Новый альбом - Павел Тетерин

— Пассажиры, опаздывающие на рейс номер двести шестьдесят два в Норийск, срочно пройдите на посадку. Посадка заканчивается через пять минут — прозвучало под потолком аэропорта.

Олег поболтал стакан с виски в руках, затем в два глотка осушил его. Настроение было ни к чёрту, все эти происшествия совсем выбили его из колеи, и он никак не мог собраться с мыслями. А сейчас начинается самое неприятное — рассаживание по салону и — взлёт. Это были самые тяжёлые для Олега моменты полёта. Он с удовольствием отдал бы кучу денег, чтобы взлетать и садиться под наркозом, например, или в глубоком и спокойном сне. Увы, авиакомпании пока не предоставляли такой услуги.

Ладно, чего тянуть кота за хвост. Он встал, взял свой дипломат и решительно зашагал в сторону посадочного рукава. Приветливо улыбающаяся девушка в форме проверила посадочный билет (я б тоже сейчас так улыбался, если оставался сидеть тут, подумал он) и зашагал по коридору, ведущему от зала ожидания прямиком в самолет. Он увидел, как в конце тоннеля мелькнул оранжевый балахон.

Шагнув с покрытого резиной трапа в салон, Олег поздоровался со стюардессой и начал пробираться внутрь по рядам, разглядывая уже занявших свои места пассажиров. Он быстро догнал парня в оранжевом балахоне, остановившегося перед женщиной, пытавшейся запихать большую сумку на багажную полку.

Парень продолжал барабанить по клавишам своего компьютера даже сейчас, медленно толкаясь в проходе с последними рассаживающимися по своим местам пассажирами. Когда сумка была таки водворена на место и тётка, отдуваясь, плюхнулась на своё место, он медленно побрёл дальше по коридору, даже на ходу продолжая писать.

Сидевшие в креслах люди проводили его непонимающими взглядами — он сам же, казалось, не замечал происходящего вокруг абсолютно, полностью погрузившись в происходящее на мониторе своего компьютера. Олег чуть выглянул из за плеча и увидел, как всё новые строчки выскакивают из под неестественно быстро бегущего курсора, но не смог разобрать ни слова.

Пройдя примерно до середины салона, парень так же молча сел в пустующее кресло возле прохода. Олег посмотрел свой посадочный талон и обнаружил, что его место располагается на следующем ряду кресел, в середине.

— Извините, можно я сяду? — вяло улыбнувшись, спросил он у сидящей в кресле возле прохода тучной женщины, его соседки по полёту. Та, что-то ворча себе под нос, стала нехотя выбираться.

Олег сунул дипломат на полку для багажа, скупо поблагодарил попутчицу и сел. Пристегнул ремень, выключил телефон. Ну всё, теперь только терпеть и ждать, когда они взлетят, потом — более менее спокойное время полета на высоте — потом — снова стресс при посадке, и на несколько дней можно будет забыть про самолёт и всё, что с ним связано.

Пошарив рукой в кармане кресла напротив в поисках журнала, он вдруг заметил, что сквозь щель между спинками ему теперь аккуратно видно экран компьютера парня в оранжевом балахоне. Шрифт будто бы стал покрупнее (или ему показалось?) и теперь он опять мог прочитать, что за текст появлялся прямо у него на глазах. Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей о предстоящем полёте, он бегло прочитал несколько строк. Лицо его вытянулось, и он начал читать дальше, не в силах остановиться:

…самолёт, конечно, очень странное сборище людей. Абсолютно разных, но вынужденных провести друг с другом нос к носу несколько часов — и именно в самолете ты особенно отчётливо можешь ощутить, как люди порой ненавидят друг друга ни за что, просто так. Когда ты идешь по проходу, они громко недовольно цокают, если ты легонько задеваешь их ногами. Они видят в тебе не человека, а целое скопище неудобств. Ты слишком широкий — придётся делить с тобой узкие и неудобные подлокотники и тереться бок о бок плечами весь полёт. У тебя рюкзак — и именно он будет всю дорогу лежать на забитой полке и давить чью-то замечательную норковую шубку. А если мы вообще умрём? Вот уж безрадостная компания для смерти, ничего не скажешь. Или, ещё хуже — все окажутся на необитаемом острове, чудом выжив — так это вообще труба, как со всем этим разношёрстным сборищем искать общий язык? Тем более что летают-то все непростые, все со своими запросами и претензиями к сервису и удобствам. Такие не любят договариваться — скорее диктовать свои условия.

