорячился, с кем не бывает! Сам понимаешь, устали люди!

– Выпил, говоришь! Кстати, военфельдшер Гордеева, думаете, я не понял, что это вы их спиртом снабдили? Разбазариваете военное имущество!

Нина встала, расправила плечи, и все замолчали, а она подошла к зам начштаба и сказала, глядя ему в глаза и разделяя каждое слово:

– У тебя своя работа, Чупров, а у меня своя, и ты в мои медицинские дела нос не суй, я там сама разберусь. И пусть товарищ комиссар ответит на вопрос, – Нина переела взгляд на Липкинда, – когда помощь будет? Если помощи нет, почему бы вам не переправиться на левый берег и не стукнуть по столу в этом чертовом штабе фронта!? Или кишка тонка?

– И вообще, по какому поводу праздник? – сменил тему Липкинд, не найдясь, что ответить, и Ольга снова восхитилась своей подругой, ее несгибаемым хар-р-рактером. Вот бы и мне так!

– День рождения у меня сегодня! Поздравь боевого товарища, Степан Иваныч! – сказал Камал, чтобы разрядить обстановку, но Чупров недоверчиво покачал головой.

– День рождения, говоришь? – вмешался в разговор пришедший в себя Липкинд. – Ладно, поверим! Но проверим! Проверьте в личном деле, товарищ Чупров, и, если он соврал, то… – Липкинд не закончил и обратился к остальным, – Ну, все, товарищи! До свиданья! – попрощался, буркнув, что им надо еще успеть в Рынóк, и, выходя из блиндажа, остановился, посмотрел на Ольгу и сказал:

– А вы, боец Максименко, почему здесь? Ваше место в медсанчасти, вы ведь санитарка? Развели тут…

Она сжала кулаки и шагнула к нему, но Липкинд вышел, не оглянувшись. Студеникин, выходя последним, оглянулся и погрозил пальцем Чердынскому, и сержант сплюнул себе под ноги.

– Ишь, глазки расширил, Дорогуша! А что, разве я неправ, мужики? Камал, Парфенон, разве я неправ? А ты чего молчишь, Чукотка?

– Взволнован я! Потому и молчу! По приказу Ставки! А кто такой Хрущев, а? Подписано было – Хрущев!

– А хрен его знает, что за фрукт! – сказал Николай Парфеныч, разлил остатки спирта в две кружки, одну подал командиру и поднял вторую. – За вождя нашего, за Сталина! Помогай ему бог и долгих лет!

* * *

Никто не обратил внимания, кроме сержанта Загвоздина, когда этот