Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

— Ах, сэр, вы ведь теперь не со мной говорите, а с тем человеком, который давно во мне умер. Как бы я хотел, чтобы вы поняли меня, чтобы мы поняли друг друга.

— Возможно, мы не понимаем друг друга, и поэтому вы считаете, что я к вам несправедлив…

— Да разве я жалуюсь на несправедливость? — сказал Кип.

Судья говорил с ним так мягко, так терпеливо, что это его обнадежило. Он думал, что между ними возможно сближение, он готов был заверить судью, что отдаст все свои силы и энергию на благо общества, что мечтает работать в комиссии и сознавать, что наравне со всеми имеет право на полноценную жизнь. Но тут дверь отворилась. Мелкими быстрыми шажками в кабинет вошел мэр города Уиллз, держа в руках кипу каких-то бумаг. Лукаво глянув на судью, на взволнованное лицо Кипа, он приветливо воскликнул:

— О! Кип! Весьма рад вас тут видеть.

— Спасибо, — сердечно поблагодарил его Кип. — Большое спасибо.

— Люблю видеть Кипа в этом доме, — сказал мэр судье.

— В данном случае у вас на это особые причины? — сухо спросил судья Форд.

— Разумеется. Ибо я поборник системы воспитательной в противовес карательной. Именно такие люди, как Кип, сеют крупицу надежды в сердцах многих и многих антиобщественных натур. И я хочу, чтобы они знали, что Кип здесь, с нами. — Он положил бумаги на стол перед судьей и повернулся к Кипу: — Хотите сигару, Кип?

— Спасибо, сэр.

— А вы, судья Форд?

— Нет, благодарю.

— Как угодно, — небрежно ответил Уиллз. — Загляните ко мне, Кип, потолкуем, идет? — На пороге он обернулся и, сияя улыбкой, добавил: — Не давайте судье сбить вас с пути истинного, держите ухо востро! — И, надув румяные щечки, хмыкнул и вышел за дверь.

Несмотря на доброжелательность мэра, что-то в его тоне смутило Кипа. Казалось, Уиллз дает понять: «Вот еще один бывший арестант. Еще один. Будьте доброжелательны к исправившемуся преступнику». Кип не сомневался, что судья истолковал тон Уиллза именно в таком смысле, и заметил, в какое раздражение это его привело: рука на столе в оправе твердой белоснежной манжеты сжалась в кулак.

— Мэр в вас души не чает, не так ли? — сказал судья.

— Он такой славный.

— Человек он доброжелательный. Но о себе-то вы более высокого мнения.

— Да что вы, сэр, вовсе нет.

— Я прочел это в ваших глазах.

— Просто он мне нравится, вот и все.

— Вам нравится, что он готов, как глупец, плясать вокруг вас, подобно тысячам глупцов в нашем городе. Скажу вам без обиняков. — Судья поднялся, вышел из-за стола и встал к окну, опершись спиной о подоконник. — Мэр умиляется и радуется от души. Он считает, что вы — наглядное подтверждение правоты того дела, за которое он ратует. — Судья улыбнулся. — По его схеме, ни один человек не рождается злым. Вы для него в Этом смысле находка, Кейли. Для таких людей, как мэр, понятия независимой воли не существует. Он считает, что все люди просто-напросто растасовываются под воздействием на них неких сил. Человека вроде вас посылают в исправительное заведение, воспитывают его, и пожалуйста — он проявляет свое прекрасное божественное начало. И все в восторге. Этак для них не на небесах, а на земле «более радости будет об одном грешнике кающемся…». Ну нет, я в этой игре не участвую. Возможно, намерения у вас благие, но вы опасны потенциально. Я выполняю свой долг перед обществом. Надеюсь, вы больше не попадете в беду, но решительно возражаю против вашего назначения на любую должность, которая возвеличит вас и тем самым принизит мое представление о законе и порядке и о людях, которые достойны их охранять. По-моему, вполне логично, не правда ли?

Судья Форд стоял на фоне светлого окна, высокий, прямой, поистине величественный. Кипу не терпелось поскорее сказать ему, что он тоже стремится быть частицей всего того, что охраняет судья; что он давно уже обрел мир в своей душе и хочет, чтобы судья охранял его так же, как охраняет мир и порядок в городе.

— Вы все еще не поняли меня, сэр, — сказал он смиренно. — Ведь мы оба можем сойтись на одном. Мне по душе все то, что вы говорите. Кое о чем больно слышать, но в общем я стремлюсь к тому же, что и вы.

— Вот и отлично, — ответил судья и сказал с улыбкой: — В таком случае — держитесь подальше от греха.

— Сэр…

— Да?

— Вы… вы не верите, что я стал другим.

— Я сказал — надеюсь, вы удержитесь от греха. Желаю удачи.

И тут Кип почувствовал полную беспомощность. Он понял, что никогда ему не пробиться сквозь этот мягкий спокойный голос, не вызвать в душе судьи ответного тепла.

— Вы же судья. Неужели вы никогда не чувствуете, что человеку необходимо помочь, даже если он вам не нравится?

