Джан — глаза героя - Ольга Перовская

1 Карточка учета и родословная… 1 и 1

2. Шлейка… 1

3 Кормушки-миски… 2

4. Ошейник…1

5. Поводки… 2

6. Щетка… 1

7. Скребница…1

8. Гребешок… 1

9 Арапник… 1

10. Цепь… 1

Семен Гаврилович написал отзыв о Джане. Он отметил, что Джан водит его лучше, чем водили люди, чем даже водила жена, «которую теперь совсем не приходится отрывать от дела». «Люди, — писал он, — могли отвлечься, увлечься разговором, могли — вместе со мною самим — забыть на какой-то миг о том, что я совершенно беспомощен. Я часто ушибался. Случалось даже, падал. Теперь же мои драгоценные „глаза“ всегда начеку и ничего не оставляют незамеченным…»

Эта характеристика заканчивалась горячей благодарностью и просьбой от имени слепых, товарищей Семена Гавриловича, чтобы Школа собаководства воспитала побольше таких поводырей:

«… этих собак мы, слепые, должны беречь буквально „как зеницу ока“, так как они являются для инвалида и глазами, и друзьями, и защитниками.

Только в одной музыкальной школе со мной вместе обучаются сто человек. И все они проходу мне не дают расспросами, где бы им тоже выхлопотать такую собаку…»

Снова пропел звонкий рожок; нарядная машина с гибким сверкающим телом борзой собаки (фетиш над капотом автомобиля) блеснула в лучах заходящего солнца.

Но долго еще стояла у ворог сердюковского дома высокая, худощавая фигура слепого капитана с приветственно поднятой рукой.

«Управляющий» домом

Джан теперь минуты не мог прожить без Семена Гавриловича.

Вскоре он сам включил в круг своих обязанностей заботу и мелочную опеку надо всем, что, по его разумению, относилось к хозяину, а следовательно, и к нему самому.

Он по-хозяйски присматривал за всем домом, вещами и за всеми проживавшими в доме. И не только охранял, но устанавливал в домашнем быту и на работе свой собственный порядок. За это домашние и сослуживцы Семена Гавриловича начали величать его «Управдомом» и «Комендантом».

С детства Джан не выносил крика, ссор, повышенного тона. Ссоры его бывшей хозяйки с мужем всегда оканчивались побоями ни в чем не повинного щенка. Всякий крик Джан обычно встречал рычанием и лаем и немало вынес в прошлом за это побоев. Теперь же, чувствуя за собой правоту и поддержку могущественного своего покровителя, Джан немедленно появлялся при нарушении тишины и порядка и одним своим грозным видом сразу унимал скандалистов.

Вешать белье на веревку он разрешал всем домашним, но снимать его позволялось только хозяину. Ему, впрочем, позволялось все на свете. Нине же Александровне пришлось выдержать несколько тяжелых столкновений, пока новый «управдом» не согласился предоставить и ей это право.

Со всеми остальными обитателями сердюковской дачи и ближайшими соседями Джан вел настоящую войну.

Соседка-прачка теперь брала стирать и крахмалить белые кители Семена Гавриловича с обязательной оговоркой: «Если этот черт косматый не навяжется».

Обнаружив у нее во дворе хозяйское имущество, пес бесстрашно врывался «во вражеское расположение» и уволакивал домой отбитые трофеи.

Вскоре после тою, как Джан появился в семье Сердюковых, в мире произошли величайшие события. От этих событий зависели судьбы народов, и в жизнь каждого маленького человека они также вносили большие перемены. Война была победоносно закончена. Семьи снова собирались у домашних очагов, и вся страна переходила к мирному восстановительному труду.

Дети, в первые месяцы войны уехавшие от родителей в эвакуацию, почти взрослыми людьми возвращались домой.

В семье Сердюковых были отпразднованы сразу три торжества.

Их дочка Лида окончила медицинский институт и уже работала в госпитале. Возвращалась домой она не одна — муж ее, молодой военный врач, находился за границей в длительной командировке, но с Лидой приехал еще один, совсем новый, член семьи — крошечная Лариска.

Так, задним числом, отметили сразу окончание вуза, свадьбу и рождение внучки.

Джан был очень недоволен таким нашествием родственников. С тревогой и подозрением следил он за выражениями семейной радости. Он решительно не допускал никаких объятий и ласк этой, неизвестной ему, дочери. Пусть она кидается, сколько ей угодно, на мать, но не на его сокровище!.. Аррр-рр!..

