Взрыв - Сергей Снегов

— Может, пойдем, Владислав Иванович, пока они тут приводят его в чувство? Люди ведь там ждут нас.

Мациевич угрюмо всматривался в лицо начавшего уже дышать и шевелить руками Синева; теперь оно из черного стадо бледным, его обтерли ватой со спиртом.

— Ждут, верно, но где? Одно слово Синева, может быть, сбережет нам часы напрасных поисков. Будем терпеливы.

Начальник отряда сам принялся растирать Синева. Через несколько минут тот открыл глаза. Он еще ничего не понимал и не отвечал на вопросы. Мациевич тряс Синева за плечи, заглядывал ему в глаза, настойчиво повторял:

— Это мы, Алексей. Спасли тебя… Ты спасен, понимаешь? Что остальные? Где остальные? Понимаешь меня — где остальные? Я спрашиваю тебя, что ты знаешь о других? Ты слышишь меня, Синев?

Синев наконец услышал. Он заговорил, давясь словами, разобрать их не удалось. Мациевич приставил ухо к самым губам Синева, попросил повторить. До него донесся слабый шепот:

— В гезенке… Ржавый… Всех уводит… Гезенк… Камушкин… Камушкин…

Синев, обессиленный, замолчал, снова закрыл глаза, упал на руки поддерживавших его людей. Мациевич не стал добиваться дальнейших объяснений, самое важное он уже знал. От его медлительности и сдержанности не осталось и следа. Он стремительно вскочил на ноги.

— Синева на носилках наверх! — скомандовал он. — Два человека! А мы, товарищи, вниз.

По дороге он предложил начальнику отряда:

— Разобьемся на две группы. Я иду в гезенк с основной партией, ты отыскиваешь первый отряд спасателей, они, вероятно, где-то недалеко.

— Это можно, — согласился начальник отряда. — Пока пойдем вместе — до развилки.

Скоро лампочки спасателей осветили человека с ношей на руках. Человек шатался, брел у самой стены, поминутно прислоняясь к ней. Он закричал, увидев лампочки спасателей, пытался побежать навстречу, но свалился. Симак с Мациевичем подбежали к нему — это был Камушкин с Машей. Они стали поднимать его, он оттолкнул их и сам поднялся на ноги. Машу тут же положили на носилки, она была по-прежнему без сознания. Один из бойцов вынул медицинскую трубку, наскоро прослушал девушку.

— Жива, — сказал он уверенно. — Дышит аккуратно. Скорей бы ее в палату.

— Сам доставишь ее наверх, Павел Николаевич? — спросил Мациевич Камушкина. — Тебе тоже нужно полежать — на себя не похож. Неужели и ты попал во взрыв?

Камушкин отрицательно покачал головой. Он не отводил взгляда от черного безжизненного лица Маши.

Два бойца подняли носилки и понесли их. Камушкин повернулся к Мациевичу и Симаку.

— Дайте мне респиратор, — сказал он хрипло и устало. — Ничего со мной не было, разок тяпнуло по башке. Не буду отлеживаться, когда на участке такое несчастье. Не смотрите на меня так, я не ранен, измучился только, через десять минут пройдет. Почему вы замешкались? Семенюк сказал мне: «Через пять минут выходит первая партия спасателей».

— Они через пять минут и вышли, — подтвердил Мациевич. — И, кажется, сами попали в переделку, — ни звонков от них, ни их самих. Произошел второй взрыв. Думаю, судя по характеру взрыва и загрязнению исходящей струи, что на этот раз вспыхнула угольная пыль, а не метан. К сожалению, среди наших спасателей не было ни одного достаточно опытного горняка, Семенюк поторопился отправить партию вниз.

— Правильно, угольная пыль, — заметил Камушкин. Он с каждой минутой восстанавливал свои силы и уже уверенно шагал рядом с быстрым Мациевичем. — И знаете, где взорвалось? Около шестого штрека, волна шла оттуда.

За пятым штреком стали попадаться первые знаки происшедшего несчастья — сорванные взрывом каски, черенки лопат, разбитые аптечки и кислородные приборы. Потом увидели раненого спасателя — он полз в темноте по штольне и тихо стонал. Весь отряд без команды бросился в шестой штрек. Лампочки осветили покореженную крепь, людей, валявшихся друг на друге. Погиб один, остальные получили ранения, многие были ранены серьезно. Неожиданный воздушный поток, вызвавший взрыв пыли, после катастрофы помогал спасать пострадавших — он оттеснял и разрежал углекислоту. По штреку тянул сравнительно чистый воздух. Половина отряда- принялась вытаскивать на свежую струю своих пострадавших товарищей, остальных Мациевич увел с собой.

— Скорей, скорей! — твердил он, шагая все стремительнее.

