Джан — глаза героя - Ольга Перовская

Одна из девочек поднесла и Джану венок из ярких шелковых и бархатных цветов, и он милостиво разрешил надеть его на шею.

Гости вспоминали и рассказывали детворе о войне, о славных боевых подвигах героев, о своей работе теперь и о службе Джана.

Потом появилась на свет знаменитая тулянка, и далеко по огромному дому и парку зазвенел за ее полнозвучным напевом хор счастливых молодых голосов.

Даже Джан вступил в хор как-то очень удачно и нисколько не изуродовал исполнение, испустив в конце громкий лай.

Как раз этот момент был заспят фотографом, так что на большой цветной фотографии, которая сейчас висит в приемной детдома, все смеются, а у Джана пасть разинута до ушей.

Декабрь. Дуют ледяные ветры. Через дороги и тропы намело кучи снега. Нелегко теперь стало добираться к «надомникам».

Острые боли в суставах и в пояснице все чаще и чаще мучили Семена Гавриловича. Но он помалкивал об этом, не желая никого тревожить, да и боялся, что родные и доктор восстанут против его путешествий по району.

А сидеть дома без дела, когда все тебя ждут, — такая тоска!..

Однажды утром Джан разбудил его, как всегда, затемно. Натягивая валенки, Семен Гаврилович несколько раз приглушенно охнул, — так пронзительно стрельнуло в суставах.

— Ох, чует непогоду «барометр» мой! — бормотал он, собираясь в путь. — Суставчики что-то разыгрались!.. Плохи у нас делишки Да… а…

Джан юлил возле хозяина и в нетерпении терся об его ноги мощным телом. Для него, в его теплой мохнатой шубе, эти прогулки в морозные или снежные дни были сплошным наслаждением.

После завтрака Семен Гаврилович затянул потуже ремень на полушубке, завязал под подбородком тесемки шапки и, опираясь на палку, отправился с Джаном на станцию.

Он предполагал в этот день побывать в трех местах. Там что-то не ладилось с новыми станками. Но боли все усиливались, голова трещала, и Семен Гаврилович скоро почувствовал, что сегодняшний его график должен будет сломаться.

С трудом добрался он до ближнего поселка, узнал, в чем были неполадки, и объяснил, как их надо исправить. Голос у него был совершенно больной Он то и дело хватался за голову и жаловался на неумолчный звон в ушах.

— Да прилягте вы хоть на часок! Неужели нельзя отложить до завтра? Ложитесь-ка — я вас укрою! Отдохните часок, а мы позвоним, чтобы за вами приехали, — настойчиво уговаривала его чета старичков-«надомников».

Семен Гаврилович прилег на диван, накрылся полушубком и сразу впал в забытье.

Джан с тревогой следил за хозяином. Все его поведение сегодня было таким необычным! Он совсем не улыбался, не шутил. Голос у него был какой-то хриплый, чужой, руки слабые, горячие… Собака внимательно, точно не узнавая, вглядывалась в лицо спящего.

Семен Гаврилович спал долго. Только к вечеру он поднял голову и попросил:

— Пить!

Старушка-хозяйка подала ему ковш со студеной водой и разохалась:

— Ну, куда вы пойдете?! Где вам — такому больному! Пятый час на дворе. Темно уж! Метель к ночи заходит…

— Тут недалеко, в «Красный луч». А темно мне, хозяюшка милая, в любой день, в любой час. Как-нибудь Джан меня доведет. Он и в темь видит отлично.

Семен Гаврилович решительно встал. Во время сна он согрелся и как будто немного приободрился.

И вот они снова бредут по хрустящей дороге. Мороз кусает щеки. Пар оседает сосульками на усах.

Семен Гаврилович почувствовал, что пробиваться сквозь такую вьюгу ему не по силам.

С каждым шагом у него все больше захватывало дыхание. Ледяной ветер и выпитая из ковшика вода жгли горло, словно раскаленными иглами. Жестокая ревматическая атака грызла суставы. Сердце словно обрывалось куда-то… Он остановился. Охнул. Палка выпала у него из рук. И сам он начал медленно оседать на землю.

Джан рванулся за палкой. Рука хозяина выпустила кольцо его шлейки. Джан подал палку и понял, что хозяин не может уже взять ее. Джан бросил палку и с жалобным визгом лизнул помертвевшее, покрытое холодным потом лицо.

Собрав последние силы, Семен Гаврилович простонал: «В „Красный луч“, Джан! Скорее! Ох, скорее беги в „Красный луч“».

