Бог Боли (ЛП) - Кент Рина

Крейтон: Я слышал, ты хотела фотографии.

Анника: Я не предлагала, это он предложил, а я только подыграла.

Крейтон: В следующий раз не подыгрывай.

Анника: Или что?

Мое сердце стучит в ушах, пока я печатаю эти слова.

Крейтон: Твоя задница знает точный ответ на этот вопрос. Не будь грубиянкой

Ну, черт.

Он не имеет права так злиться, когда говорит мне не быть грубиянкой. Я даже могу представить себе его пониженный тон, если бы он произнес эти слова.

Пытаясь облегчить боль, которая расцвела между бедер, я сползаю на кровать и достаю мазь, затем делаю снимок и отправляю его.

Анника: Ты даешь ее всем, кого шлепаешь?

Крейтон: Только грубиянкам.

У меня болит грудь, и я отказываюсь дать имя этому чувству, ползающему внутри меня. Или даже своим вниманием.

И нет, я не собираюсь думать о том, сколько женщин испытали то же, что и я. Что то, что я считаю своего рода пробуждением, является для него нормальным явлением.

Я просто не собираюсь туда идти.

Анника: Я думала, вся цель наказания в том, чтобы я почувствовала боль.

Крейтон: Это так. Но я не хочу, чтобы у тебя остались синяки. По крайней мере, не надолго. Так я смогу пометить тебя снова.

Анника: Это началось печально и быстро превратилось в жуть. О, и кстати, мне уже лучше. Все еще адски болит, но я выживу. Спасибо, что спросил.

Крейтон: Осторожно.

Анника: Значит, я должна просто принять это и заткнуться?

Крейтон: Желательно.

Анника: Ну, это не про меня.

Крейтон: Как будто я не знаю.

Анника: И тебя это устраивает?

Крейтон: Нет.

Моя грудь снова болит, эта знакомая боль становится более сильной, чем та, что была в моей заднице.

Анника: Но ты все равно настаиваешь на том, чтобы преследовать меня.

Крейтон: Я бы не назвал это преследованием.

Анника: Тогда что это?

Крейтон: Я наказываю тебя, little purple, и каждый раз получаю удовольствие от того, что оставляю свои метки на твоей фарфоровой коже.

Я снова потираю ногой ногу. Почему-то пульсация между ног усилилась, а задница словно горит.

Он настоящий садист, не так ли?

Тогда почему я не боюсь еще больше? Черт, самое меньшее, что я могу сделать, это перестать быть заинтригованной.

Крейтон: Твой умный рот наконец-то потерял дар речи?

Анника: Не в этой жизни. Я просто задумалась.

Крейтон: О чем?

Анника: Первое: Почему ты называешь меня «little purple»?

Крейтон: Разве ты не одержима этим цветом?

Анника: Но это не так.

Крейтон: В моем понимании, ты олицетворяешь этот цвет.

Я стараюсь не краснеть, но, учитывая жар на моих щеках, мне это определенно не удалось.

Крейтон: Это первое. А второе?

Анника: Когда у тебя появились эти... необычные вкусы?

Крейтон: С тех пор, как я достиг половой зрелости.

Анника: И с тех пор ты экспериментируешь?

Хотя я бы не назвала это экспериментом. Он точно знал, что делает. Несмотря на боль от отпечатков его рук, они не предназначены для того, чтобы оставлять постоянный след.

Это значит, что он делал это уже бесчисленное количество раз.

С дюжиной других девушек. Может, больше.

Нет, нет. Я просто не пойду туда.

Крейтон: Не экспериментирую, а участвую.

Анника: С подружками?

Крейтон: С сексуальными партнерами.

Анника: В смысле, шлюхами?

Анника: Простите, я имею в виду секс-работниц?

Крейтон: Нет. Добровольцами.

Мой кулак сжимается при мысли о том, сколько добровольцев вставали на колени, принимали его побои и благодарили его за это позже.

