Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

Но вот сильный голос в людской гуще сквозь шум, гам и рев, забыв о всякой пристойности, выкрикивает, что церковный староста на подаяния прихожан пятнадцать десятин купил... Срамотища! У людей дух занялся. Надо сказать, в Буймире давно ходили нечестивые слухи, будто церковный староста вместе с отцом Онуфрием завели в божьем храме коммерцию. Люди примечали, что церковный староста, собирая с тарелкой доброхотные даяния на божий храм, деньги себе за воротник бросал. Будто липкой свечкой вытягивал из кружки-копилки церковные деньги. Да еще продает свечи не восковые, а всякую нечисть. В воскресенье, выйдя из церкви, прихожане на людях стыдили хапугу Мамая. Пчела собирает ароматный взяток на полях, в лесах, цветочный мед, воск носит. Разве из собачьего сала свеча угодна богу? Свечи, что дают батюшке на исповеди, староста снова перепродает и деньги отдает батюшке. Когда плотники делали голгофу и золотили иконостас, уж староста с батюшкой позолотили себе руки. На проскомидных свечах зарабатывают, каждое лето - на божьем храме, когда его белят, красят. Сам батюшка, такой акробат, архиерея хочет получить... Всего не пересказать, что говорили злые языки. Вот Грицко Хрин и выкрикивает сквозь гам, напоминает людям об этом, берет слово, пробует перечить старшине:

- Я бы так сказал: взять-таки Захара. Выберем его старостой!

- А расписываться кто будет? - резко спросил Иван Чумак.

Лица знатных людей прояснились. Они давно видели - разбирается в общественных делах человек, сват старшины, и порешили: если не выберут Мороза, быть Ивану Чумаку старостой.

- А печать на что? - не долго думая, ответил Грицко Хрин. - Вдарил и подписываться не надо. Приставь к нему писаря... Захар Скиба человек непьющий (среди людей смех)... общество не обкрутит, не обманет...

Роман Маркович с грустью убедился: хотел он вывести сход на ясную дорогу, а опасный горлан снова сбивает людей с ходку. Да, не те времена наступили. Переводятся покорные люди. На прошлых выборах, только три года тому назад, Грицко Хрин тоже вздумал было драть горло, выступил против хозяев, возводил бесчестие, хотел сам в выборные пролезть, этакий смутьян. Но Роман Маркович тогда только моргнул десятникам - схватили его, скрутили, набили шею, одним духом вытолкнули за двери, а там еще помяли и посадили в холодную, чтобы поостыл, не мутил народ. Тогда боялись слово сказать против хозяина, потому что знали - люди не послушают, все равно выберут старшиной его, Романа Марковича, и будет горлану горько... Прошло три года, и уж не те люди стали, осмелели. И самый затурканный Захар Скиба осмеливается вспоминать о своих мозолях, говорить о несправедливости. Земским теперь не запугаешь, непокорному не заткнешь глотку, не скрутишь его...

У Романа Марковича екает сердце: неужели он не пройдет на третьих выборах, не получит царского кафтана? Нелегкое дело быть старшиной, но тяжко и поста лишиться. Как-никак бесчестие... Люди сейчас уважают, подчиняются, приходят к нему, зазывают в гости. А как тогда посмотрят на него земский, эконом - все? Сам Харитоненко, бесспорно, спросит: кого старшиной выбрали, не Романа ли Марковича?

Впрочем, Роман Маркович знает, как подчинить, как повлиять на общество. Какой же он иначе был бы старшина? С дельным словом обращается к людям. Разве он против Захара или против Грицка? Старшина пожимает круглыми плечами, удивленно смотрит на всех, и все смотрят на него и удивляются - напрасно только нападали на человека. Роман Маркович целиком полагается на общество. Как скажут, так и будет. Разве он возражает? Кого выберут, тот и будет. Он только дает совет. Пусть хорошенько подумают, кого выбирать. Надо, чтобы люди с головой были. Опытные в мирских делах. Пусть попробуют... Земский, знаете, какой строгий? Скор на руку! Не потерпит непорядка! С каждого спросит. Виноватого найдет, из-под земли выкопает! Опять-таки перед обществом стоят важные дела... Аренда у людей в печенках сидит. Надо защитить интересы села перед паном, вырвать у него луга, пастбища, выгоны. Скоро ведь деваться некуда будет, нечем дышать. Лето придет - туда не езжай, здесь не поворачивай, сюда не выгоняй. Немало будет забот, работы, не оберешься хлопот. Надо, чтобы пан сбавил цену на аренду, - разве Калитке или Мамаю не приходится арендовать у пана землю? Надо, чтобы пан не брал дорого за луга, за выпас. А то, может, вовсе вернул бы сельские выгоны. Чтоб не кружили люди по полям, не объезжали панскую землю, не морили себя и скотину. Выгодные для села дороги надо вырезать, чтобы удобно было выезжать на поле. Надо таких людей, которые смогут к самому Харитоненке подступиться или к эконому и с земским поговорят, если понадобится.

