Рабочий-большевик в подполье - Александр Карпович Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По отношению к Романову он взял «быка за рога»:
— Вместо того чтобы писать нелегальные брошюрки, прокламации, листки, вы лучше возьмитесь-ка за изучение Севера, за разработку уже имеющихся материалов у нас. Заработок будет отличный, работа по вашей специальности, как статистика, и уж куда больше будет благодарности и славы. Да и мне спокойнее. В противном случае я вышлю вас в глубь Архангельской губернии.
Романов, конечно, все перевел в шутку, сказал, что его, Романова, жандармы не беспокоят, кроме как с вызовом к господину губернатору. На этот раз разрыва Романова с губернатором не получилось, его оставили еще в городе.
Я уже не стал дожидаться вызова и поспешил сам представиться губернатору. Предварительно я произвел большую подготовительную работу. Несколько раз сходил в баню, достал себе сорочку, сюртучную тройку, элегантную шляпу, пальто, кажется, собрали это со всей колонии, и джентльменом, вроде приказчика из галантерейной лавки, отправился к губернатору.
Мой выход был удачен. Околоточный, чиновник особых поручений в прихожей губернатора были со мной очень любезны. Дошла очередь до меня. Губернатор меня пригласил сесть. Я поблагодарил, но не садился.
— Чем же вы думаете заняться в Архангельске?
— Я слышал, господин губернатор, что здесь, в Архангельске, очень нуждаются в певчих...
— У вас голос! Вы поете?
— Да, могу петь на клиросе.
— Отлично, отлично, молодой человек! Вы останетесь в Архангельске на все время вашей ссылки.
Мне оставалось только раскланяться с губернатором.
4
Через три недели после моего приезда в Архангельск я наконец получил место слесаря в механической мастерской завода Макарова.
Явился в мастерскую. Пришедший на работу слесарь подошел к иконостасу, находившемуся в мастерской, и стал молиться в продолжение чуть ли не пяти минут перед иконами. Медленно, вяло собирались рабочие. Помощник мастера подошел к иконе; в это время раздался последний свисток. Все рабочие встали, сняли шапки, а помощник мастера прочитал молитву. Так начинался ежедневный трудовой день.
Как я уже говорил, в этой мастерской токарем работал Фишер. Он да я стояли в шапках и разговаривали между собой. Рабочие косились на нас. Старики шептались...
В этот день вышло несколько курьезов. Прежде всего, рабочие сделали мне замечание, что, сидя на верстаке, нельзя рубить металл.
— Почему? — удивленно спросил я.
— Увидит вас хозяин, — с испугом говорили они, — и тотчас же уволит.
Но я спокойно продолжал сидеть на верстаке. В эту минуту вбежал заводчик Макаров, снял шапку, истово перекрестился на иконы и стремительно подбежал ко мне.
— Новичок? Откуда?
— С Нижегородской ярмарки.
— Какое жалование?
— 1 рубль 20 копеек в день.
— Что делаешь?
— Новый шатун.
Хозяин остался доволен и убежал. Рабочие недоумевали, почему это Фишеру и мне высокая плата и вежливое обращение. Они терялись в догадках.
Однако маленький повод к разгадке подал я, и все, по их мнению, раскрылось.
Дело в том, что при проводах из Казани мне несли на вокзал всякий хлам родные и рабочие, чтобы теплее одеть меня в дорогу. Между прочим, кто-то принес голубые полицейские брюки. Сукно на них было хорошее, они были долговечны.
Их-то я и надел на работу, так как других не было, а работа слесаря очень грязная. В конце трудового дня один из представителей рабочих предложил мне от имени якобы всей мастерской вспрыснуть меня на новой работе. Об этом-то как раз Фишер и предупредил меня во время общей молитвы, чтобы я по неопытности не дал поблажки грубым и невежественным инстинктам рабочих, а им было нужно ни мало ни много — целое ведро водки...
— У меня нет денег, — сказал я.
— Что вы, товарищ, мы свои заплатим, а в первую получку отдадите.
— Я принципиальный противник всяких «вспрысков».
— То есть, как это понять?
— Я думаю, не все рабочие вас выбирали для таких переговоров. Например, товарищ Фишер выбирал вас?
— Фишер? — почесывая в затылке, сказал он. — Этот паренек очень строгий.
— Не менее строгий и я.
Разочарованный рабочий отошел от меня и начал горячо переговариваться со своими.
Раздался свисток, возвещавший окончание работы. В то время, когда я складывал инструмент, около «представителя» образовалась большая кучка рабочих. Тут-то я и услышал, между прочим, фразу: «Чего ждать от полицейского?»
Это меня возмутило до глубины души. Я позвал Фишера и в его присутствии громко заявил группе рабочих, что я не полицейский, а политический ссыльный с больших нижегородских заводов, сосланный за то, что шел против правительства и заводчиков. Уж не мои ли брюки, подаренные мне при проводах рабочими же, послужили поводом для такого подозрения?
Рабочие кисло смеялись. Но между стариками все же были слышны отдельные восклицания:
— Мы своими глазами видели, как Макаров относится к нему, да и 1 рубль 20 копеек в день выдают недаром.
Когда я вышел на свежий морозный воздух, у меня было тяжелое чувство.
«Вот где непроглядная ночь», — думал я.
5
Однажды утром я шел на работу.
Подходя к губернской больнице, я встретил весело бегущего на работу кудрявого Фишера. Пошли вместе. Вдруг Фишер испустил громкое восклицание.
Из Кузнечихи, от веселого «зеленого» дома, на лихаче, обнявши девочку, ехал наш пан Копчинский. Я понял восклицанье Фишера. Понизив голос, Фишер сказал:
— Мы на работу, а «товарищ», — протянул он, — мотает общественные деньги, только что вчера вечером взятые на крайнюю нужду.
Работая на тисках в мастерской, я видел вертящийся станок Фишера, бесконечно тянувшуюся сверкающую свежую ленту, вьющуюся спирально при обточке металла, и невесело склонившуюся кудрявую голову Фишера.
Невесело на работе было и мне. Бездушные машины в ходу и придатки около них — рабочие, не интересующиеся ничем, что было по другую сторону мастерской. Вся эта сотня рабочих около нас представляла как бы однородный пласт залежа, чтобы «тронуть» который нужно было много и долго бить молотом, пробуждающим сознание.
Вскоре забежал Макаров, веселый, улыбающийся во все стороны. Очевидно, рабочие заметили это и один за другим стали подходить к нему с разными просьбами: об авансах на крестины, на свадьбу, отпустить бревенчатого лесу для постройки дома.
Подобные истории широко практиковались среди
