prose_contemporary - Эльчин Гасанов

Спустя полчаса он был уже в лесу, и осторожно пробирался в чащу. Достиг он места после полуночи, часа в два или три, и картина, которую он обнаружил на месте происшествия, удовлетворила его вполне: вокруг валялось несколько десятков разметанных тел, на снегу виднелись кровавые подтеки.

Семен подошел к первому попавшемуся телу – им оказался его соседский мужик – обнажил у тела ляжку, достал штык-нож, отрезал добрый кусок и с жадностью вцепился зубами. Он чавкал и чмокал, постанывая от удовольствия.

Потом он лег на снег, и стал вгрызаться в мертвое тело не отрезая, всеми зубами, захватывая окровавленный снег и сосновые иголки. В этот момент позади хрустнула ветка. Хоть Семен и был увлечен процессом, но бдительности он не потерял. В метре от него лежал карабин. Оглянувшись, в неясном свете молодого месяца Семен различил затаившиеся фигуры, которые медленно приближались к нему.

Бросившись к оружию, откинулся он на спину и наугад пальнул во тьму.

Шарахнулись фигуры, но не упал никто – они продолжали медленно приближаться. Еще выстрел. Еще! Мимо! Семен вскочил и бросился в лес и тут же утонул в глубоком снегу. Завязли ноги, в теле появилось ощущение мерзкого бессилия. Когда Семен выпутался, над ним уже стояли люди.

Где-то в снегу остался карабин, и Семен тщетно пытался нащупать его окоченевшими руками. Последнее, что он увидел – ясный молодой месяц, слегка подернутый мутной пеленой.

– Фриц, бля!

– Точно, йопта Фрицы, поздоровее они будут – долго лежат. До февраля хватит теперь.

– Упитанный, падла Это хорошо.

– Может отведаем прям здесь по чуть-чуть? Хули – вон их сколько вокруг, жмуров-то Авось до февраля-то не иначе как протянем.

Зашуршала новая немецкая форма, сверкнули ножи, и над поляной, усеянной мертвыми партизанами, раздалось дружное сочное чавканье.

Через секунду прогремела автоматная очередь. Все легли, кто-то стал ползать. То был я и Степан, старые друзья Семена. Мы решили помочь полицаю – Семену. Только партизаны успели отведать ногу и пальцы Семена''.

– Вот так вот, Исаак, в рот меня чих-пых. Такую вот историю рассказал дед Панкрат.

В этот момент к их столику подошел местный житель. Араб по имени Гимо.

Он присел к ним и тихо прошептал Сулейману.

– Сулейман, записи Мохаммеда в городе Петра. У моего знакомого. Но сейчас его нет, он в отъезде. Надо подождать.

– И сколько же ждать?

– Недели две, не больше. Только уговор есть уговор. Деньги вперед.

– Не волнуйся. Утром деньги, вечером стулья.

– Но я боюсь. Это может вызвать революцию. Его записи, точнее описание сна, полностью опровергают, переворачивают ученье Ислама.

– Да ты не бойся. Ты нам их лучше дай, а мы сами решим, что делать с ними. Лады?

– Хорошо. Только через две недели (оборачиваясь).

– Есть. Договорились.

Так как смерть все равно мне пощады не даст –Пусть мне чашу вина виночерпий подаст!Так как жизнь коротка в этом временном миреСкорбь для смертного сердца – ненужный балласт!

9.

Страница утеряна

Исаак, Сулейман, и Офра уже теперь находились в России, в Москве.

Сулейман поближе познакомил Исаака с Офрой. Исаак искоса следил за Офрой взглядом.

Офра была типичная светлая арабка, но тоже косила под еврейку. Высокая, статная, стильная, глаза горят, сама знойная, аппетитная. Во времена СССР была членом компартии. Была строга и чутка, взгляд цепкий и яркий.

Никто не назвал бы ее глупой женщиной.

С ней однажды приключилась такая история. Офра была членом комиссии по приему в компартию. И вот, на перерыве она с подругой Илоной вышла погулять на бакинский бульвар. А сзади плелись трое парней и стали приставать к ним. Особенно к Офре. Мол, девушки, давайте познакомимся, пойдем в кафе, кино, и пр. Офра запомнила их лица, а через два часа увидела их перед комиссией. Они уже давно стремились поступить в партию, и вот неудача – надо же а! Приставать на улице к члену комиссии.

Расплата была строгой, не приняли их в партию, Офра выступила решительно против, напомнив всем членам комиссии об их недавнем несолидном поведении на улице. Короче, вот так.

Теперь они гуляли по России. Пока не получил эти записи Сулейман, написанные рукой самого Мохаммеда, надо возвращаться в Баку. Две недели находиться в Иордании уже не имело смысла.

Они гуляли по Москве, а оттуда планировали направиться в Баку. Вот уже они приблизились к православной церкви святого Александра. Звонили церковные колокола. На фонтанной площади порхали голуби, народ гулял на лужайке и площадях. Присели у фонтана, усердно жевали бутерброды.

