Врачеватель. Олигархическая сказка - Андрей Войновский

– Я пришла сюда, чтобы сказать тебе – и пусть знают все, – что ты жалкое ничтожество! Ты – мелкая трусливая тварь, и я тебя ненавижу! Ненавижу и презираю!

На этот раз ни один мускул не дрогнул уже на лице Пал Палыча. Он смотрел на Ларису с невозмутимым спокойствием.

– Что ж, радует хотя бы то, что ненависть – сильное чувство, – обратился он непосредственно к Нине Сергеевне. – Не хочешь поприсутствовать? Будет интересно.

– Нет уж, Паша, избавь меня от такой радости.

Нина Сергеевна встала и вышла из кабинета. Лариса проводила ее взглядом и, дождавшись, когда закроется за Ниной дверь, повернулась к Пал Палычу, чтобы выплеснуть ему в лицо все, что наболело. Только он не дал ей этого сделать, спокойно, но жестко опередив ее.

– Знаешь, Лариса, я почему-то был абсолютно уверен, что больше уже тебя никогда не увижу. Однако, видно, не судьба. Но ты, кажется, хотела мне еще что-то сказать? Перебивать тебя не стану. Продолжай.

Эта тирада Пал Палыча в какой-то степени остудила эмоциональный настрой Ларисы. Она подошла к столу и села в то кресло, где сидела Нина Сергеевна, достав из сумочки сигареты и зажигалку.

– Здесь не курят, Лариса, – сказал Пал Палыч тоном, заставившим Ларису, не мешкая, положить сигареты обратно.

– Так, я слушаю тебя.

Лариса сделала несколько глубоких вдохов, словно хотела продышаться после того, как чуть было не подавилась семечкой. Она посмотрела на мужа глазами, из которых ушло негодование, но в них остались презрение и брезгливость.

– Ты знаешь, где я сейчас была? И с кем?

– Думаю, что мне это неинтересно. Извини.

– А я думаю, что тебе станет очень интересно, когда я тебе скажу, с кем я провела в постели, в его номере, эти два часа. Интересно?

– Мне все равно, Лариса, – с улыбкой произнес Пал Палыч.

– Ну ничего, я тебе все-таки скажу. Я спала с «монахом». В его номере. В гостинице «Националь». Теперь, надеюсь, тебе стало интересно?

Пал Палыч по-прежнему спокойно смотрел на Ларису Дмитриевну, и только слегка приподнятая бровь свидетельствовала о том, что сказанное ею было им услышано.

– Какая же ты, Паша, сволочь. Извращенец и глуп к тому же. В твоих больных мозгах ничего поприличнее не могло родиться, когда ты врал мне про Сережу? Но в одном ты прав – ты меня, действительно, больше никогда не увидишь. Я сегодня вечером улетаю с Сережей в Париж. А по поводу имущественных вопросов, как говорится, пришлю тебе своих адвокатов. Ну как, стало еще интереснее?

Пал Палыч нажал на кнопку связи.

– Слушаю тебя, Паша.

– Нинуля, попроси Женю, пусть принесет пепельницу.

В кабинет вошла Нина Сергеевна и сама поставила перед Ларисой пепельницу. Затем немедля вышла, закрыв за собой дверь.

– Что, мне уже разрешается курить?

– Думаю, да, Лариса. Сигарета тебе понадобится. Могу даже налить коньяку. Тоже не будет лишним.

Подойдя к бару, он достал рюмку и бутылку коньяка. Поставив их на стол, наполнил рюмку.

– Извини, что только коньяк. А скажи, Лариса, арманьяком трехсотлетней выдержки он тебя не угощал?

Лариса резко вскинула голову, посмотрев на Пал Палыча с затаенной тревогой.

– Нет, не угощал. Мы пили шампанское. А к чему ты это говоришь?

– Тогда еще один вопрос. Ты приехала к нему прямо в гостиницу, или вы где-то встретились?

– Ты мне что, решил учинить допрос?

– Не хочешь – не отвечай.

– Да пожалуйста! Мы с ним встретились. Он посадил меня в машину, и мы поехали в гостиницу. Какие еще будут вопросы?

– Я, скорее, рассуждаю. Сажать такую респектабельную мадам в грязное такси – несолидно. А не было у него в качестве шофера обворожительной блондинки? И не поразило тебя ее удивительное сходство с той, которую ты видела тогда в ресторане? Мне помнится, что ты очень хотела познакомиться с доктором, к которому я ездил той ночью. Боюсь, что сегодня тебе представилась такая возможность. И, как выясняется, быстро удалось расположить его к близости. Впрочем, тебе опыта не занимать.

Лариса не отрываясь смотрела на мужа, и было видно, как дрожит ее нижняя губа.

– Я вчера не сказал тебе одну очень важную вещь. Хотел ведь, но почему-то не сказал. А вот сейчас понимаю, как правильно я сделал, что забыл сказать об этом… Что с тобой, Лариса? Хочешь, выпей коньяку, покури сигарету.

Лариса взяла рюмку, но коньяк был немедленно расплескан по столу. Она поставила рюмку на место. Пал Палыч, подойдя к столу, снова ее наполнил.

– Лариса, тебе как, объявить сразу то, что я вчера забыл тебе сказать, или ты сначала закуришь?

