Вечный поход - Сергей Вольнов

Халха ненадолго привлёк внимание дотошного сотника. Деревянный каркас, толстая кожа, наклеенная с внешней стороны щита, металлические сегменты, наклёпанные поверх неё, и войлочное покрытие с внутренней стороны — всё было в полнейшем порядке.

Черёд дошёл до хэлмэ, лезвие которой было остро отточено, а клинок не имел трещин и ржавчины. В отличном состоянии были и ножны. Никаких нареканий на вызвало и состояние прочего оружия — «гулда», круглая булава из хорошего железа с втульчатым насадом, боевой топор «алма хунэ», и копьё «жада» — всё так и просилось в бой!

Осмотрев оружие, Минагха добрался до вспомогательного снаряжения. Засапожный нож «хутуг» в ножнах. Шило «шубгэ», скребница «зулгуур», кресало «хэтэ», волосяная верёвка «зээли», кнут «ташуур», иголка с нитями, три вида пут для лошади, палатка «майхам» и многое другое — придраться было практически не к чему. Каждый предмет был на своём месте и в отличном состоянии.

Хасанбек усмехнулся, у него закралось подозрение, что Минагха нарочно так долго проверяет одного из своих лучших воинов. Наверняка выжидает, когда нойону надоест наблюдать. и он проследует дальше. Видя, что нукер внимательно следит за проверяющим его командиром, темник протянул руку к ближайшему гвардейцу, жестом попросил его булаву. Неслышным кошачьим шагом подошёл сзади к Джельтэ. Выждал пару минут… и внезапно нанёс несильный точный удар, целясь прямо в ленточку на затылочной части дуулги.

Булава рассекла воздух. В том месте, где только что была голова гвардейца.

Джельтэ, успевший подсесть и крутнуться вполоборота, встретился глазами с Хасанбеком. Расслабился, узнав темника. Нойон одобрительно покачал головой, оставшись доволен поистине звериной сноровкой воина. Похлопал его по плечу. Уже хотел сказать ему, что тот вполне достоин перевода в первую тысячу, и даже начал произносить имя:

— Джель…

Посторонний громкий шум оборвал его.

Успокоившаяся было ящерка вновь ожила. Царапнула по сердцу. Прикосновения её лапок были неприятными и пугающими, отозвались мелкими частыми уколами внутри.

«Что?! Что такое?!!»

Поднимая клубы пыли, в расположение выстроенного тумена ворвался всадник. Заметался по широким коридорам между выстроенными отрядами. Наконец определил местонахождение нойона и направил коня к нукерам третьей тысячи. От этой обречённой фигуры исходила незримая волна, заставлявшая увидевшего замереть и умолкнуть.

Весть, которую он нёс, не щадя себя и лошади, не могла быть радостной…

Хасанбек, стиснув зубы, наблюдал.

Как всадник вырвался из-за рядов соседней второй тысячи… Как принялся осаживать полуживого ошалевшего скакуна… Как спрыгнул с него… Повалился в ноги.

Судя по серебряному шлему с белым конским хвостом, этобыл нукер из личной тысячи самого царевича Тулуй-тайдзи.

— Говори! — Хасанбеку было не до церемоний.

— О достопочтенный!.. — голос гонца задрожал и прервался. — Выслушай мужественно…

— Говори!!! — зарычал темник, изнывая от когтистых лапок, истоптавших сердце. — Иначе бу…

— Великий Хан оставил нас…

Солнечный шар взорвался над головой темника! Лицо обожгло струями кипятка. И омертвевшая кожа до боли обтянула череп.

Жизнь остановилась.

— Что?! Повтори, что ты сказал! — это говорил не он. Шевелящиеся сами по себе губы, Онемевший чужой язык. — Повтори!!!

Это говорил кто-то из-под застывшей неподвижной маски, в которую превратилось лицо Хасанбека.

— Вечное Небо забрало его в Облачную Орду… — чёрные от пыли губы гонца шевелились как червяки. И Хасанбек едва удержался, чтобы не раздавить их одним ударом, вместе со страшными, невозможными словами.

Удержался. Гонцы не вольны толковать волю Неба. Не вольны воскрешать ушедших… Воскрешать даже на словах.

— Как?! Как это случилось?!!

— Меня послал Тулуй-тайдзи… Царевич требует, чтобы ты срочно прибыл в Ставку, о великий нойон! Один… Без тумена… Он всё скажет… Объявит последнюю волю Великого Хана.

Гонец говорил что-то ещё. Но темник уже его не слышал. Только удары пульса в висках. И неразборчивый, никак не стихающий шум.

«Ветер? Голос Неба?»

Один взгляд на оруженосца — и тот передал темнику поводья его коня. Миг! — и Хасанбек уже сидел в седле. Всё тот же «кто-то», чужим сдавленным голосом, уже на ходу выкрикнул сквозь маску:

— Закончить смотр… Ждать меня в полной готовности!