А стоит появиться среди них кому-то, не похожему на остальных? Кому-то странному, выбивающемуся из общей массы пассажиров? И пока ты будешь идти к своему месту, они будут буравить тебя взглядами — каждый ведь не знает или не думает о том, что смотрит точно так же, как и остальные, и в итоге ты получаешь несколько рядов глаз, пристально и неприязненно сверлящих тебя, пока ты пробираешься до своего места.

А если ты слишком большой? Если тебе физически не хватает жалкого количества пространства, отведённого тебе заботливой авиакомпанией, которая, кажется, только и думает, как бы сделать несколько часов на борту этой нелепой жестянки настолько хуже, насколько это вообще возможно? Когда ты крутишься на своём месте, зажатый плечами совершенно незнакомых тебе людей, один из которых жирный, как свинья, а второй сидит, расставив локти так, словно хотел бы положить их на весь мир сразу. И если тебе воспитание не позволяет точно так же разваливаться, плюя на окружающих, ты будешь вертеться и ютиться, изнывая от спинной боли, которая точит тебя, словно жук-короед, постепенно сводя с ума. И никто не придёт тебе на помощь — на предложение поменяться местами тебе ответят либо вежливым отказом — в лучшем случае, либо насмешливой ухмылкой — вот что удумал, придурок, давай, сядь на своё место и заткнись.

Люди в самолётах ненавидят друг друга. Даже если ты милый и позитивный, как открытка на День Святого Валентина, поверь — самолёт сможет превратить тебя в злобное существо, готовое жечь огнём, кромсать бензопилой или расстреливать из крупнокалиберного ружья каждого, кто попадает в поле зрения. Внутри этой железной махины, чудом висящей в воздухе в каждом человеке просыпается Гитлер, Брейвик или кто угодно ещё — тёмная, мрачная составляющая твоей души, обречённой на несколько часов страданий, рвётся наружу, затыкая голос разума. Иной раз здесь, в тесном и закрытом пространстве, ты желаешь скорой и мучительной смерти всем, кому довелось оказаться рядом.

А если ты можешь себе это позволить? Если в твоих руках кнопка, способная взять и разом разрушить это хрупкое равновесие, возникающее среди обоюдно ненавидящих друг друга людей, кое-как согласившихся друг друга терпеть. И неважно, как она выглядит — как детонатор от бомбы, которую ты положил в багаж, или как несколько слов, которые ты можешь сложить так, что всё полетит к чертям.

Сколько раз я садился на борт, настраивая себя на нормальный и спокойный полёт — и ведь каждый раз все вокруг делают всё возможное, чтобы он не состоялся. Сколько раз я так выматывался от бессоницы, что был готов прекратить своё мучение самым решительным образом — только покажи, куда нажать, чтобы всё это кончилось, и я тут же сделаю это, только покажи, покажи… Но обычно всё так и оставалось болезненной мечтой человека, оставленного наедине с собой внутри нелепой и убогой конструкции, вяло ползущей где-то в слоях атмосферы. Обычно — но не сегодня. Сегодня всё в моих руках — и ни один из всех этих хмурых свиней вокруг не знают, на что я способен. Пусть стюардессы сколько угодно лают на меня — одевают на меня акваланги, ремни безопасности, какие-то там дыхательные трубки — это всё дешёвый и нелепый театр, который может убаюкать только самых тупых представителей человеческого племени, готовых читать чушь в буклетиках, вложенных в спинку кресел.

Сколько раз мне хотелось бы взять и закончить это всё самым решительным способом — ведь меня ничто не держит, я одинок, точно знаю, что после смерти ничего нет, так почему бы не устроить себе маленький праздник крови? Ведь пока все будут, сменив свои пафосные брезгливые маски на гримасы ужаса, разлетаться в пространстве на мелкие ошмётки плоти, я смогу получить удовольствие — моя оторванная от тела голова будет единственной улыбающимся куском мяса во всей этой рубке. Единственная голова, в которой нет вопроса «Почему это происходит со мной», «За что» и так далее. Просто потому что я знаю ответ. Просто потому что это Я так захотел

Я много летал, пытался привыкнуть ко всему этому бреду, хамству, глупости и двойным стандартам. Но моё терпение лопнуло — и теперь Я судья всем этим хамоватым ублюдкам вокруг. Судья всем этим глупым дурам стюардессам, твердящим свою чушь изо дня в день — поднимите креслаопуститеподлокотникиоткройтешторкисядьте вертикально и так далее блабЛаБЛАЛАЛАлалалаблаБЛалала. Чем вам мешает закрытая шторка, благодаря которой я могу поспать лишние пятнадцать минут? Она помешает пилоту посадить это корыто? Так пусть тогда летит в ад вместе со всей этой пластмассой и правилами безопасности, туда им и дорога.