Выход 493 - Дмитрий Матяш

— Андрей, кончай ты паясничать, — скорчил кислую гримасу Стахов. — Какой я тебе командир батальона? Где ты его видишь, батальон этот?

— Простите, — втянул шею тот, и извинительно улыбнулся, — по старой привычке.

— Здесь мы все на одной должности, Андрей, — напомнил Стахов, облизнув губы, а потом добавил голосом Джона Сильвера из мультфильма «Остров сокровищ»: — Сборище смертничков.

Он отложил в сторону пустой котелок, затем, немного повозившись, достал из своего вещмешка алюминиевую кружку, бросил туда щепотку сушеной травы из бумажного свертка, похожего на тот, в котором он хранил табак для своих самокруток, и залил в нее кипятка.

— Чай пить будешь?

Андрей покачал головой. В такую жару о горячем чае ему думать совсем не хотелось.

— И напрасно. — Илья Никитич поднес кружку к губам и легонько подул на парящую жидкость. — Это специальный набор трав, помогает лучше перенести жарынь. Таки не хочешь?

— Нет, спасибо. — Андрей выставил вперед руку с растопыренной ладонью, будто сидящий напротив Стахов, собирался его насильно залить своим чаем.

— Послушай, — Илья Никитич отставил кружку на круглый раскладной столик и, понимая, что Андрей все еще ждет от него ответа, пристально заглянул ему в глаза, словно пытался угадать, какие именно разгадки тайн бытия он хочет в нем найти, — я уже говорил, мы здесь все наравне, между нами теперь нет старшего и младшего по званию, окромя, естественно, Кирилла и старших по борту… хотя эти так, для галочки. То есть, я хочу тебе сказать, что не обязательно каждый раз спрашивать, можно ли задать вопрос, потому что — конечно, в чем проблема? Валяй, но ты ведь умный парень, Андрюша, и должен знать, что есть много вещей, о которых мы с тобой никогда не сможем поговорить по душам. Как друг с другом. Ты меня понимаешь?

Пялясь в котелок с остывающей в нем жижей, именуемой не иначе как завтраком, Андрей все не мог переварить в себе услышанное. Неужели Стахов умеет говорить? Ведь кроме необходимых команд, изредка и только по необходимости слетающих с его уст, на заставе тот всегда словно играл в молчанку. Да, многие военные командиры предпочитают держать язык за зубами, используя лишь самое необходимое из своего итак весьма скромного словарного запаса, но Стахов по части молчаливости, наверное, переплюнул их всех. А, может, это он только на службе такой? Возможно, в жизни он приятный и интересный собеседник?

В любом случае, такая открытость не могла не радовать Андрея, враз почувствовавшего себя на короткой ноге с бывшим комбатом. Стало быть, кое-какие секреты все же для него теперь откроются, но, — как бывает всегда, когда желаемое приходит неожиданно раньше, чем ожидалось, — в голову словно кто-то вставил клин и расщепил его ударом молота.

— Так что ты хотел спросить-то?

— А… так какой дорогой решили ехать? Узкой или мастиралью? — наконец определился с вопросом Андрей, сдвинув пальцами набок спадавшие на глаза пряди.

— Магистралью, — поправил его Стахов. — Решили, что магистралью, хотя мне эта затея не очень-то по душе. — Он поднес кружку к губам и немного отпил своего чудотворного чая. — Они думают, что так будет быстрее. А по мне, так оно куда не поедешь, везде весело будет. Хоть по магистрали, хоть по проселочной.

Наступила пауза. Стахов хлебал свой чай, а Андрей в уме материл себя за то, что из множества вопросов, что одолевали его почти всю сознательную жизнь, в момент, когда можно было прояснить для себя хоть что-то, он не может вспомнить ничего достойного. О чем же спросить? Относительно Укрытия? Что именно? Ворошить историю? Так наслышан вроде бы. Слухов предостаточно, причем в желании прилгнуть многие рассказчики преуспевали настолько, что иногда невозможно было отделить правду от выдумки. Так о чем же спросить? Может, о нем самом, о Стахове? Да, есть несколько интересных моментов, но спрашивать о них как-то сразу в лоб тупо, что ли? О других сталкерах? О ком, например? О Крысолове? Считай, так уж и расскажет.

Черт, как же он мог забыть — о Юлии!

Но едва Андрей открыл рот, чтобы поинтересоваться личностью поразившей его девушки, как эту мысль решительно смела другая.

— Илья Никитич, а вы отца моего знали? Юрий Иванович Чекан его звали.

— Чекан? — Лоб Стахова рассек глубокий вертикальный ров. — Так ты сын Юры Чеки?

— Да… — пожал плечами Андрей.

— Занятно. — Стахов отставил осушенную кружку, заглянул молодому бойцу в глаза, пытаясь, наверное, отыскать общие черты с давно пропавшим биологом, удивленно хмыкнул. — Так ты, стало быть, Чека-младший? Занятно, занятно. Вот уж не думал, что повстречаю его потомка столько лет спустя.

