Второстепенный: Плата (СИ) - Нельсон Ирина

Что-что?

- Так это твоих рук дело?

Ай даже не дёрнулся – как лежал, так и остался лежать. Только зевнул широко и сладко, показав крепкие здоровые зубы.

- Не совсем. Я всего лишь завербовал в Сопротивление тамошнюю бедн-вару. Что они своим филиалом намутили, не знаю. Знаю только, что у неё покушение получилось.

- Ты сказал «бомба», – напомнила я.

- А, ну… – Ай сел, почесал под рогом. – Как бы это сказать-то, чтобы клятву обойти… В общем, в Великобритании была одна отрава. Русских отравили другой отравой. В Восточной Европе травили третьей. Насчёт Японии и Америки не знаю, но там тоже были свои методы…

- Сопротивление ищет способ уничтожить эльтов, – догадалась я.

Ай просиял и быстро-быстро закивал. Чтобы не видеть эту лучезарную улыбку, я опустила взгляд на свой блокнот и вдруг поняла, что всё это время писала по-русски. После секундной оторопи вспомнила, что Изначальные, в частности Альвах, вполне способны прочитать и русский, и украинский, и ещё пару-тройку сотен языков.

Почему-то меня опять заклинило на совсем не тех вещах, о которых было нужно думать. И эмоции какие-то… пустые. В груди странно заныло… Да что со мной?

Внизу, в лаборатории что-то разбилось, следом раздались негромкие ругательства, и в гостиную следом за химическим запахом чего-то не особо приятного влетел профессор Хов.

- Волхов, вы дописали? – он на бегу заглянул в недописанный текст и сдёрнул с себя плащ алхимика. Рукава на нем дымились. – Быстрее! Через двадцать минут мы должны быть в Карауле.

Я спохватилась и послушно закарябала ручкой дальше. Тем временем профессор отмыл рукава плаща под краном на кухне, снова спустился в подвал и вернулся с каким-то большущим свертком. Почему-то с щитовыми чарами.

- Всё, – я захлопнула блокнот и протянула его профессору.

Тот поправил рукава своей зелёной рубашки, отмахнулся:

- Волхов, я же сказал, что мы идём вдвоём. Одевайтесь уже! – и, приглядевшись, сбавил тон. – Вы хорошо себя чувствуете?

Я замешкалась:

- Да… Нет… Не знаю… – и вдруг ляпнула: – Хочу яблочный пирог. С корицей и сливочным кремом. И чаю к нему. С мятой и лимоном. И посидеть у камина… – дыхание перехватывало, в груди ныло всё сильнее. – Булгакова почитать… Я не знаю, мне просто плохо...

Ай тихо вскрикнул. Профессор замер, выронив запонку. Чёрные глаза поражённо расширились. Он шагнул ко мне, наклонился, провёл по лицу ладонями, зачем-то принюхался, а потом прикоснулся губами к мокрой щеке. От этого осторожного прикосновения, почти поцелуя, мне захотелось взвыть – до того больно ударило туда, в ноющее сердце.

- Вадим, – тихо и очень взволнованно прошептал профессор. – Твои слёзы… Они золотистые, сладкие и пахнут яблоками. Это же ненормально для тебя?

Я не успела ответить – коленки подкосились, тело охватило знакомое по спиритическому сеансу холодное оцепенение. Шею резанула боль – это побелевший от испуга профессор сорвал с меня подаренную ящерицу. Но кулон был ни при чём, ведь причина шла совсем с другой стороны. Перед глазами мелькнула пищащая серая птичка из призрачного малинника, отгоняющий её келпи. Грудь с усилием протолкнула воздух в лёгкие…

И я открыла глаза на крыльце у бабули.

- Давненько тебя здесь не было, дитёнок, – ласково улыбнулась Зоя, открыв дверь курятника, в руках у неё качалось пустое ведро. – Раз пришёл, помоги с поливом.

- Ага, – я покорно взяла протянутое ведро и пошла следом за тёткой.

Старый пень от яблони, ещё совсем недавно тлеющий и пышущий жаром, сейчас стоял сухим и мёртвым. Зоя зачерпнула воды из бочки, подошла к пню, проваливаясь в холодный влажный чернозём по самую щиколотку, и опрокинула на него ведро. Вода просочилась в трещинки, и на мгновение на мёртвой обожжённой древесине расцвёл мох. Расцвёл – и опал побуревшими хлопьями. Зоя уступила место мне и заметила:

- Рано ты, обычно ведь днём приходишь.

