Обреченные на месть - Федор Зуев

— Понятно, — только и нашелся я. — Хорошо, мы будем собирать вещи и радоваться этим последним дням до отъезда, и может быть, наше расставание будет недолгим, — попробовал я утешить ее.

— Ты знаешь, Слава, я, наверное, никогда не поверю, что вся эта беда когда-нибудь кончится, просто нет такого чувства во мне ну ни капельки. Все время жду новых неприятностей, и кажется, что будто мы в какой-то западне…

— Да, действительно, как те звери, которых со всех сторон обложили охотники, — согласился я. — Но ничего, родная, не бойся! Вы с Алексом уже через три дня будете за пределами этой беды, а там и я, дай Бог, смогу выехать. Ты же понимаешь, что абсолютно невиновного человека посадить не могут, времена-то нынче не сталинские…

— Верно, конечно… Тогда забирали всех нелояльных к системе, но теперь политику заменили деньги, и это тоже политика наизнанку. И теперь все, кто не с ними, тот враг, точно так же, как это было 50 или 40 лет тому назад.

— Ничего, Лина, прорвемся, — попытался я ее убедить.

— Ты не обижайся, пожалуйста, на папу. Ему просто необходимо там быть.

— Лина, давай забудем об этом и не будем терять драгоценное время напрасно. Ты же знаешь: я люблю тебя и всегда буду любить.

— У нас все взаимно, Слава! Абсолютно все!

На следующий день Алекс собрал нас за одним столом в ресторане «Яр», в бывшей гостинице «Советская». Алексей и детектив Евгений Никифорович Михайлов приехали первыми, мы с Линой появились почти следом, а несколько позже приехал из Переделкино Илья Ефимович Моргулис. Мы, представленные Алексом, перезнакомились и непринужденно беседовали о разных посторонних вещах. Было ясно, что Алексей соединил двух старых матерых профессионалов для общего ведения дела и защиты. А моя скромная персона была как бы ключевой. Только мне было непонятно, кем я являюсь в их глазах, бесстрастных и жестких, — подследственным, свидетелем или уже потенциальным кандидатом в терпилы.

Между сменой блюд и напитков мимоходом выявилась генеральная линия действий старых профессионалов и моего дальнейшего поведения на суде (если до этого дойдет). Вчерашние волнения улеглись и стерлись, в обществе, как мне верилось, замечательных людей и близости любимой женщины. Недалеко от нас, ближе к выходу сидела охрана Алекса. Они также с аппетитом поглощали деликатесы, запивая их минеральной водой. По их грустным лицам я понял, что им жаль будет расставаться с Алексом.

Глава ХVIII

Вот и настал день нашего расставания с Ангелиной — утро 9 сентября. Мы все — в «Шереметьево-2». Небольшой багаж, очередь на посадку при прохождении таможни, далее только паспортный контроль на границе. Шум и сутолока аэропорта. Стараемся не говорить ничего грустного, ведем себя так, как будто встретимся через неделю. Я верю в это, хотя на душе пасмурно и тревожно. У меня в кармане паспорт с американской визой, а в голове тягостное искушение уйти вместе со всеми в нейтральную зону аэропорта. Алекс будто читает мои мысли:

— Не думай об этом. Наверняка ты в компьютере, и даже если погранцы закроют на тебя глаза, через месяц все равно будешь депортирован Интерполом.

Вчера стало известно, что сбитая моей машиной женщина скончалась. Я чувствую себя заложником невидимой системы великой криминальной революции…

На глазах Ангелины слезы. Обнимаемся на прощание, и она с Алексом проходит через зеленый коридор. Еще в поле моего зрения они сдают багаж и переходят к последнему рубежу пограничного контроля. Мы машем друг другу. Все! Можно и мне уезжать. Только куда? Володя уже в Крыму. Николая кремировали. На душе и вокруг пустота. Впереди дурацкое расследование не совершенного мною преступления, и, может быть, не одного… «Все-таки какая гадость эта ваша заливная рыба!» Прощаюсь с ребятами из охраны — отныне нас ничего не связывает.

Из ближнего прошлого у меня осталось два «патрона» двенадцатого калибра, две «медвежьи пули» — адвокат Маргулис и экс-«следак» Михайлов, но что они смогут предъявить системе, играющей не по правилам и пишущей законы не для себя?

Садясь в серебристый джип Ангелины, оставшийся на мое попечение, я увидел на сиденье ее легкий газовый шарф. «Надо же, забыла!» — пронеслась в голове первая импульсивная мысль. Взяв его в руки, почувствовал чуть кисловатый тонкий запах ее духов. «Как хорошо, что она его забыла…» — была вторая мысль.

…За моей спиной взлетали и садились огромные «боинги», а перед глазами серела лента ухоженного шоссе, упиравшегося в развилку МКАДа и дороги на Химкинское кладбище. Тут же само собой пришло решение — я поехал на кладбище. Там в одной ограде лежали все мои близкие, их генетический код забуксовал и остановился на мне… Я физически почувствовал необходимость побыть там, постоять рядом с ними. Я был уверен, что там мне станет легче и спокойнее.

Уже смеркалось, когда я вернулся на Нижнюю Масловку, в квартиру, где мы с Ангелиной провели самую лучшую неделю в моей жизни. Войдя в прихожую, я заметил, как мигает автоответчик телефона. Прослушав его, услышал голос Лины: «Мы уже в самолете, вот-вот взлетим. Я позвоню тебе из Америки. Целую тебя тысячу раз и еще столько же. Не унывай, мы скоро увидимся».

На следующий день мы с Маргулисом должны были встретиться в прокуратуре со следователем, ведущим мое дело, но Илья Ефимович перенес встречу на день позже в расчете на новую и, как знать, может быть, благоприятную (как он сказал) информацию от детектива Михайлова.

За весь следующий день от Ангелины был только один короткий «месидж» на автоответчике — по закону подлости, как раз в этот момент я ненадолго отлучился. Лина сообщала, что долетели хорошо, и на следующий день она уже познакомилась с Манхэттеном и побывала на островке, где стоит статуя Свободы. Пообещала позвонить завтра, сразу же после переговоров Алекса, на которых она тоже будет присутствовать. Мне ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать ее следующего звонка. Я надеялся, что и у меня будут хорошие новости для Ангелины.

Ближе к вечеру звонил детектив Михайлов, рассказал, как Тимерлан якобы клялся хлебом в компании своих друзей, что лично расправится со мной. Я иронично поинтересовался:

— А что, хлеб после этого выбросили?

— Напрасно вы иронизируете, молодой человек. Злоба, с которой все это было сказано, как сообщил очевидец, выглядела неподдельной. Похоже, вашему конкуренту необходим кровник для укрепления пошатнувшегося авторитета. Ну а остальные ваши неприятности рассыплются, как карточный домик. Илья Ефимович развалит все эти шитые белыми нитками дела с легкостью и изяществом, все будет закрыто, поверьте мне, старому, видавшему виды детективу. Это лишь вопрос времени, и недолгого. Главная опасность для вас сегодня — этот «горный баран» с обломанными рогами, имейте это в виду.

— Сердечное вам спасибо за заботу, — сказал я и положил трубку.

Встреча в Люблинской прокуратуре была назначена на 16.30 следующего дня. Я подумал, что часа через два после встречи буду дома, и хорошо бы именно тогда позвонила Ангелина, чтобы я порадовал ее добрыми новостями. Мы досыта наговоримся, мечтая обо всех возможных и невозможных глупостях при нашей скорой встрече. С такими мыслями коротал я вечер, сидя на кухне один «сам друг» за столом, с кофе, сигаретами и фляжкой коньяка «Кутузов». Михаил Илларионович строго поглядывал на меня единственным глазом, и казалось иногда, чуть подмигивал мне, когда я в очередной раз наполнял рюмку душевным напитком. Что поделаешь, многолетняя холостяцкая привычка пробудилась во мне, спать я пошел уже глубоко за полночь.

Глава XIX

Весь следующий день, 11 сентября, начиная с утра, прошел у меня в бестолковой суете, все как-то не заладилось с самого начала. Было такое впечатление, что замечательная теплая золотая осень действовала на окружающих людей, как курорт на отпускников. Все стремились из душных кабинетов куда-нибудь на волю, настроение у людей было благодушное. А у меня — наоборот: то ли муторное похмелье, то ли предчувствие чего-то неприятного. Время тянулось медленно. Кое-как завершив свои текущие дела, я заскочил на полчаса домой, чтобы принять душ и взять с собой нужные бумаги.

Наскоро перекусив, ровно в три часа я вышел из дома и поехал в Люблино, решив в этот раз не опаздывать, чтобы не получать нарекание от Маргулиса. Впрочем, Илья Ефимович разбудил меня телефонным звонком в 9 утра и сообщил, что мое дело практически решилось положительно, осталось его закрыть за отсутствием преступления. И дача мною показаний сегодня является чистой проформой, но нужна моя подпись на некоторых бумагах.

Подъехав к месту за 10 минут до назначенного времени, я увидел Илью Ефимовича на крыльце прокуратуры, оживленно беседующего с молодой сотрудницей, которая, покуривая, с интересом слушала его.