Лиду сначала это очень смешило, потом возмутило. Она обиделась, попробовала воевать и даже поплакала от досады, но… с Джаном нельзя было не посчитаться. И она уступила.

Зато Лариска совершенно неожиданно нашла в Джане верного друга. С чисто собачьей чуткостью Джан — первый во всем доме — разобрался в чувствах хозяина и, оценив, насколько дорога ему маленькая внучка, распространил на малютку свои заботы и попечение.

Он дошел до того, что оберегал ее от матери и бабушки, сторожил ее колыбельку и недовольно бурчал, когда кто-нибудь, кроме него и хозяина, осмеливался просовывать нос под кисейные занавески коляски.

Как это обычно бывает с собаками, вместе с обожанием в Джане выросла уверенность в том, что его хозяин не только самое лучшее, но и самое могущественное существо во всем мире.

Нужно было видеть, с какой гордостью и торжеством он выступал с ним рядом!

На общем собрании инвалиды единогласно выбрали Семена Гавриловича председателем профессиональной организации, и он принялся деятельно помогать рождению следующих цехов предприятия.

Вскоре вырос и заработал новый цех, где изготовляли блокноты, записные книжки, тетради, альбомы для рисования. Множество необходимых и полезных вещей изготовлялось руками инвалидов в этом цехе из остатков и обрывков бумаги.

Металлический цех начал вырабатывать скрепки, кнопки, булавки и другие изделия. Для этого использовалась металлическая стружка, а также отходы различных производств.

Вслед за этими тремя цехами и наждачный цех включился в производство.

Отделы Всероссийского общества слепых, пока они не окрепли, получали щедрую помощь от государства, и во всех городах началась работа по устройству труда и быта инвалидов.

Коллектив получил разнообразные станки и машины для высекания и штампования картонных коробочек, стаканчиков, различной посуды и упаковки из картона, из бумажной массы, из стружек, пластмассы и щепы. Станочки для производства сумок из кожи, дерматина и различных подделок под кожу, машинки для штампования кнопок, скрепок, футляров и множества всяких изделий.

Трудовой коллектив все шире разворачивал свою работу. А заказы все прибывали и прибывали.

Тысячи производств заработали после войны с удвоенной и утроенной нагрузкой. Жизнь забила ключом. Многим производствам требовалась тара, изящная и дешевая упаковка. Коробочки, стаканчики, футляры и коробки нужды были и для духов, и пудры, и для лекарств, и для кондитерских товаров, и мороженицам, и под канцелярские принадлежности, и для фотографической промышленности.

Год комбинат закончил с миллионной прибылью.

Решено было не тратить больше денег на аренду дач под мастерские и общежития, а поскорее достраивать комбинат с новыми корпусами цехов, общежитиями, столовой и разными хозяйственными зданиями.

Семен Гаврилович не скучал больше. Он снова чувствовал себя винтиком в огромном механизме общественной стройки.

Он и его верный Джан все больше «отбивались» от дома.

— Забегут, поедят — и снова до вечера нету, — добродушно ворчала Нина Александровна.

Но слишком большая нагрузка, конечно, сказалась на неокрепшем здоровье Семена Гавриловича. Он начал быстро худеть. Головные боли мучили его, как в первый год после контузии.

Вырезая на своем станке углы для картонных коробочек, Семен Гаврилович рассказывал товарищам о международных событиях, о новостях в нашей стране, о достижениях в науке, технике и искусстве.

Под стук высекалки он умел просто и хорошо побеседовать обо всем, что было близко и интересно для каждого советского человека. Он обсуждал с товарищами прочитанное, а если, случалось, чего-нибудь не знал, — обещал справиться, почитать дома и не забывал вернуться к этому в следующий раз.

Однажды во время такой беседы ему стало нехорошо. Врач определил сильное нервное переутомление, и, несмотря на все отнекивания, товарищи настояли на том, чтобы Семен Гаврилович взял отпуск, отдохнул бы и подлечился.

В цехе стало скучнее без рассказов и бесед председателя.

Семен Гаврилович тоже скучал без товарищей и часто навещал мастерские и общежитие.

У Джана сегодня все шло как-то невпопад: утром ему не терпелось побегать, и он утомил хозяина, ведя его слишком быстро.

Джан чувствовал, что хозяин чем-то раздосадован, озабочен. Он не шутит сегодня, не улыбается, не разговаривает с ним.