— Вы воспринимаете это как-то лично. Напрасно, — нетерпеливо возразил судья. — Правосудие — это институт общественного порядка, и я не имею права разрушать всю его структуру ради того лишь, чтобы найти в ней место для такого, как вы. Именно поэтому я считал, что вы должны были остаться в тюрьме.

Но Кип уже не слушал его. Он понял одно: судья считает, что его место в тюрьме. В его ушах тотчас загрохотали тяжелые шаги арестантов, перед мысленным взором замелькали ноги в грубых подкованных башмаках — одни только ноги, ноги… И тогда он медленно поднялся и, указывая на судью пальцем, сказал:

— Я знаю одного человека, он очень похож на вас.

— Вот как?

— Да-да. Я обещал с ним сегодня повидаться. Это Джо-Шепоток, самый ловкий в стране вор по мехам. Очень он на вас смахивает. Тоже говорит громкие слова, только на свой лад. У него тоже есть своя роль. И он в ней тоже хорош. Может, вы и отменный судья, но пружинка, которая заставляет вас тикать, точно такая же, как у Джо: вы ни во что не верите. Иначе вы бы не сидели в судейском кресле день за днем и не вершили бы суд над людьми. И что это за сила такая в вас сидит? Что бы это ни было, а у Джо-Шепотка она тоже есть.

— Прощайте, Кейли.

— Ладно, сейчас уйду.

— Вон! Немедленно!

И между ними все стало так, как десять лет назад, когда судья приговорил Кипа к пожизненному заключению и двадцати ударам плетью.

— Боже мой, — вырвалось у Кипа. — Так что же вы такое во мне видите, судья Форд?

— Я сказал: прощайте.

— Судья Форд, не отводите глаз! — не помня себя, выкрикнул Кип. — Почему вы не присутствуете при исполнении приговора? Не увиливайте, отвечайте.

— Я не увиливаю, я занят.

— Что ж, можете меня ненавидеть, ведь ваша ненависть отнимает у меня жизнь. А вы, должно быть, многих ненавидите. Сидите тут в суде и заранее знаете, кого засудите, убьете своей ненавистью. Да, да, так оно и есть, — тихо пробормотал он.

Судья Форд в страхе отступил.

— Клянусь богом! — воскликнул Кип. — Разве вы не отыгрались на мне? Что же не пришли посмотреть? Вот, полюбуйтесь! — Он обезумел от ярости. Что-то бормоча, дико сверкая глазами, он срывал с себя пиджак. — Вас при этом не было, вот и полюбуйтесь! Бесплатно! — Ухмыляясь, он швырнул пиджак на стол. Сдернул галстук, рубашку, сорочку и тоже швырнул на стол. Потом повернулся к судье могучей, мускулистой спиной, почти прижав того к столу. Луч солнца упал на голое тело, высветил шрамы от ударов плетью. Светлые полосы на бронзовой коже набегали одна на другую, пересекались, но многие ровными бороздами огибали спину. — Вот поглядите, двадцать плетей. Ваш подарочек. Ваше клеймо. Ваш фирменный знак. Хлестали, пока кровь не хлынула, а сильно пускать кровь у них не положено. Рот марлевым кляпом заткнули, чтоб слюну впитывал, я чуть не задохнулся. Если вам кажется мало, что ж вы больше не присудили? В первый месяц пятнадцать врезали. Доктор пульс пощупал: «Организм сильный, все в порядке, продолжайте». Через шесть месяцев — остаток. Что ж, так я расплачивался. Я и хотел расплатиться поскорее. Считал, что людям долги отдаю. Но, ей-богу, вам все равно мало, судья Форд. Вы никогда не насытитесь. Ведь так?

У него перехватило дыхание, а судья Форд все молчал. Весь дрожа, не переставая сверлить судью взглядом, он потянулся за пиджаком, надел его, а рубашку скатал и запихнул в карман.

— Ну как, поправилось? — прошептал Кип.

— Кейли, — спокойно произнес судья. — Вон там зеркало. Посмотрите на себя.

— Это вы на меня посмотрите.

— Вы поймете, что я имею в виду: в вас сидит бунтарство, одно бунтарство! Душа, начиненная бунтом. Вы расхаживаете с бомбой в кармане.

— Господи, и это все, что вы поняли, — тихо проговорил Кип и шагнул к двери.

Придерживая у горла ворот пиджака, он вышел из здания муниципалитета. Вся спина у него горела. Он остановился на ступеньках, закрыл на миг глаза, пытаясь понять, где находится. Вот через дорогу кафе, вот полисмен гарцует на лошади, какой-то человек закрывает двери банка, женщина поднесла ребенка к фонтанчику, а там, вдали, — голубое озеро, и над ним волнистая гряда залитых солнцем облаков. Из кафе, покинув свой наблюдательный пост за столиком у окна, вынырнул Джо Фоули. Но Кип не заметил, он ничего не видел перед собой. Все вокруг сверкало под яркими лучами солнца, а ему чудилось — он бредет в темноте. «О господи, ну зачем я оставался у него, — думал Кип, — пока он умышленно не довел меня до ручки? Может, во мне и правда есть что-то такое, о чем я и сам не ведаю? Судья в этом уверен. Недаром испугался».