— Так знали?

— Знали, — вздохнул Стахов и, пошарив в кармане штанов, вынул другой сверток, в котором хранилась махорка, — отчего же не знать? Не вплотную сотрудничали, конечно, профили, сам понимаешь, у нас разные: я на заставе, он — в лаборатории. Но общаться приходилось, и стрелять в тире его я учил. Бездарный из него был стреляка, скажу тебе, — Стахов улыбнулся, снова всего лишь на мгновенье, точно как в тот раз на заставе, но сейчас Андрею показалось, что эта улыбка хоть и длилась жалкую долю секунды, но все же была непритворной, искренней. — Мог три рожка высадить, и все куда-то мимо. Все палил в стену. Меткости в глазу, как и у Бешеного — ноль. А вот человек был душевный, умный, пообщаться можно было.

— А о том, что с ним случилось, вы что-нибудь знаете?

Некоторое время Илья Никитич сосредоточенно, привычными движениями пальцев, мастерил себе самокрутку. Андрей даже успел подумать, что тот не расслышал вопрос, и хотел было уже его повторить, как Стахов, проделав снова фокус с поджиганием спички от воротника, раскурил самокрутку и сказал:

— Поверь мне, парень, не больше, чем ты. Гребешков, тот сталкер, что сопровождал группу твоего отца, пробыл больше недели на поверхности. Он вернулся практически без одежды, обгоревший весь, израненный. Голова раздута, — Илья Никитич выставил руки, будто держа в них невидимый огромный мяч, — что твой глобус, череп просмотреть насквозь можно, мозги как мутная вода. Что он мог рассказать? Не укрылись от солнца, все умерли, он один выжил. Вот и все, о чем мы узнали перед тем, как он скончался на заставе. Поисковых групп никто не высылал, к тому же, пойми правильно, куда высылать, в каком направлении? В общем, давно это было. Сколько ж лет уже прошло?

— Двенадцать, — твердо ответил Андрей.

— Двенадцать, — вдумчиво повторил Стахов. — Твой отец был славным парнем, и это самое главное. Мне он лично как человек нравился, а тебя, не сомневайся, больше жизни любил. Да вся биолаборатория тебя тогда на руках носила — одного из первых младенцев, родившихся без патологий. Но что случилось, то случилось. Твой отец был слишком предан работе, она его и погубила. Много людей, Андрей, вышли на поверхность и не вернулись. Слишком много.

— Знаю, — рассеянно сказал Андрей, свесив голову. — Я его и не помню совсем; мать лишь иногда расскажет что-то о нем, а фотографий так и вовсе никаких не сохранилось. Был отец, и как будто и не было его никогда.

— Мои родители были членами Военного Совета, — вдруг сказал Стахов, выпустив дым через ноздри. — Полгода уже как в Укрытии жили, мне было тогда десять лет. Творилось в Укрытии чёрт-те что! Повстанческие движения, бунты, а свободный доступ до оружия делал свое дело. Стреляли, как в тридцатых годах. Там, в зале совета, где проводятся совещания, краска уже в двадцать слоев, наверное, нанесена, а пятна крови все равно проглядывают. Хотя уже три десятилетия прошло.

— Ваших родителей убили?

— Знаешь, кого называли «толпой»? — задал встречный вопрос Стахов.

— Знаю, — кивнул Андрей, — это те, кто вначале попал в Укрытие не запланировано.

— Да, тогда вместо шести тысяч человек, в него натолкалось почти восемнадцать. Случайные граждане, оказавшиеся в нужное время и в нужном месте. Это было неуправляемое стадо, озверевшее, полное отчаяния. Попав в Укрытие, они убивали всех без разбору, начиная с тучных олигархов, для которых были построены специальные пентхаусы, вырезая их целыми семьями, и заканчивая мелкими политиками, выкупившими, так называемые, «докторские» квартиры для своих огромных семей.

С другой стороны их можно было понять: у них под домами строили убежище, а их самих хотели бортануть, мол, извините, ребятки, для вас здесь мест нет. Вот они и мстили… В тот день, так уж получилось, ранили только нашего старейшину и уважаемого всеми нами Василия Андреевича, всех остальных убили, в том числе и моих родителей. Иногда мне кажется, что лучше бы они ушли на поверхность и не вернулись. Хоть умерли бы за дело. А так… постреляли как уток на воскресной охоте.

Стахов вздохнул, погладил рукой щетину на подбородке, сплюнул.

— Могу с уверенностью сказать, что тебе повезло, парень, родиться не в те времена. Мало того, что радиация проникает внутрь — Укрытие ведь изначально задумывалось для длительной консервации, то есть все входы-выходы были опечатаны, и открывать их следовало не раньше, как через двадцать лет! — так еще и эти каждый день укорачивали жизни сотням людей.