Тысячи раскосых глаз провожали стремительно удалявшуюся фигуру нойона. Постепенно превращавшуюся в крохотного чёрного всадника…

Он мчал вспять по незримым следам гонца, принесшего страшную весть. Плеть билась разъярённой змеёй, обжигая укусами бок застоявшегося скакуна. Даль подрагивала в сузившихся прорезях глаз, в такт эху, что билось внутри.

«Один… Без тумена… Он скажет… Один… Без тумена… Он… Один… Объявит… Последнюю волю хана… »

Плеть кусала, кусала, кусала коня. И копыта его почти не касались земли.

Глава седьмая

ОБЛАЧНЫЕ ВРАТА

…Они уходили.

Они уходили лёгкой рысью. Сотня за сотней. Тысяча за тысячей. Сначала, как на параде, торжественно пройдя перед плотной стеной выстроившихся туменов. И вдруг, повинуясь гортанному выкрику царевича Тулуй-тайдзи, резко повернули прочь от строя. Туда, где за окоёмом падало в степь еще не угасшее солнце.

Орда наблюдала молча. Угрюмо взирала, провожая своих лучших нукеров. Те, вздымая клубы пыли, уходили вдаль стройными колоннами. Не прикрываясь с боков подвижными дозорными чамбулами. Впервые шли они боевым порядком, не намереваясь ни на кого нападать. И всё больше каменели лица воинов. А руки, непроизвольно, ещё крепче сжимали поводья.

Иссиня-чёрные доспехи мрачно мерцали в закатных лучах. От этого весь тумен казался гигантским вороньим крылом, оторванным от огромной птицы. Летящим самостоятельно и — оттого ещё более зловеще. Вороной корпус панцирной конницы легко скользил по ковыльной степи. Резал её на нетоптаные полоски. Не зло. Скорее вынужденно. Вбивая в неродную землю всё живое, что не успело спастись.

Их не провожали криками. Только взглядами. Лишь один раз, над обезумевшей от ужаса нашествия безмолвной степью, взвился одинокий хриплый голос. Знаменитый, наводящий на бесчисленных врагов панический ужас, боевой клич: «Хур-ра-гх-х-х!.. »

Вырвался он из глотки молодого нетерпеливого нукера — вдогон уходящему боевому побратиму. И, пометавшись, умолк, никем не подхваченный.

Небо придвинулось ближе. Словно стараясь понять, что здесь происходит. И постепенно темнело, наблюдая Великий исход. Продолжая при этом ткать полотно заката…

Они шли смертоносной, неторопливой, никуда не спешащей лавиной. Уходили с обречённой решимостью.

Выполнить последнюю волю Великого Хана.

Прорвать. Снести любые заслоны. Если понадобится, если прикажут — даже растоптать тысячами копыт падающий за окоём огненный шар. Атаковать, вспыхивая, как факелы, и раскидывая в разные стороны частицы небесного огня. Поджечь собою пересохшую августовскую степь. Чтобы вся она вспыхнула гигантским погребальным костром…

Вознося к Вечному Синему Небу мольбу принять их в свою Облачную Орду.

Цепкие глаза кочевников ещё долго выхватывали знакомые фигуры среди уходящих. Далее — лишь отдельные безликие силуэты воинов. Потом только Белое Девятиножное Ханское Знамя. Оно порхало над конницей подобно птице. Пока весь тумен не слился в одну тёмную колышущуюся полосу.

Из непобедимого войска уходила прочь его основа. Отборные воины. Гвардия. Которая эту непобедимость и обеспечивала.

Армия растерянно глядела ей вслед. Ещё не понимая, что осиротела.

Они уже мчались размашистой рысью, на каждом шагу врезаясь в марево жаркой вечерней степи, как бы увязая в нём. Кровь заката падала на лица. Падала на броню. Тенью той манящей и будоражащей крови обещанных дальних походов. Багрово-вороной тумен, глухо лязгая железом, неотвратимо надвигался на неведомого врага.

…Хасанбек скакал сразу за передовым чамбулом. Слился со своим скакуном, что стелился над степью широким намётом. Терпкий аромат степного ветра забивал дыхание, входил внутрь и распирал грудь, но раскосые глаза-прорези цепко смотрели поверх подрагивающих голов всадников.

Где-то далеко-далеко, по рассказам пришлых купцов-иноверцев, расстилались неведомые страны, приютившиеся на самом краю света. На берегу Самой Большой Реки, у которой берегов не было вовсе. Огромные волны вздымались до небес и там, в необозримой дали, — сливались с Небом. Хасанбеку ни разу не доводилось видеть столько воды, а стало быть, и верить в подобное диво он не спешил.

Да разве может где-нибудь кончиться Великая степь?! Разве может оборваться этот пёстрый ковёр под ногами? Ну конечно же, нет.

Вот жизнь — другое дело… Будь ты ханом, будь рабом — оборвётся в самый неожиданный момент. И хорошо, если успеешь в последний миг бросить взор на Вечное небо. В немом вопросе: почему так ма…?