Тетрадь с гоблинами - Дмитрий Перцов

Я абсолютно точно знал, что найду ее здесь. Дверь распахнулась. В класс ломанулась армия. Я открыл Тетрадь на странице Р’сах’ал’а – корфа-навигатора с длинными пальцами и устройствами на ремне, напоминающими компасы, и обнаружил там карту – небрежно набросанный план кабинета биологии. А на нем – короткие стрелки.

Не дожидаясь, пока меня изобьют лже-одноклассники, я проследовал по стрелкам, распахнул окно и прыгнул. Приземлившись на мокрую траву, я почувствовал запах росы и, кажется, солнца. Любимого орвандского солнца.

Глава 9. Кто это нарисовал?

Рома ткнул меня локтем. Я вздрогнул и поймал на себе пару десятков взглядов. К нашей парте подошел историк.

– Дима, ты слышишь меня? Да, ты сегодня звезда и молодец, но спать на уроке – это чересчур. Вернись к нам.

Валентин Павлович произнес это уютным и добрым голосом. Голосом орвандского учителя. Я дома. У меня получилось. Знал бы историк, сколько смысла в его просьбе вернуться!..

– Хорошо, Валентин Павлович. Извините.

Угадаете с трех раз, кто это сказал? Правильно: я. Настоящий я. Не раскосый болван с яблоком, не смурфик. Впервые в жизни я осознал, что Димы Каноничкина могло не быть. Но я есть. И это удивительно.

Окно слева от нас было приоткрыто. Я вдохнул свежий орвандский воздух, произведенный на майской фабрике. Роскошное блюдо от шеф-повара по сравнению с тем пыльным газом, которым я надышался “там”.

– Чего задумался? – спросил Рома шепотом. – Тебе плохо?

– Все нормально, – ответил я, блуждая взглядом по пейзажу за окном: по Башне печали, по трем дубам, по скамейкам, по каким-то прохожим с колясками.

Мой мозг воспринимал разговор с Маэстро альтернатив как сон. Однако что-то внутри меня сопротивлялось и твердило, что миссия спасения на моих плечах все-таки лежит. Жаль, тут нет Фрейда, чтоб нормально растолковал.

Кстати.

– Рома, я тут один? Со мной никого нет… Да?

– Разве что бактерии и возможно вирус. А так ты один.

– Хорошо.

– Каноничкин и Федоткин! Хватит шептаться! Валентин Павлович негодует. Сейчас влепит “неуд” – и ухом не поведет.

– Извините…

– Мне надо в туалет, – шепнул Рома. – Пойду выйду.

– Передавай привет Стэну.

– Кому?

– Корфу. Твоему спасителю.

– А. Ага. А почему Стэн?

Я пожал плечами, Рома тоже пожал плечами и удалился из класса.

– …Кроме строений, – рассказывал Валентин Павлович, – от орвандцев нам досталось кое-что важное, благодаря чему мы можем судить о темных пятнах истории. Кто подскажет, о чем я говорю?

– Деньги, – сказал Крупный.

– Одежда? – спросила Алиса. – Платья?

– Систематические письменные свидетельства… – начал Угрюмов, но я его прервал.

– Фольклор, – сказал я. И нет, это не было магическое озарение, просто я действительно понял, к чему клонит Валентин Павлович и удивился, что тот же Угрюмов не ответил раньше меня. – Устное народное творчество. И мифы.

– А о чем повествуют мифы в первую очередь?

– О происхождении мира.

– Верно! Очень верно. О мире, о человеке и о богах. Орвандцы верили, что божества покровительствуют эмоциям. Скажем, бог страха Сиамон в представлении древних нисходит в Амелиен[20], когда человек испытывает ужас, встречая, например, волка. А кто подскажет Валентину Павловичу, какие боги были (или есть) у других цивилизаций?

– Марс – бог войны у римлян, – ответил Угрюмов. – Мне пятерка?

– Нет. Но ответ правильный. И в этом – грандиозная разница между нашими народами. Если греки объясняли гром и молнию гневом Зевса, то орвандцы объясняли не само это явление, а свои ощущения от него. Так вот. Одна из легенд гласит, что Бьенфордский Шар – и есть обиталище богов.

– Он раньше всегда светился? – спросил я.

– Так гласят легенды. Боги жили – он горел. А потом они перестали жить. И Шар перестал гореть. Почему он загорелся снова? Уж не вернулись ли к нам древние боги Орвандии?

* * *

Позвонил Рома. Я нагнулся под парту:

– Ты че? – прошептал я. – Урок же.

– Канон, я в туалете, ты должен это увидеть!

– Уверен, что мне это надо? – осторожно спросил я.

– Иди сюда скорее!

К парте подошел Валентин Павлович.

– Дима, у тебя все в порядке? Ты там чего ищешь, знаний?

– Нет, Валентин Павлович, – я вылез из-под парты. – Мне срочно надо выйти.

– Подожди, когда твой друг вернется.

Но я встал.

– Нет… Извините, мне правда нужно.

Я выбежал из класса и спустился на первый этаж. Толкнул дверь в туалет. Рома как загипнотизированный смотрел на корфа и дрожал.

– Охренеть, – вырвалось у меня, – это как так?

– Вот так, – монотонно ответил Рома.

Корфа дорисовали. Виртуозно. Детализировали фигуру, добавили такие натуральные цвета, что корф, казалось, вот-вот сойдет со стены. Ярко-красные глаза выглядели точь-в-точь как на стоп-кадре видео вчера вечером.

– Страшный, – бормотал Рома.

– И тень реалистичная.

– Клыки такие острые…

– А пальцы здорово нарисованы.

Рядом с корфом на стене было что-то написано.

Я подошел ближе.

“Его оживят во имя Орвандии”

Почерк – как на страницах в Тетради. Поймать логическую связь пока было трудно, но очевидно, автор этого рисунка – и есть ее первый владелец.

– Что это значит?.. – спросил Рома.

– Могу сказать только одно: нарисовано лучше, чем было.

– Это не имеет значения. Скажи мне: что значит “оживят”?

– А ты чего у меня спрашиваешь? Спроси у того, кто это нарисовал.

– А кто нарисовал?

– Не я.

– И не я.

Я открыл воду в раковине и умылся.

– Рома, мне надо тебе кое-что рассказать.

Я коротко рассказал о своем лунатизме и о приключениях в ванне. Рома слушал раздраженно, но терпеливо, однако когда речь зашла о видео, он взъерепенился.

– Серьезно? И ты молчал?! Канон, блин, Канон, да на том видео – я!

– Тихо, Рома. Что ты орешь?

– Я тебя ненавижу!

– Слушай, ты же знаешь, как на нас, орвандцев, действует темнота. Может, меня заглючило и это игра воображения.

– Не может быть такой игры воображения!

Рома замолчал. Не так давно он учился каким-то восточным практикам по “защите духа” и сейчас, видимо, применил одну из них: глубоко задышал, и это помогло.

Корф взирал на нас так, будто хотел откусить нам головы. Я прикоснулся к краске. Следа на пальце она не оставила. Во мне боролись два чувства: одно говорило, что чудище нужно замазать, а другое требовало, чтобы корф ожил.

– Я возвращаюсь в класс, – сказал Рома. – Ты идешь?

– Да. Пора бы.

* * *

– Вы как раз вовремя, ребята! – объявил Валентин Павлович. – У нас возник вопрос на миллион! Готовы?

Я сказал “Готов!” и сел за парту. Рома, не