… Вьюга пляшет над полем… Одни… Ни души, ни жилья, ни лучика света во тьме… Джан не знает, что делать? Хозяин велел ему бежать в «Красный луч»… Джан знает дорогу. Они же прямо туда и направляются… Но почему же он сам не хочет больше идти? Почему он так странно лежит на дороге?! Никогда он так раньше не делал…

Джан чует беду. Нет, он не бросит хозяина! Он хватает зубами воротник полушубка, упирается лапами в землю и со всей силой тянет тело к себе… Не так! Он берется за шапку, дергает, тянет, трясет ее из стороны в сторону… Потом начинает тормошить и ласкаться к хозяину. Он как будто упрашивает его собрать силы…

Но хозяин молчит. Глухой стон вырывается у него при малейшем движении. Враг коварный подкрался невидимо и нанес смертельный удар…

Джан злобно кидается в ночь, рычит, лает… Но врага нет! Некого разорвать на клочки… Снова стон, глуше, мучительнее.

Джан взвывает от горя. С жалобным писком он трется мордой о хозяйское лицо. Ложится на хозяина сверху, прижимается к нему во всю длину своего жаркого мохнатого тела, греет его своей шубой и не перестает ни на минуту громко лаять и выть.

А снег все метет, метет…

И вот уже легкий курящийся вал намело на то место, где лежит человек и собака…

Порыв ветра донес обрывки человеческих голосов.

Пес вскочил и завыл, что есть силы.

— Чудеса! — кричал молодой голос. — «Красный луч» должен быть тут, в двух шагах. Я слышал собак. А вокруг — ни огней, ни околицы…

— Опять собака, — слышишь, Сергей? — откликался второй голос. — Вот… Слышишь, воет?! Колхоз близко…

Парни, перекликаясь, брели по сугробам:

— Бабушка говорила, он вовсе больной, — кричал опять первый.

— С ним Джан. Может, и успели добраться…

Тут оба прислушались, рванулись и завязли в сугробе. Жуткий вой отчетливо донесся до них откуда-то сбоку:

— Это Джан! Его Джан! Джан, сюда!! — закричали, обрадовавшись, парни. Джан, прыгая, погружаясь и снова выпрыгивая, пробивался к ним через завалы.

— Сюда, Джан! Где хозяин? — Ребята осветили собаку фонариками. — Веди нас к хозяину!

Джан захлебывается, урчит, лает, воет… Он только не может сказать.

Вот он вцепился в край шубы одного из парней и тянет его за собою.

— Идем, пес! Веди! Да оставь ты трепать полушубок! Где хозяин? Что с ним?…

Перед ними высокий снежный вал. Джан кидается разгребать его лапами. Люди тоже начинают раскидывать снег. В белом свете электрического фонарика перед ними очертание тела. Джан кидается на грудь хозяина, лижет его руки, лицо…

Парни пробуют растереть замерзающего. Подносят ко рту фляжку с водкой, поят его, тормошат, не дают ему спать.

— В колхоз надо! Надо дать знать немедленно!.. Сергей, беги ты!.. И вот, если бы… Вы… приказали собаке…

— В «Красный луч»! В «Красный луч», Джан, скорей! — прошептал еле слышно Семен Гаврилович.

С громким лаем пес сделал огромный прыжок, взвыл — и снова прыжок… Лай все глуше… все дальше…

— Помчался! — с облегчением сказали юноши.

Один из них двинулся по Джанову следу…

Пляшет в поле метель…

Нету сил у больного подняться…

— Один шаг, только шаг!.. Ну, тогда машите руками! Не спите! Только не спите!..

Краснолучники, словно матросы на утлой лодчонке, ныряя с санками по сугробам, спешили на помощь.

Парень встретился им уже на половине пути, и они приняли его в сани, не останавливая разгоряченной лошади.

Джан мчался у морды коня. Он охрип от волнения и беспрестанного лая. Он понимал, что ведет помощь. Он был словно в истерике.

— … прибежал, словно бешеный, под окошко к нашему Анкудиновичу… Воет, лает, ломится в двери… Анкудиновича, слепого, схватил за полу и тянет во двор. А тетка ихняя сразу за мной! Видим — шлейка на нем, а Семена Гавриловича нету… Беда!.. Собрались вмиг. Водки захватили… Две шубы… А где он? Живой?!

Паренек не успел ответить.

Добрый конь домчал вовремя.

Всю дорогу, лежа в санях на хозяине, Джан согревал его, слушал бессвязный, бессмысленный бред и скулил.

В первый раз он никак не мог уяснить смысла его приказаний и был в полном смятении от своей непонятливости.

В таком виде их встретили дома.

Бред. Стоны. Острые изменившиеся черты…

Все в доме сбились с ног: припарки, горчичники, мази. Что еще? Чем еще можно облегчить такие страдания?

Джан не отходил от постели. Когда Семен Гаврилович начинал кричать и метаться, пес рычал и разъярялся, как бешеный.

Увести его, запереть — не решались. В доме знали: он спас жизнь хозяину.

Джан за всеми следил подозрительным, злобным взглядом, всем мешал, толкался у всех под ногами.