Пятеро детей и Нечто - Эдит Несбит

Так случилось, когда свирепая собака попыталась наброситься на детей, сложивших крылья и двинувшихся к двери фермы, чтобы попросить немного хлеба и сыра – хоть они и перекусили сливами, вскоре снова проголодались. Будь дети обычными, бескрылыми, черная свирепая псина выхватила бы хороший кусок из ноги Роберта в коричневом чулке – Роберт подошел к собаке ближе всех. Но при первом же рыке раздалось хлопанье крыльев, и псу пришлось натянуть цепь и встать на задние лапы, как будто он тоже пытался взлететь.

Дети попробовали попросить еду еще на нескольких фермах, но там, где не было собак, люди слишком пугались и могли только кричать. Наконец, почти в четыре часа вечера, с ужасно уставшими и одеревеневшими крыльями, братья и сестры приземлились на церковной колокольне и провели военный совет.

– Мы не можем лететь всю дорогу до дома на голодный желудок, – с отчаянной решимостью сказал Роберт.

– И никто не даст нам пообедать, даже перекусить, не говоря уж о том, чтобы напоить нас чаем, – сказал Сирил.

– Возможно, здешний священник даст, – предположила Антея. – Он должен хорошо разбираться в ангелах…

– Любой поймет, что мы не ангелы, – фыркнула Джейн. – Посмотри на ботинки Роберта и на клетчатый шарф Сирила.

– Что ж, когда вы попадаете в местность, где вам не продают провизию, приходится брать ее хитростью или силой, – твердо сказал Сирил. – Я имею в виду – так делается на войне. И даже в книжках, где написано не про войну, ни один хороший брат не позволит младшим сестрам голодать посреди изобилия.

– Изобилия? – жадно переспросил Роберт, а остальные рассеянно оглядели свинцовую крышу церковной колокольни и пробормотали:

– А мы разве посреди него?

– Да, – уверенно сказал Сирил. – В торце дома священника есть окно, за окном кладовая, и я видел, что там полно еды: пудинг с заварным кремом, холодная курица, язык, пироги и варенье. Окно довольно высокое, но с помощью крыльев…

– Ты гений! – воскликнула Джейн.

– Вовсе нет, – скромно ответил Сирил. – Любой прирожденный генерал – Наполеон или герцог Мальборо – заглянул бы в окошко точно так же, как я.

– По-моему, нельзя воровать еду, – сказала Антея.

– Чепуха, – заявил Сирил. – Что сказал сэр Филип Сидни[2], когда солдат не дал ему выпить воды? Он сказал: «Она нужна мне больше, чем ему».

– И все же мы сложимся и оставим деньги, чтобы заплатить за то, что возьмем, ведь правда?

Антея умела убеждать, к тому же чуть не плакала, потому что хуже всего одновременно чувствовать себя невероятно голодной и в то же время невероятно плохой.

– Оставим кое-что, – последовал осторожный ответ.

Все вывернули карманы на крыше колокольни, где в последние сто пятьдесят лет посетители выцарапывали свои инициалы и инициалы своих возлюбленных перочинными ножами на мягком свинце. У детей нашлось пять шиллингов и семь пенсов мелочью, и даже честная Антея признала – это многовато за обед для четырех человек. Роберт сказал, что, по его мнению, восемнадцати пенсов вполне хватит. В конце концов дети сошлись на том, чтобы оставить полкроны, то есть тридцать пенсов.

Итак, Антея написала на обороте школьного табеля, который случайно оказался в ее кармане (сперва оторвав от бумажки свое имя и название школы): «Дорогой преподобный, мы очень проголодались, потому что летали весь день. Мы думаем, что взять еду – это не воровство, если умираешь с голоду. Мы боимся у вас просить, вдруг вы откажете, потому что, конечно, разбираетесь в ангелах, но нас трудно принять за ангелов. Мы возьмем только самое необходимое, не пудинг и не пирог, чтобы вы поняли: не обжорство, а настоящий голод заставил нас забираться в вашу кладовую. Но мы не разбойники с большой дороги».

– Закругляйся уже, – в один голос потребовали остальные.

Антея поспешно дописала: «Наши намерения самые благородные, если бы вы только знали. И вот полкроны в знак благодарности. Спасибо за любезное гостеприимство. Четверо».

Полкроны завернули в бумажку с письмом, и дети почувствовали: когда священник его прочтет, он все поймет, как понял бы любой, даже не видя крыльев.

– Конечно, есть небольшой риск, – сказал Сирил, – поэтому лучше слететь вниз с другой стороны колокольни, а потом пролететь над церковным двором и махнуть через кустарник. Вроде поблизости никого нет, но лучше подстраховаться. Окно выходит на кустарник и, прямо как в сказке, утопает в листве. Я влечу в окно и буду передавать еду Роберту и Антее, а Джейн пусть наблюдает – у нее зоркие глаза – а если кого-нибудь увидит, свистнет. Заткнись, Роберт! Ее умения свистеть для такого хватит. Пусть она свистит не очень хорошо, зато получится похоже на настоящую птицу. А теперь полетели!

Я не буду делать вид, что воровать правильно. Могу только сказать, что в данном случае голодная четверка считала, что не ворует, а заключает справедливую и разумную сделку. Дети не знали, что в магазинах не купишь за полкроны почти целый язык, полтора цыпленка, буханку хлеба и сифон содовой воды. Эти жизненно важные припасы Сирил передал в окно кладовой после того, как незаметно, без приключений и помех привел остальных в это благословенное место. Больше того, он чувствовал, что совершает героический поступок, не тронув ни варенья, ни яблочного пирога, ни кекса, ни цукатов – и я с ним согласна. Еще он гордился тем, что не взял пудинг с заварным кремом… Как раз в этом, по-моему, не было героизма, ведь если бы он его взял, как бы он потом вернул блюдо? А даже голодающий не имеет права красть фарфоровые блюда с маленькими розовыми цветочками. Сифон с газированной водой – другое дело. Дети должны были что-то попить, а поскольку на сифоне значилось имя продавца, они не сомневались, что сифон ему вернут, где бы они его ни оставили. Если у них хватит времени, они сами его вернут. Мужчина, судя по надписи, жил в Рочестере, не очень далеко от их дома.

Все вышеперечисленное дети отнесли на колокольню и разложили на листе бумаги, который Сирил нашел на верхней полке кладовой. Когда он развернул бумагу, Антея сказала:

– По-моему, можно было обойтись и без нее.

– Нельзя! – отрезал он. – Надо ведь на что-то положить еду, чтобы нарезать; а я слышал, как отец на днях рассказывал, как люди заразились от микробов в дождевой воде. На эту крышу лилось много дождевой воды, потом она высохла, а микробы остались. Если они заберутся в нашу еду, мы все умрем