Да. Рано. Заря над домом только-только занималась. В предрассветных сумерках над пустой землёй серебрились клочки тумана. Когда небо пронзят первые лучи солнца, они опадут росой. Жаль, от былого великолепия остались лишь яблочный пень да клочок ягодника в конце сада. Я опрокинула своё ведро, полюбовалась расцветающим мхом и, подчинившись кивку Зои, вылезла из вязкой прохладной земли на выложенную каменными плитами тропинку.

- Так получилось.

- Я вижу, – хмыкнула Зоя, кивнув за мою спину.

Я обернулась. Мох на пне не засох, наоборот – наливался цветом, расползался живым полотном всё дальше и дальше, от корней до самого среза. А там, где землю примяли мои босые ступни, расцветали нежные зелёные ростки. Зоя наклонилась над ними, что-то пошептала и выпрямилась с довольной улыбкой.

- Не погибнут? – спросила я.

- Скоро весна, силу прорасти они получили от тебя, а ты любимый внучок бабули и ворона. Конечно, не погибнут, – улыбнулась Зоя и зачерпнула ещё воды. – Пойдём, чайку попьём, что ли? С ягодными листьями. И ягод поедим заодно.

Я покорно прошла следом за ней в конец сада, туда, где зеленели кусты вишни, смородины и малины. Вблизи они казались дикими и непроходимыми, но только стоило мне ступить на траву, как густые колючие заросли раздвинулись, открыв приятную полянку с древними резными столом, парой скамеек и... Кажется, когда-то этот квадрат был избушкой, а эта груда камней – очагом.

Мы с Зоей сложили на месте бывшего очага кострище. Пока тётя рвала ягоды, я разожгла костёр. Когда огонь окреп и пустил струйку дыма, на полянку откуда-то из тёмного неба спорхнул ворон и обернулся Кайраканом.

- Держи чайник, – он пошарил по кустам и протянул мне древний железный чайник с погнутой дужкой. Мы соорудили из веток треногу, повесили на неё чайник с водой и ягодными листьями, и через пару минут по саду поплыл дивный аромат.

Вновь пошарив по кустам, Кайракан нашёл ещё и пару деревянных чашек.

- Ой, моя любимая! – обрадовалась я, узнав затейливый узор на одной из них.

Кайракан налил в неё чаю, подал мне и ласково потрепал по макушке.

- Ты пей, пей. Тебе сейчас полезно.

- Надо много пить, – поддержала его Зоя. – Обязательно будь рядом со своим чужаком. Только рядом с ним расцветёшь.

Я осторожно пригубила напиток. Приятная волна с привкусом глинтвейна и мяты прокатилась по венам, окунула в тепло. Тянущая боль внутри отступила, притупилась.

- Ции-ции-ции! – раздался знакомый писк, и мне на плечо села знакомая птичка. Вблизи она оказалась очень похожа на воробья, только с другим клювом и с полосками. Сев на меня, она повертелась, клюнула в ухо и вдруг порозовела, а на голове расцвели белые пятна.

- Ты Витю видел? – вдруг чётко спросила она.

Я чуть не поперхнулась.

- Чего?

- Кыш! – лениво махнул на неё Кайракан. – Не время ещё!

Птичка, не переставая печально вопрошать о Вите, кинулась в кусты.

- Это ведь не малиновка? – спросила я. – Почему она меня преследует?

- Захочет – будет малиновкой, – ответил Кайракан. – Была сибирской розовой чечевицей, сейчас вот снова в чечевицу обернулась, только в другую.

- Так почему?..

- Много будешь знать – плохо будешь спать, – лукаво улыбнулся мне шаман и ткнул меня ладонью в грудь. – Всё, допивай и иди.

Я ещё раз глотнула тёплого сладкого чая, так похожего на глинтвейн.

- Иди, – повторил Кайракан. – Иди, иди…

-… адим! Вадим! Волхов!

Не чай, не глинтвейн – тепло дарили руки Кориона. Я со вздохом открыла глаза и зажмурилась. В глаза ударил ослепительно белый высокий потолок, какого никогда в особняке на Смелтерстрит не водилось. Потолок тут же заслонила собой тёмная фигура профессора. Смотреть на его чёрные волосы и зелёную рубашку оказалось гораздо приятнее, чем в безликую белизну.

- Где?.. – проскрипела я и закашлялась.

- Очнулся, – заключил Корион. – Вы в Сиде Трёх Дубов, мистер Волхов.

Он не отрывал рук от моей груди. Поверх зелёных рукавов светились два массивных браслета. Видимо, эти штуки облегчали магическое слияние.