От ворвавшейся минуту назад в кабинет гневной Ларисы Дмитриевны не осталось и следа. Это была ее бледная копия, послушно пытавшаяся прикурить сигарету.

– Так вот, Лариса, вчера я тебе не сказал, что Сережа и этот доктор – одно лицо. Только у Сережи поверх рясы был на груди православный крест, а на голом теле Петровича ты вряд ли бы углядела что-нибудь подобное. К тому же он никакой и не доктор. Это сущность. Сильная материализованная сущность, принимающая различные формы и обличия, а, думаю, ткни эту сволочь пальцем…

Лариса залпом опустошила рюмку. Пал Палыч налил ей еще. Она, не задумываясь, выпила вторую.

– Ты мне все врешь. Ты – дьявол. Я тебе не верю.

– Поэтому, – невозмутимо продолжал Пал Палыч, наливая ей третью рюмку, – я сильно сомневаюсь, что у вас в этом плане могло что-то произойти. Это, я думаю, не его конек. Да и не это ему было надо от тебя. То-то ты у нас влетела такая рассерженная. Обычно после двух часов «строгого постельного режима» вы бываете куда добрее. А тут прямо гром и молнии.

За окном послышались раскаты грома. Пал Палыч отреагировал на это явление так, словно громыхнуло не в феврале, а в мае.

– Да, что-то странное у нас с природой происходит. Ох, любишь ты, Лариса, пребывать в состоянии, далеком от реальности.

Повернув ее к себе за плечо и, чуть ли не в упор, пристально глядя в глаза Ларисы, Пал Палыч произнес, будто отчеканил:

– А мой Сережка истинный. И он, в отличие от нас с тобой, человек. Из плоти, крови и своей души бессмертной. Поняла теперь? Вот так-то, милая.

Выпив третью рюмку, Лариса смотрела на стену кабинета, раскачиваясь в кресле взад-вперед, словно маятник.

– Извини, дорогая, но больше времени я уделить тебе не смогу. У меня еще дела. К тому же, насколько я знаю, тебе тоже надо торопиться. Ты мне вроде вчера говорила, что открываешь выставку нудистов-авангардистов или как их там еще?.. Нехорошо заставлять людей ждать себя. Я так понимаю, без тебя перерезать ленточку не осмелятся. Так что поторопись, Лариса.

Он нажал на кнопку вызова секретаря.

– Слушаю, Пал Палыч.

– Нина Сергеевна, Лариса Дмитриевна выпила коньяку и нуждается в помощи. Поэтому, пожалуйста, проследите, чтобы она не села за руль. Выделите ей машину с водителем, и пусть он ее доставит, куда ей заблагорассудится: домой, в деревню Жуковка, на Выставку Достижений Народного Хозяйства или в аэропорт «Шереметево-2». И вот еще, отмените заказ на билет в Лондон для Ларисы Дмитриевны.

– Будет исполнено, Пал Палыч.

– Спасибо, Нинуля, а я уже выхожу.

– Твоя машина давно у подъезда.

Он подошел к столу для «нагоняев» и встал напротив Ларисы.

– Я уверен, собираясь в Париж, ты ни разу не подумала о нашем сыне, поэтому в Лондон, если Бог даст, полечу один. Я обещал бороться за тебя, да, видно, не получается. Как всегда, оказался слишком самонадеянным. Прости меня. И последнее… Ну, не могу умолчать: с твоими-то энциклопедическими познаниями в изобразительном искусстве не научиться отличать черное от белого… Не понимаю.

Пал Палыч смотрел на Ларису, как вдруг где-то в затылке, на задворках серого вещества, стали возникать пока еще нестройные ряды нот тревожной мелодии. Мелодии простой, но захватывающей, и, подобно выносящемуся из тоннеля локомотиву, они обрушивались на его слух, приобретая ритмическую стройность. Бушующим водопадом низвергались к сердцу и мириадами брызг стремительно поднимались вверх, создавая музыкальную гармонию. И конечно же, благодаря открывшемуся в нем несомненному поэтическому дару, в такт этой мелодии рождались первые поэтические строфы:

Вымети за мной сор.Выветри за мной избу.Я полуденный вор,Я украл твою судьбу.И ты речам моим не верь,Что я вернусь к тебе, что смогу.Ты запри за мной крепче дверь.Я все лгу тебе. Лгу.

Обойдя рабочий стол, он подошел к по-прежнему качающейся, подобно маятнику, Ларисе и, осторожно взяв за плечи, поцеловал ее в темечко. Оказавшись подле двери, обернулся и еще раз посмотрел на жену, сидевшую к нему спиной в том же положении:

И мне судьбою не стать твоим.Я слышу рядом дьявола смех.А Богом я, увы, не храним,По пятам за мной грех.И по пятам моим нелюбовь.Только столп прожитых лет.Так не зови меня. Не зови вновь.Не проси. Не вернусь. Нет.

Пал Палыч вышел из кабинета. Он обнял выбежавшую ему навстречу Нину Сергеевну, сказав ей: «Не смотри на меня так, будто я невозвращенец. Увидимся еще». Выйдя из приемной, он нежно провел рукой по Жениным волосам и вместе с последовавшей за ним охраной вошел в лифт: