Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

— О чем размечталась, Маркиза?

Голос звучал очень тихо, а его обладатель остался невидимым. Обескураженная Анжелика огляделась вокруг, и у нее возникло странное ощущение, что к ней могла обратиться только мраморная статуя, стоявшая напротив.

— Ну, так о чем вы мечтаете, Маркиза?

— Кто вы?

— Я Аполлон, бог красоты, я — тот, кому вы любезно составили компанию в столь ранний утренний час.

Анжелика молчала.

— Прохладно, не так ли? У вас хотя бы есть накидка, а я, увы, совсем наг. Знаете ли, мраморное тело — это так холодно!

Анжелика вздрогнула, заглянула за статую, но никого не обнаружила. Тут ее внимание привлекла груда разноцветных тряпок на полу, у самого цоколя скульптуры. Она наклонилась, протянула руку — и в ту же секунду груда одежды взвилась в воздух, сделала замысловатый пируэт и перед изумленной Анжеликой оказался карлик. Он сразу отбросил капюшон, скрывавший его лицо.

— Баркароль! — воскликнула Анжелика.

— Всегда к вашим услугам, Маркиза Ангелов.

Карлик королевы склонился в глубоком поклоне. Он был не выше семилетнего ребенка. Глядя на его уродливое коренастое тельце, посаженное на крошечные кривые ноги, люди невольно забывали о красоте его умного лица. На голове Баркароля красовалась шляпа из темно-красного атласа, украшенная медалями и бубенчиками. Его камзол и жюстокор тоже были из темно-красного и черного атласа, но без бубенчиков или иных украшений. Рукава заканчивались кружевными манжетами, а на боку висела миниатюрная шпага.

Анжелика очень давно не видела своего старого друга. Она сочла, что карлик выглядит как истинный дворянин, о чем и не преминула сообщить.

— Ты действительно так считаешь? — спросил весьма польщенный Баркароль. — Будь я другого роста, думаю, я дал бы фору любому из этих красавцев сеньоров, что щеголяют при дворе. Эх! Если бы наша добрая королева разрешила снять бубенчики со шляпы, я был бы на седьмом небе от счастья. Но она говорит, что в Испании все шуты носят колокольчики, и когда она не слышит их веселого перезвона, ей становится совсем грустно. К счастью для меня и двух моих товарищей, у нас появился неожиданный союзник: сам король. Он нас терпеть не может. Как придет в покои королевы — сразу выгоняет нас тростью. Мы убегаем, по дороге делаем разные прыжки и сальто, а бубенчики оглушительно звенят. При любой возможности, пока король с королевой беседуют или даже в более деликатных ситуациях, мы со всей мочи трясем побрякушками, а государь злится. В конце концов королева это заметила. Теперь она только вздыхает и не говорит ни слова, когда мы не пришиваем обратно случайно оторвавшийся бубенчик. Между прочим, скоро мы получим еще одну привилегию.

— Какую же?

— Право носить парик, — сообщил Баркароль, закатив глаза.

Анжелика рассмеялась.

— Сдается мне, что вы становитесь господином с амбициями, месье Баркароль.

— Я всячески пытаюсь возвыситься и утвердиться в этом мире, — самодовольно ответил карлик.

Но в его взгляде, взгляде зрелого мужчины, Анжелика прочла выражение грустной иронии. Он насмехался над самим собой.

— Я счастлива видеть тебя снова, Баркароль. Давай немножко поболтаем.

— А вы не опасаетесь за свою репутацию? О нас станут судачить. Что будет, если ваш муж вызовет меня на дуэль?

— У тебя есть шпага.

— Это правда! Смелость города берет. Ну что же, тогда я намерен поухаживать за вами, моя прекрасная маркиза. И все же давайте подойдем к окну. Тогда люди подумают, что мы любуемся садами, и не смогут заподозрить, будто я произношу пламенные признания.

Карлик засеменил к окну и, подойдя, расплющил нос о стекло, как ребенок.

— Что вы скажете об этом месте? Красиво, да? Маркиза Ангелов, став знатной дамой, ты по-прежнему не отречешься от дружбы с шутом королевы?

Анжелика встала рядом, положила руку ему на плечо и тоже посмотрела на парк.

— От воспоминаний, которые нас объединяют, не отрекаются, Баркароль.

И добавила чуть тише:

— Даже если захочешь, все равно не получится это сделать…

Солнце рассеяло туман. Наступавший день обещал быть погожим, теплым и приятным, как это бывает весной. Освободившись из туманного плена, зелень беседок стала сочной, водоемы окрасились в прозрачный голубой цвет, на клумбах яркими красками запестрели цветы. В парке уже суетились садовники с тачками и граблями. Их было очень много, но на фоне бескрайних эспланад и широких просторов люди казались просто крошечными.

— Иногда, — тихо сказал Баркароль, — наша королева начинает беспокоиться, потому что целый день не видит меня. Куда подевался ее любимый преданный карлик?.. А он отправился в Париж, нравится это Ее Величеству или нет. Чтобы отдать дань уважения другому Величеству, которым не позволит себе пренебречь ни один из его подданных: Великому Кесарю, Деревянному Заду, королю всего преступного мира. Да! Маркиза Ангелов, таких подданных, как мы, немного. Мало кто способен кинуть в «таз» набитый кошель размером с добрую дыню. Думаю, Деревянный Зад очень меня любит.

— Он и меня очень любит, — сказала Анжелика.

Странное дело: оказавшись в Версале, Анжелика уже в третий раз вспомнила безногого калеку. Кто бы мог подумать, что время от времени прекрасная маркиза дю Плесси-Бельер, переодевшись в неприметное саржевое платье, тайно выходит из своего дома и отправляется на окраину предместья Сен-Дени? Что каждую неделю ее слуги из числа бывших товарищей по воровскому прошлому относят туда же корзины, наполненные самыми изысканными винами, жареными птицей и мясом…

— Ничего не бойся, Маркиза Ангелов, — прошептал Баркароль, — мы умеем хранить секреты. И помни, что с нами ты никогда не останешься одна и всегда будешь в безопасности… даже здесь.

Карлик повернулся и напыщенным жестом обвел окружавшее великолепие.

— Даже здесь!.. В королевском дворце, где каждый безмерно одинок и постоянно подвергается такой смертельной опасности, как ни в каком другом месте…

Может быть, это опять была ирония?

Появились первые придворные. Они зевали, прикрывая рты кружевными манжетами. Стук их деревянных каблуков по мраморным плитам эхом разносился по пустынным залам. Слуги принесли дрова, в величественных каминах загорелся огонь.

— А вот и наша старушенция. Никогда не опаздывает! Тут как тут.

Анжелика увидела, как мимо в накидке с капюшоном прошествовала немолодая дама. Ее седые волосы были покрыты накрахмаленным чепцом — крестьянским по крою, зато сшитым из тончайшего линона. Несколько дворян, завидев даму, приветствовали ее легким поклоном. Но казалось, она их не заметила. Со спокойным достоинством она величаво шла своей дорогой.

— Куда это она поплыла?

— К королю. Это мадам Амелен, его кормилица. У нее привилегия входить по утрам первой в спальню государя. Она открывает шторы и целует короля, пока тот еще в постели. Спрашивает, хорошо ли спалось Его Величеству и чувствует ли он себя бодрым. Несколько минут они беседуют. А все сильные мира сего топчутся под дверью… Потом кормилица уходит, и никто не видит ее до следующего утра. Мы даже не знаем, где ее нора, куда она прячется со своей прялкой… Старушенция — ночная птица. Но все министры, принцы и кардиналы каждый день сгорают от зависти, потому что не кто-то иной, а эта парижская мещанка видит первую улыбку короля и, очень может быть, частенько похищает у них его первую милость.

ПРОБУЖДЕНИЕ КОРОЛЯ.

Сразу после ухода кормилицы в опочивальне появлялись три лекаря в черном, в париках с белыми буклями и островерхих шляпах, свидетельствовавших об их уважаемой профессии. Они по очереди щупали пульс короля, осведомлялись о его здоровье, обменивались несколькими учеными латинскими словами и выходили из комнаты.

Наступало время первого приема.

Принцы крови склонялись в низком поклоне, а король вставал с постели. Главный камергер протягивал ему халат, который поддерживал первый камердинер. Его Величество самостоятельно надевал короткие панталоны, но затем к нему подходил один из высших офицеров, дабы собственноручно завязать подвязки.

Привилегией подать монарху рубашку был наделен один из первых дворян, и все ждали, пока тот появится в опочивальне, гордо подняв голову, возглавляя процессию из высшей знати и сеньоров, удостоенных особого разрешения. Начинался второй прием.

Когда король надевал рубашку, первый камердинер поддерживал ее правый рукав, а первый распорядитель гардероба — левый.

К третьему приему приглашались герцоги и пэры, которые, толкая друг друга, шептали какие-то восторженные фразы, отвешивали низкие поклоны, так что их ярко расшитые жюстокоры почти касались пола, напоминая полевые цветы, которые склоняются под напором ураганного ветра.

Затем распорядитель королевского гардероба повязывал Его Величеству галстук — это было его право. После чего распорядитель галстуков поправлял, а порой даже перевязывал шейный платок, если тот был завязан плохо — таково было его право. Но он делал так лишь в том случае, если в комнате не присутствовал никто из главных офицеров королевских покоев.