СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий - Михаил Головлев

Здесь принципиально важно понять, какой логикой руководствовалось российское руководство в тот момент.

Мы можем предположить, что сводилась она к следующим постулатам:

— внутренняя промышленность фактически уничтожена или дефрагментирована в сравнении с советскими мощностями и внешними мировыми процессами;

— советское наследие оказалось в руках либо случайных людей, либо ненадежного олигархата, либо «красных директоров и генеральных конструкторов», которые монетизировали его в виде самостоятельных вотчин кормления;

— при этом наличие финансовых возможностей позволяет (в те времена) на внешних рынках удовлетворить большинство потребностей. Себестоимость и затраты отечественных аналогов в силу особенностей производительности труда, транзакционных издержек всегда выше, чем за рубежом.

Итог: усилия были сделаны на задачах взятия под контроль утраченных промышленных объектов и возможностей, и их консолидации. Так стали появляться сначала субхолдинги, холдинги, а затем — госкорпорации.

В силу особенностей логики подобных процессов, главной целью холдингов и корпораций стала максимизация прибыли, главный организационный подход — выстраивание нишевой, жестко интегрированной вертикально-горизонтальной системы подчинения.

Естественно, при таких целях вопросы промышленности как таковой уходили на второй план (несмотря на абсолютно верный и при этом нереализованный призыв Путина к удвоению ВВП, который мог быть реализован лишь наращиванием промышленного потенциала).

Даже поверхностный анализ кадровых решений в промышленных холдингах и корпорациях показывает, что большинство решений по топ-менеджменту — это назначения сотрудников спецслужб и силовиков, доверенных финансовых менеджеров и банковских работников, которым, очевидно, ставили главной целью лояльность; обеспечение «схем поглощения и слияния»; освоение значительных материальных ресурсов — земель под застройки, продажу и перепрофилирование зданий и т. п.

В это же время промышленная политика стала фактически сводиться к выстраиванию схем освоения государственных средств. Главной целью такой политики стало формирование ограниченного пула крупных и значимых государственных партнеров («отраслевых лидеров») и меры их господдержки.

Как же в таком случае осуществлялось развитие промышленности? Зачастую оно стало имитационным.

Что это значит на практике? Рассмотрим типичный пример.

Бизнесмен, к примеру, хочет построить новый завод. В чем его маржа прибыли? В доходах от реализации конечной продукции, как должно быть в теории?

Далеко не факт. Тогда в чём? Простая калькуляция показывает, что цена так называемого инжиниринга промышленных объектов, цена поставки иностранного оборудования для этого завода, затраты на переподготовку кадров, затраты на конструкторскую документацию дают выгоду в «коротких деньгах» значительно большую, чем многолетнее и рискованное производство как таковое.

При этом государство, заинтересованное в «импортозаме-щении», компенсирует значительную долю затрат или под ритуальные слова о партнерстве и его стратегичности, или просто выдает бизнесмену деньги под закупки, исследования, разработки. Да, это сопровождается не менее ритуальным оформлением условной промышленной кооперации, наукоемких разработок, что нередко лишь прикрывает схемы и договоренности. Оформление и правильная презентация, не вызывающая лишних вопросов, превращаются в отдельный и ключевой вид искусства.

Дальше — дело техники. Что же нужно этому бизнесмену? Для начала — естественно, благосклонность государственного чиновника. Нет оснований сомневаться, что ключик к сердцу государственного мужа будет подобран. Более того, сама логика выбранной парадигмы предполагала подобное «партнерство» и взаимопроникновение.

Следующий этап — найти поставщиков зарубежного оборудования и проектировщиков производства. Здесь важно, чтобы промышленный проект был прописан именно под то оборудование, которое есть у иностранных партнеров бизнесмена. Ведь под него будут выданы государственные субсидии, которые за бюджетный счет покроют все издержки и даже с лихвой, а надежный контакт с иностранным партнером позволит максимально завысить цены, сформировав люфт огромной доходности.

Тут можно, кстати, договориться с исследовательским институтом или университетом, которые оформят НИОКР, в рамках которого какие-то элементы оборудования или производства будут на бумаге модернизированы, признаны «нанотехнологичными», «цифровыми», «геномными», «квантовыми» и прочими на злобу дня.

Либо будет оформлена так называемая «локализация», то есть подтверждение того, что часть производства осуществляется в России. При этом вопрос передачи конструкторской документации и реальности этого производства будет оставлен за скобками. Максимум, что будет получено — «отверточная» сборка или «перебивка шильдиков», то есть придание признаков «русскости» иностранной, чаще всего китайской, тайваньской продукции.

Затем — необходимость миновать формальности. Большинство закупок, например, в России проходят на основании Федеральных законов №№ 44 и 223. Но как же преодолеть проблемы конкуренции по их процедурам?

Конечно, существует куча ухищрений для конкурсов — подставные фирмы, «карусели» партнеров с отказами отуча-стия и смещениями на нужную компанию, игры на электронных площадках и т. п. Но зачем, если вопрос решается довольно высоко и намного проще?

Ведь достаточно договориться так, что условия конкурса будут написаны именно под этого бизнесмена или компанию — удивительным образом условия по специализации, результативности и опыту предприятия, возрасту и квалификации исполнителей, количеству персонала, лицензиям и прочему будут соответствовать именно этой организации. Итог закономерен.

В результате получается успешная фирма с мерами тотального бюджетного софинансирования. Одна проблема — нет самого производства. В таком случае реальный продукт будут выдавать рабочие советского типажа с небольшими зарплатами, трудящиеся на устаревшем оборудовании, пока их обеспеченный менеджмент на респектабельных форумах будет рассуждать о новом технологическом укладе, цифровизации, безлюдном производстве и интернете вещей, презентовать отсутствующие в сериях товары как оправдание поддержки бюджета.

Зачастую в итоге строятся большие промышленные площадки с образцовым их оформлением, красиво расставленными станками и показательным порядком. Это шоу-румы. В них громко гудит оборудование, куда-то деловито мимо проверяющих ходят люди, но реально ничего массового не производится. Все производства — в тех самых неказистых цехах с устаревшим оборудованием.

Либо менеджеры отправятся в китайскую провинцию Шень-джень или на Тайвань (а иногда и в Украину, как на «Мотор-Сич»), где местные предприятия начнут изготавливать продукцию, комплектующие с российскими логотипами. Далее — поставки в Россию узлами и агрегатами и «отверточная» сборка под видом полноценного производства. Дешевле, проще и быстрее.

Картина типична для большинства промышленных отраслей.

Так контракты с господдержкой, субсидии софинанси-рования, консорциумы смыкаются со встречными государственными пожеланиями некоей стратегической стройности и логики как квазизамены и эвфемизмы промышленной идеологии и Госплана. В итоге под них формируются федеральные программы и проекты, национальные инициативы, точки роста, и далее — насыщаются нацпроекты. Вроде бы всё логично. Вроде бы.

При таких подходах в сухом остатке остается лишь экстенсивное советское наследие, создающее реальный прибавочный продукт. Потому что подобные или попадающие в логику описанным схемы, составляющие значительную часть «импортозамещения», к реальному производству отношения не имеют. Тогда откуда там взяться магазинам к автоматам, маскировочным сетям, аптечкам, бронежилетам и разгрузкам, шлемофонам и многому-многому другому? Маржа на их изготовление маленькая, нагрузки на производственные мощности большие, наукоемкость особенно не пропишешь, на учениях «Первому» не похвастаешься, в парке «Патриот» зевакам не продемонстрируешь, и. в общем, вообще не понятно,