Рассудительная речь старшины утихомирила народ. Все увидели полезную мысль подает старшина, добра обществу желает, болеет за сельские дела. Ну и голова у Романа Марковича! Недаром он на таком высоком посту сидит, волостью управляет. Что, если бы его в городах обучили?.. Земельным министром стал бы!

Не оценил этих попечений один лишь Грицко Хрин и принялся злословить: Калитка, мол, сбивает с толку, говорит-то он красно, а почему же он не добился этого вместе с выборными, не выхлопотал, не отстоял сельские интересы перед паном? Девять лет правит, а есть ли людям хоть какое-нибудь облегчение от этого? Чего, мол, ожидать от Калитки и выборных, коли они до сих пор не смогли даже отодвинуть панские межи?

Грицко насмехался над старшиной довольно-таки громко, все услышали это, наверно, а возможно, что и до ушей Романа Марковича долетело острое слово.

- Богу молись, а черта не гневи! - без всякого стеснения крикнул Грицко в ответ на слова старшины. Едким словом он сорвал смех, развеял чинность, нарушил спокойствие, которое с такими трудностями восстановил старшина. До чего же смел Грицко Хрин, он не побоялся высмеять старшину даже при его медали!

Из задних рядов, где стояли латаные кожухи, сермяги, свитки, посыпалось немало неучтивых слов на голову волости, выкриков, которых не следовало бы и слушать: панский, мол, прихвостень Калитка обманывает село, печется только о своих выгодах.

- Грицко Хрин такой, что он и с самим чертом поговорит, лишь бы тот только слушал! - осмелел, разошелся Захар Скиба, открыто стал на защиту неудачника, извечного работника по чужим людям... Может, кто думал, что Захар побоится открыть рот при волостных людях, богатеях, как бывало когда-то? Беда только - понахватывал взаймы, в долгу он у хозяев, придется летом отрабатывать. Сын отца наставлял: не толстосумы, а добрые люди ему помогут, те люди, что сами не имеют ничего, которые на заводах работают, дерутся на баррикадах за свободу. Вот чью руку надо держать! Добиваться своего права. Не поймет только Захар, кто сына наставляет... И Захар уже не один, немалая кучка вместе с ним, отважный Грицко Хрин... А может, и прав сын - доберутся люди до панов, прикрутят Харитоненку, обломают рога и толстосумам. Может, придет такое время! Отберут у панов землю, раздадут людям. Дома Захар не без удовольствия расскажет жене, как парили хозяев и что он сам не промах - сказал пару добрых слов. А пока что он знает, какой ему партии держаться - не за Калитку и Мамая...

Старшина обессилел, обмяк, пот оросил высокий красный его лоб, катился по густой бороде, падал каплями на медаль. Он растерянно разводил руками:

- Хорошо... как люди скажут, так и будет... Только Захар и Грицко неграмотные, земский начальник может не признать.

После этих слов все примолкли, наступила напряженная тишина.

- А и правда! - пропел мясистый Мамай.

Против этого никто не мог возразить, немалое препятствие выставил старшина перед людьми. Все убедились - не быть Захару и Грицку выборными, потому что действительно они не знают ни одной буквы, не могут ведать общественными делами, принимать участие в таком важном деле, как выборы старшины. Это было очень горько для людей, которые старались выдвинуть своих выборных. Загрустили чубы, бороды, свитки, сермяги.

Вот тут-то новый, надо сказать, прямо-таки странный для уха молодой голос наперекор старшине недвусмысленно заметил:

- И Лука Овсеевич неграмотный, да и Остап Герасимович... Старые выборные.

Старшина от неожиданности оторопел.

Прояснил людям головы молодой голос.

Старшина развел руками.

- Вот и додумался сказать!..

Вдруг он спохватился. Непривычный для слуха голос поразил Калитку.

- Кто это? Кто это такой?

Люди указали на Павла, - этот безусый, дерзкий малый стоял между бородачами, где-то сзади. Старшина вскипел и напустился на парня:

- Ты? Ты чего тут?! Ты как смеешь? Батько жив, а ты на сходе? Невыделенный? А уже в дела мира ввязываешься? Тебе какое дело? Вон отсюда! Чтоб духу твоего здесь не было!

Хозяева, в свою очередь, набросились на парня, который осмелился нарушить давно заведенный обычай. Еще не выделенный, отец не умер, сам не женат, живет на отцовском дворе, а уже в обществе трется, поучает бородатых хозяев, на честных людей взводит поклеп! Волочился бы себе за девчатами и не лез, куда не следует. Никто этого не потерпит!..