8

Решение Ржавого — увести людей в гезенк — было самым разумным в создавшихся условиях. Гезенк представлял собой вертикальную шахту, колодец со входом снизу, а не сверху. Здесь пробивалась самая короткая дорога между верхними и нижними горизонтами, проходка этой шахты шла с двух концов одновременно, но еще не была закончена: оба ствола не сомкнулись. Ржавый рассчитал, что тяжелая углекислота, приносимая все в большем количестве свежей струей, не сумеет заполнить уходящее наверх пространство. Сообщить о своем решении диспетчеру он не мог: телефонная линия на его участке была повреждена.

Он стал командовать всеми спасательными действиями. Ему сразу же подчинились: Ржавый был самый опытный и заслуженный из шахтеров, лучше других мог разобраться в обстановке. Он приказал, чтобы рабочие прихватили с собой имевшийся плотничий инструмент и доски. После этого он побежал на развилку путей — следить, чтобы кто-нибудь из соседних бригад в панике не помчался наверх, в заполненный газами пояс шахты. Он повесил рядом с собой на гвозде рудничную бензиновую лампу. Пламя вначале горело нормально, метан, сочившийся в этом районе из пор земли, нигде не скапливался, его, как и прежде, выбрасывало на исходящую из шахты струю током нагнетаемого под землю воздуха. Уже после встречи с Синевым Ржавый заметил изменение в форме пламени — оно не удлинялось, начинало коптить, потом вокруг него появился зловещий голубоватый ореол. Последний из шахтеров, Полищук, пробежал в убежище. Товарищи, встревоженные, громко окликали Ржавого. Он крикнул: «Сейчас!», но не тронулся с места. Он напряженно вглядывался в лампочку, прикрутил фитиль, чтоб точнее определить форму пламени, — голубоватый ореол увеличивался. Пламя медленно погасло, удушаемое метаном, в воздухе его было уже не менее семи процентов — самая взрывная концентрация. Ржавый повернулся в сторону свежей струи, подставил под нее лицо — струя была слабая, но отчетливая. Он представил себе весь огромный путь, который она пробегала в этих подземельях. Все ему было понятно: где-то опрокинуты запасные вентиляционные двери, свежая струя нашла себе более короткий путь к выходу, до низа добираются только жалкие ее остатки, насыщенные углекислотой. Вот отчего стало больше метана — его уже не так энергично выносит наружу. Взрыва Ржавый не боялся, взрыв был маловероятен, он опасался другого: метан, один из легчайших газов, мог натечь в гезенк, вытеснить сохранившийся там здоровый воздух. Ржавый снова повернулся к свежей струе — отравленная и ослабевшая, она текла, она боролась с метаном, уносила его наружу. Вентиляторы на поверхности продолжали сражаться с разразившейся в недрах земли катастрофой — товарищи не оставляли их в беде, они думали о них, эта слабая струя была рукой первой помощи, протянутой им, скоро придет и другая, настоящая помощь. Ржавый торопливо побежал в гезенк.

Он никому не сказал о своих открытиях и опасениях. Он видел, что люди и без него понимали всю опасность положения. Крутой, поднимающийся вверх уклон кончался вертикальным колодцем. На площадке колодца толпились все бежавшие с мест работы люди. Несколько человек при свете аккумуляторных ламп поспешно сколачивали двери, чтобы закрыть выход из гезенка. Ржавый указал на щели между досками и забраковал их работу. Он сам устанавливал двери, сорвал с себя телогрейку и дал заткнуть ею просветы между досками и стенами. Другие шахтеры сделали то же самое.

Широкий гезенк уходил вверх метров на пятнадцать. В нем было несколько сот кубометров сравнительно чистого воздуха. Люди, раньше задыхавшиеся на истощенной свежей струе, сейчас дышали свободно и шумно. Уже слышались смех и шутки — в любом, самом отчаянном положении всегда найдется что-нибудь такое, над чем можно посмеяться.

— А Колька Серкин летел на двадцать метров впереди взрыва! — говорил молодой шахтер. — С такой скоростью можно башкой стену прошибить и наружу выскочить.

Серкин, такой же молодой парень, как и тот, что над ним потешался, смущенно оправдывался. Он впервые попал в подземный взрыв, но слышал о них много страшного; ему показалось, что сама смерть у него за плечами. Старые рабочие не шутили, они знали, что испуг Серкина не так уж был бессмыслен, — смерть в самом деле дежурила неподалеку, они от нее еще не избавились. Гриценко сердито прикрикнул на парней:

— А ну, кончай базар! Без ваших смехунчиков тошно!

Парни притихли. К Ржавому подсел Харитонов. Он проницательно поглядел на сосредоточенного Ржавого.