Социальная история советской торговли. Торговая политика, розничная торговля и потребление (1917–1953 гг.) - Джули Хесслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основной вопрос, рассматриваемый в данной главе, звучит так: в какой степени распределительная система, возникшая в годы военного коммунизма, продолжала функционировать после 1921 года? В западной литературе, посвященной НЭПу, несоразмерно много внимания уделяется частной торговле, в то время как советские и российские ученые как минимум с середины 1950-х подробно исследовали социалистический сектор периода НЭПа. В работах лучших из них принимались во внимание исторические переломы и непредвиденные обстоятельства, но общим местом в этом массиве литературы был акцент на непрерывном развертывании «ленинского плана». Я выдвигаю предположение, что даже в социалистическом секторе новая экономическая политика привела к непредвиденным изменениям, связанным с легализацией рынка. В период НЭПа, по мере восстановления экономических отношений, распределение возвращалось к формату торговли. Однако военный коммунизм оставил после себя сложное наследие в виде идеологии, привычек и институтов, которые продолжили формировать практики государственной и кооперативной торговли. Многие из этих практик были закреплены в слове «бюрократизм» – универсальном пренебрежительном термине, который применяется к поведенческим побочным эффектам бюрократических систем. НЭП был нацелен на то, чтобы устранить неэффективность, вызванную слишком большим и неповоротливым централизованным управлением экономикой, однако как на административном уровне, так и ниже противоречия между политикой либерализации и привычками революционной эпохи не были окончательно разрешены.
Образование социалистической распределительной сети (1918–1921 годы)
Довоенные модели торговли были дезорганизованы не только вследствие исчезновения частных магазинов, что происходило во множестве стран в результате войны, но и вследствие развития «социалистических» каналов распределения. Петрокоммуна, петроградский всеобъемлющий административный орган, известна в англоязычной литературе. На пике своей деятельности в 1920 году Петрокоммуна служила местом работы для почти 10 % взрослого населения Петрограда: под ее управлением находилось порядка 250 крупных центральных столовых, 398 магазинов и 3948 рыночных торговых мест, под ее руководством приобретались и распределялись все основные продовольственные и потребительские товары [McAuley 1991: 280–286]. По размеру, охвату и степени интеграции Петрокоммуна выделялась среди социалистических учреждений периода Гражданской войны. К тому же она воплощала заветную цель большевиков – создать полностью централизованную, бюрократизированную, универсалистскую, управляемую государством экономику, оказывающую значительное влияние на повсеместное становление распределительной социалистической сети. К концу периода военного коммунизма (вторая половина 1920 и начало 1921 года) и другие муниципалитеты начали подражать администрации Северной столицы.
До того времени Петрокоммуна представляла одну сторону спектра социалистических учреждений, а большинство «распределительных пунктов» были сосредоточены у другого края этого спектра. Испытывая нехватку ресурсов и кадров для прямого управления распределением, местные органы самоуправления (в том числе поначалу и московский) обратились к потребительским кооперативам, которые в дореволюционную эпоху являлись серьезной альтернативой частной торговле[79]. Сформированное в 1860-х, движение потребительских кооперативов России быстро расширялось начиная с 1914 года и к моменту большевистского переворота охватывало примерно 20 тысяч потребительских обществ, насчитывая около 7–8 миллионов членов. Революция ускорила процесс: за два месяца число членов кооперативов выросло на 45–60 %, и к концу 1920 года в корпоративной прессе заявлялось о 30 миллионах членов и охвате услугами 70 % населения (включая членов семей). Этот по-настоящему взрывной рост числа кооперативов и входящих в них людей отразился в росте кооперативного сбыта с всего лишь 1 % от всей российской розничной торговли в 1912 году до примерно 28–35 % от торговли продовольственными и потребительскими товарами к 1918–1919 годам, причем большая часть оставшейся доли приходилась на частных продавцов. Несмотря на стремительное сокращение совокупной внутренней торговли России, объем кооперативных продаж продолжал расти в течение всего революционного периода[80]. Отчасти этот рост происходил автоматически, поскольку частные розничные торговцы покидали рынок, но также и благодаря вовлечению кооперативов в распределение продовольствия в рамках рационирования. Успех потребительских кооперативов зависел от особых отношений с Компродом, губернскими продовольственными комитетами (продкомами) и советами народного хозяйства (совнархозами), которые снабжали их товарами; он также зависел от усилий собственных агентов кооперативов, которые, как уже было сказано в первой главе, нередко являлись бывшими «специалистами» из частной торговли; наконец, от Центрального союза потребительских обществ (Центросоюза) – координирующего органа кооперативов.
В первые годы революции численное превосходство кооперативов гарантировало им определяющую роль в культуре обмена нарождающейся социалистической системы. Отличительной чертой, которую они унаследовали с дореволюционных лет, был моралистический взгляд на экономические отношения: именно это определяло очевидное сотрудничество кооперативов с новой властью, невзирая на их «буржуазную» демографическую основу. В кооперативной прессе на протяжении десятилетий господствовали нападки на «частную капиталистическую грабительскую торговлю», едва ли менее жесткие, чем нападки большевиков[81]. Морализм пропитывал коммерческую структуру кооперативов и придавал активистам ощущение своего дела как особой миссии: торговля в их понимании должна была удовлетворять потребности, а не манипулировать желаниями людей и извлекать из этого прибыль. Ассоциации потребителей сосредоточились на продаже товаров повседневного спроса и инвентаря и удерживали цены на низком уровне. Привлекательным витринам, рекламе и прочим современным методам стимулирования потребительского спроса они предпочитали небрежный подход к внешнему виду, характерный для традиционных розничных торговцев, при этом порывая с традиционной русской культурой обмена, решив, что цены как в денежной, так и в неденежной форме не подлежат обсуждению. Во всех этих отношениях традиции ассоциаций потребителей совпадали со стремлениями большевиков и задавали тон социалистической торговле.
Случаи, когда кооперативы вступали в конфликт с большевистскими властями и проигрывали, касались аспектов их культуры, связанных с независимостью, демократичностью и добровольностью[82]. Радикальное стремление большевиков к централизации и бюрократизации экономики постепенно приводило к преобразованию потребительских обществ из самоуправляющихся общественных организаций в аппарат распределения Компрода. Этот процесс начался довольно рано и прошел ряд этапов. В проекте декрета о «потребительских коммунах», который Ленин написал в декабре 1917 года, он выступает за объединение всех существующих кооперативных магазинов, складов, запасов и персонала
