Переменная звезда - Роберт Хайнлайн

– Эвелин, как мне…

– Тут никаких такси нет, балда. Потому что "тут" нет.

Я кивнул:

– Я так и думал. Но каким-то образом гостей должны доставлять туда, куда им нужно. Если им надо уехать. Ты знаешь, как это делается?

Этим вопросом я ее здорово озадачил. Но вот ее яростно нахмуренный лобик разгладился.

– Я это заслужила. Это я валяла дурака. Да, Джоэль, я знаю. Я тебе помогу.

Я вздохнул.

– Спасибо тебе, Эв. Сколько на это нужно времени?

– В твоей комнате есть что-нибудь такое, что тебе нужно забрать?

Я подумал и покачал головой.

– Тогда пошли.

После того, как мы одолели три поворота и в целом прошли метров сто, Эвелин остановилась и прикоснулась к стене. Дверь кабины лифта открылась там, где за мгновение до этого не было заметно ни единой щелочки. Эвелин прикоснулась к стене рядом с дверью, и на поверхности стены возник дисплей монитора, а из-под него выехала клавиатура – на высоте, удобной для семилетнего ребенка. Эвелин нажала какие-то клавиши, работая только указательными пальцами, но с такой скоростью, будто печатала всеми десятью. Наконец она довольно хмыкнула и обернулась ко мне.

– На уровне земли тебя будет ждать машина. Просто скажешь, куда тебе надо, и она сама найдет.

– А как я…

– Когда доберешься туда, куда тебе нужно, просто выйдешь из машины и скажешь: "Свободна". Она сама улетит домой.

Ясное дело. Я шагнул к кабине лифта, но остановился:

– Эв, милая?

– Что, Джоэль?

– А это не… Я хотел спросить: тебя за это не накажут?

Она усмехнулась.

– Только если ты на меня не наябедничаешь.

– Точно?

– Машины для гостей – не тайна. Кто угодно мог бы вызвать для тебя машину.

– А компьютер не зарегистрирует, кто именно вызвал?

Она снова усмехнулась.

– Зарегистрировано, что машину вызвала Джинни.

Я кивнул.

– Тогда ладно. Спасибо тебе. Я перед тобой в долгу, – сказал я, но мне показалось, что это не совсем правильные слова. Я наклонился, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал чуть повыше костяшек пальцев. Потом выпрямился и вошел в кабину. – Пока, Эв.

Она широко раскрыла глаза.

– Хорошего тебе полета.

– И чистого неба, – отозвался я.

Дверь скользнула в сторону и закрылась. Кабина поднималась так быстро, что я даже почувствовал перегрузку. В считанные секунды я оказался на поверхности земли.

Машина, ожидавшая меня там, была самая обычная, но гораздо более роскошная, чем та фальшивка, на которой меня сюда доставила Джинни. Больше всего меня порадовал редкостно укомплектованный бар. В нем имелись самые дорогие напитки, таблетки и прочие вещества, на то время популярные и предназначавшиеся для радикальной смены отношения, настроения и тонуса. Будучи бедным студентом, уроженцем фронтирной планеты с консервативными обычаями, я был знаком с большинством из этих деликатесов… скажем так – чисто академически, а уж про их совместное воздействие на организм во множестве сочетаний я совсем ничего не знал. Я решил восполнить этот пробел и провести эксперимент на себе. Я выпил, как минимум, по одной порции всего, что было в баре, и, пожалуй, эксперимент удался. Я не заметил, как машина взлетела, я практически не запомнил ни полета, ни того, как оказался дома.

И еще: мои туфли ко мне так и не вернулись.

Глава 5

Как и сказочное поместье Конрадов, моя квартира размещалась, большей частью, под землей, и не значилась ни на одной карте. Но на этом сходство заканчивалось.

Во-первых, квартира находилась не под каким-нибудь ледником, а посередине одного из самых густонаселенных районов Соединенных Штатов Северной Америки, в районе Большого Ванкувера под названием Уайт-Рок. Во-вторых, квартира была далеко не роскошная и не комфортная. Удобства в ней было примерно столько же, сколько в гробу. В Ванкувере вообще сильна традиция полулегальных полуподвальных квартир, уходящая корнями то ли к какой-то Всемирной Ярмарке, то ли к Олимпиаде. Но окраинные районы типа Уайт-Рока обзавелись этой традицией настолько недавно, что эти жилые помещения до сих пор считаются нелегальными, а потому они не зарегистрированы, а потому – обслуживаются черт знает как, а потому по большей части это мерзкие норы. Представляя собой разительный контраст с Конрадвиллем, моя квартирка имела только один-единственный плюс в свою пользу.

Но на тот момент этот плюс значил в моей иерархии ценностей очень много. Квартирка была моя.

Нет, прошу прощения, было у моей конуры еще одно достоинство. Именно поэтому я ее и снял в первую очередь, когда только-только прибыл на Землю. Как в большинстве таких каморок, в ней было легко и замечательно зарыться. Это было мое первое убежище, спасавшее меня от невероятного многолюдия, которое земляне считали вполне нормальным, от ужасающего уровня преступности, который они считали терпимым, от внезапной и удручающей, физической слабости, от неожиданно острой ностальгии и одиночества, от моей собственной непривычной социальной незащищенности. Этакая утроба с окошком.

Когда я проснулся на следующее ужасное утро, больше всего мне нужно было убежище, которое спасло бы меня от собственных мыслей и чувств. Моя квартирка старалась изо всех сил, но, видимо, отвлечь меня по-настоящему не смог бы даже откровенный бунт.

Самой сильной эмоцией, которая посетила меня, когда во мне снова забрезжили проблески сознания, была грусть, невыносимая тоска, но я не сразу понял, из-за чего же мне так тоскливо. А потом все нахлынуло разом, и я рывком сел на кровати. От этого резкого движения череп у меня едва не раскололся – было похоже на нечто близкое к взрыву антиматерии. Видимо, вечером я забыл принять антипохмельные таблетки. И все же слепящий белый свет и жуткая боль не вызвали у меня жгучего протеста. Будь у меня силы, я бы взвыл, как собака. Но вместо этого я заскулил, как щенок.

Я не мог вспомнить, сколько раз я просыпался по утрам, не думая о Джинни. Не тоскуя о Джинни. Не страдая по Джинни. Всякий раз я просыпался после того, как мне снилась Джинни – мы с ней, мы вместе, и тот далекий, но достижимый день, когда она окажется утром рядом со мной, пробыв рядом всю ночь, – тот день, когда я наконец смогу полностью ею обладать.

Обладать ею? Ха! Всего, что я смог бы заработать за всю жизнь, вряд ли хватило бы, чтобы купить хотя бы час ее драгоценного времени.

А все-таки она хотела быть со мной.

Господь свидетель – и я до сих пор хотел быть с нею. Так же сильно, как прежде. И если бы я захотел, я бы все еще мог получить ее. Так почему же тогда я впал в такую тоску, что мне хотелось свалиться с кровати и биться головой об пол?