Вдруг Сулейман резко обернувшись в сторону, спрятал свое лицо вниз, закрыв физиономию руками. Исаак это заметил:

– Что с тобой? – спросил он, оборачиваясь, пытаясь найти источник страха Сулеймана.

– Да, такэтону в общемэто один парень прошел мимо нас

– И что? -Ну то, что я с ним переспал недавно.

– Ааааа! Стесняешься? То-то. И вдруг резко: Сулейман, скажи мне. Зачем тебе это нужно?

– Что именно?

– Зачем тебе сон Мохаммеда? Зачем? Только честно.

– Хорошо. Скажу (переглянулся с Офрой). Я хочу создать новую религию.

Вот так. Ты понял теперь?

– Вот видишь, снова ты неправ. Чтобы создать новую религию, ты видимо будешь что-то писать. То есть писать книгу, потом проповедовать, так ли? – (Задумчиво) Ну, в принципе, да, так ли. Придется что-то написать. И что?

– Вот ты и попался. Запомни, Сулейман, писать книги – ерунда. Литература сейчас в упадке! Книги – это медленно действующая бомба для будущих поколений. Все вы – люди букв, и вы должны понять, что сила слова – превыше всего! Ведь во время сказанное слово сможет вызвать вулкан!

Книга – это тихая война, а людям нужна власть! Писанинами ты далеко не пойдешь, и ничего не достигнешь. В лучшем случае твои книги переживут два поколения клопов

Лучше выступи перед публикой, зажги огонь в сердцах толпы, пробуди их своей гневной речью. Тогда ты сумеешь создать и новую религию.

Думаешь, если Гитлер, Троцкий или Кастро просто писали бы книги, сумели бы они создать и сделать то, что сделали? Нет! Только слово и речь – вот самые главные постулаты успеха. А такписать книги, брошюры. Это несерьезно!

– Ты интересно говоришь. Но все мы что-то говорим, что-то делаем, и что-то пишем. Плохая книга лучше безнадежной политики. Ведь лезешь же ты в политику. Это видно.

– Я не лезу в политику, мне она не нужна. Э – эх, Сулейман. Я не пишу книги потому, что не хочу просто писать. Если писатель верит в свой успех, то его лучше не читать.

Ты пойми: на Олимпиаде всегда участвуют 15 тысяч спортсменов. 15 тысяча!

Из них получают награды всего лишь 600. Это чуть больше трех процентов.

Остальные спортсмены – это просто участники! Это гарнирные люди. Усек?

Так же и в литературе. Пишут многие, а добиваются успеха единицы. А я хотел всегда попасть в число вот этих 600 медалистов, призеров. Я не хочу быть просто участником. Поэтому, и политика мне не нужна, ибо я и там буду участником, а не победителем.

– Толково сказано, но удача светит не всем!

– Э – эх, Сулейман Ты думаешь, когда идет дождь, это на самом деле дождь? Или ты веришь ветру, который дует? Может, ты каждую ночь уверен, что наступила темнота, и ночью ты видишь сон? Или ты думаешь, что сейчас, в данную минуту светит солнце? И ты надеешься, что это какой-то знак, намек сверху. Глупые люди! Они не понимают, что пчела, вырабатывая мед, не знает о меде ничего. Яблоко, падающее с дерева вниз, ничего не знает о законах тяготения, притяжения.

Необыкновенную речь Исаака очень внимательно слушала Офра. Она не выдержала.

– Я согласна с Исааком, все ерунда. И жизнь, и воздух. Как бы я хотела переспать с самим богом. Да, да, с господом богом! И чтобы Бог меня трахал в постели как последнюю сучку. Был бы как мужчиной, а не пассивной мямлей на небесах.

Исаак обомлел от ее слов. Раскрыв глаза, он наблюдал за словами Офры.

Разбудил его голос Сулеймана.

– Исаак, капли от «Мужена» у тебя?

– Да. И что?

– Дай мне их.

– Зачем?

– Затем! Нужно!

Исаак передал Сулейману маленький коробок. Они вошли в огромный красивый полутемный зал со статуями и колоннами по бокам. Красивая была церковь.

Колонны в зале были из красного дерева, даже пахли они нестандартно. На стенах выцвела оранжевая краска. Кругом толпились люди, горели свечи, их яркое пламя колышилось в левую сторону. Шла месса. Стоя на кафедре, священник пел Алилуе. Наши спутники подошли к левому крылу, где толпилось много гостей. Почти все посетители приподняли правую руку, и плавно махали ею по сторонам. Они этим провозглашали мессу. Сулейман шепнул на ухо Офре: «пора»!

Вынув из кармана маленькую стеклянную пробирку, похожую на морскую ракушку, Сулейман откупорил ее, и расплескал, разбрызгал на ковер всего несколько капель. Потом спрятал он в карман пробирку, и отошел к Исааку.