Черт, если бы фанатки из приюта знали, что он такой извращенец, они бы говорили: «Задуши меня, папочка»

Анника: И ты все еще встречаешься с этими добровольными подчиненными?

Крейтон: Почему ты спрашиваешь?

Анника: Я не хочу конкурировать с девушками, которые уже увлечены твоими штучками.

Крейтон: Штучками?

Анника: Ты знаешь. В любом случае, они должны уйти.

Крейтон: Ты займешь их место в качестве моей игрушки?

Анника: А разве я уже не заняла?

Крейтон: То, что произошло сегодня, было просто демонстрацией, маленький укус того, на что я способен. Это далеко не все мои «необычные вкусы». Ты думаешь, что сможешь справиться со мной? Подумай еще раз.

Ну, черт.

Если это был только маленький укус, то что еще он планирует со мной сделать?

Наверное, именно в этот момент мне следует отступить и прервать все те извращенные чувства, которые я испытываю к этому садисту.

Но есть одна маленькая проблема.

Неважно, насколько это больно, неважно, насколько больно будет сидеть вообще, есть кое-что еще. Я никогда не чувствовала себя такой сильной и свободной, как в тот момент, когда он держал меня и «наказывал».

Когда он бросал меня на эти полки и доминировал надо мной, я даже не думала бороться или вырваться из его жестокой хватки.

По какой-то причине это казалось... правильным.

И моя токсичная черта — это любопытство, потому что я печатаю.

Анника: Я никогда не узнаю, пока не попробую. И не будь лицемером. Ты не можешь говорить мне не принимать Брэна за фальшивого парня, а потом идти и заводить других девушек. Если ты собираешься выпустить своего внутреннего садиста, выпусти его на меня.

Его следующий текст крадет мой воздух и заставляет меня задыхаться.

Крейтон: Ты снова облажалась. Я дал тебе возможность попытаться сбежать, но ты отказалась ею воспользоваться. Не вини меня за то, что произойдет дальше. Теперь ты моя, чтобы наказывать и наказывать, little purple.

Глава 10

Крейтон

Красная рука схватила мои маленькие пальцы, и я полетел в лужу крови.

Мое зрение краснеет, затем постепенно чернеет, пока мои конечности впитывают горячую багровую жидкость.

Низкий, преследующий стон боли проникает в мои уши и ударяется о мои кости.

Я застыл, связанный, беспомощный и запутавшийся в паутине.

Ее паутины. Паук.

Мягкие руки хватают мое лицо, но это лишь размытая тень из-за всего красного.

Она сжимает мои пальцы с грубой силой, и я кричу, но единственным звуком, который эхом отдается в воздухе, является неразборчивое мычание.

— Шшш, Крей. Скоро все закончится.

Я рывком просыпаюсь, сердце бьется в ушах.

Мои руки все еще метафорически связаны, и я не могу пошевелиться.

На мгновение мне кажется, что я снова в той темной комнате, капает кровь, а надо мной навис огромный черный паук, словно надвигающийся Мрачный Жнец.

Я отдергиваю руку, но обнаруживаю, что она сжата в кулак и кто-то схватил ее.

Мой брат.

Илай стоит рядом с моей кроватью и выглядит как всегда царственно в своих повседневных черных брюках и белой рубашке на пуговицах. Его волосы уложены, манера поведения резкая, а на лице застыла вечная скука.

Мягкий свет освещает комнату и бросает мрачный отпечаток на его угловатые черты.

Он на пять лет старше меня. В двадцать пять лет он самый старший из всех нас. Первый ребенок от богоподобных родителей и первый внук от еще более богоподобных бабушки и дедушки.

Дедушка Джонатан — со стороны отца — постоянно враждует с дедушкой Итаном и дедушкой Агнусом — со стороны мамы — по поводу того, чьим состоянием будет управлять Илай, когда закончит докторскую диссертацию.

Илай медленно разжимает кулак, которым я едва не ударил его, небрежно опускает его и садится рядом со мной. И точно так же его истинная сущность рассеивается яркой улыбкой.

Подняв телефон к лицу, он включает звук.