Шпоры для лабы - Вадим Каплун

Она лежала, запрокинув голову, впившись мертвыми пальцами в пульт. Прядка светлых волос упала на лицо, а глаза были открыты и пусто смотрели сквозь меня. Зеленые глаза... И кровь. Откуда столько крови?

Ничего во мне не было. Боль ушла, ушли мысли, осталась горькая-горькая обида.

"Яна, - повторял я. - Яна, Яна... Вот почему ты была такой загадкой... Убила Арнольда и хотела убить меня..."

Это все шпоры. Шпоры для Лабы. Шпоры для всех и каждого, для меня и для нее. А может быть, она сама была шпорой, сломавшейся, отслужившей свой век и больше никому не нужной? Но ведь кто-то послал тебя! Кто-то сказал: "Убей!" и ты пошла выполнять приказ, не задумываясь, не сомневаясь... Зачем? Почему? Во имя чего? Ответов не было. Были вопросы. Вопросы и исподволь закипающая злоба.

Я повернулся и торопливо зашагал к реке, изредка сбиваясь на бег. За рекой зажигала огни Тория...

Не знаю, кто задумал шпорить прогресс на Лабе. Но я выясню. Обязательно выясню. Найду этих всадников и вырву у них шпоры. Вместе с ногами.

3

- А дальше? - бархатным голосом спросил декан.

- Дальше... - я задумчиво потер влажную от заживителя щеку. Ожог еще чувствовался.

Рассказывать дальше не хотелось. Но мнение мое сейчас никого не интересовало. Решения здесь принимал не я.

- Потом я перебрался через реку. Плохо помню. Как в дымовой завесе. Шок. Мыслей - ноль. Стреляй, беги...

- В древности, - задумчиво сказал Лом, - деревья, между прочим, рубили вручную. Вам бы это подошло. Большой спец по ломке дров!

Я молчал, глядя Ломакину в очки. Причем здесь дрова? Воспитывает.

- Мы же условились, Симонов, меньше самодеятельности! Вам надо было продержаться трое суток. Вместо этого вы объявляетесь через, - декан посмотрел на таймер, - пятнадцать часов. На старом рейсовике, напролом! Не понимаю, почему вас не сожгли!

Я понимал, почему, но промолчал. Надо по порядку. Сейчас Ломакин все равно не поймет. А ответ прост. Островитяне - экипажи кораблей наконец-то дорвались до орбиты и наслаждаются свободой. Ох, что у них сейчас творится!

- Плохо, Симонов! - Лом хотел добавить что-то еще, то тут стены кабинета померкли, противно заломило в висках, пол тряхнуло - "Ариэль" включил силовую защиту. Этот маневр на Крейсере отрабатывали четвертые сутки с переменным успехом. Тренировались. Дальше дело пока не двигалось. Орбиту Лабы держали "баллоны" бустеров, а в сотне тысяч километров от них зависли Крейсера Сообщества. И конца этому не предвиделось.

Совет Сообщества заседал непрерывно. Из Совета на эскадру и обратно, непрерывным потоком шла информация, в которой вопросов было больше, чем ответов. Непрерывные учебные тревоги, неприятно похожие на боевые и предбоевые маневры, выполняемые хуже учебных. Суета, торопливые последние приготовления и приготовления самые-самые последние. Предположения, домыслы, безумные идеи. Тут-то и возникаю я. Все знающий, но ничего не решивший. Слишком многое произошло за эти пятнадцать часов...

Город я изучил неплохо. Пробираясь по подворотням, валился в кусты при малейшем шорохе, перемахивал через высокие каменные заборы, старательно обходя бары и ярко освещенные улицы. Я вел себя, как на лабораторке по выживанию. Я больше не верил городу. Милые, обходительные люди ждали момента, чтобы воткнуть в спину виброкинжал. Чтобы брызнула кровь, чтобы кровь смешалась с землей и наконец, напоила ее. Кровью пахли улицы города, асфальт мостовых и заброшенные дома, деревья и камни. Кровью пахла планета Лаба.

Я тронул губу. Кровь запеклась, хотя раньше, у флаера лилась щедро. В этот момент под аркой, выходящей на проспект Цепежа, появилась тень, и я нырнул в кусты. Замер, выжидая.

"Не верь, никому и никогда не верь..." Где я слышал это, совсем недавно? Ах да, покойный знакомец-островитянин! Кстати, островитяне прекрасно укладываются в мою картину Лабы. Островитяне - предел. Крайняя точка местной "свободы", автоматы-убийцы, вышедшие из-под контроля. Им начхать на "идеалы" бустеров. Объединяются в группы, добывают пропуска. Разумеется, они не выгодны любителям шпорить нравственный прогресс. Лишний материал. Их преследуют, выбивают... Только, что они так за Остров держатся?

Додумать не дали. Пошатывающаяся, едва различимая в темноте, до жути знакомая фигура добрела до кустов, где прятался я, и остановилась. Я ощутил, что меня видят, и вдруг понял, кто это. Я не удивился и не испугался. Ничего не почувствовал. Но, может быть, легкий стыд, что, я как кретин, прячусь от дамы в кустах. А еще пришла мысль: "Вот и славно, давно пора поговорить."

- С каких пор ты стал меня бояться, Вик? - услышал я сдавленный шепот и, словно наяву, увидел закушенную губу, измазанную кровью щеку и помутневшие от боли зеленые глаза.

- С тех пор, как ты разбилась, - спокойно ответил я.

- Я не разбилась. Ты убил меня, когда бил кузовом... Знаешь, у флаера каркас из терролитовых трубок. Они твердые и тонкие. Я видела... Сначала, одна из них фонарь пробила. Медленно-медленно так. Прошла через кабину. Через пилотское кресло. Через меня... Зачем, Вик?

Мне стало не по себе. Спокойствие медленно уходило.

- Бред. Ты стреляла первая. Ты знала, что делаешь. Сейчас бы я лежал в разбитом флаере мертвый и переломанный. А Арнольд? Кто ударил виброкинжалом? И вообще, сгинь!

Я хотел добавить про шпоры, Сообщество и многое другое, но замолчал. То, о чем я так хорошо и уверенно думал, стало пустым и ненужным. Я вдруг поймал себя на мысли, что произошла жуткая ошибка и я действительно стал убийцей. Убийцей невиновного человека, любившего меня.

- Я ведь любила тебя, Вик. Когда я пришла в павильон и увидела мертвого Арнольда, я поняла, что случилось страшное и испугалась за тебя. Я не думала, что делаю, Вик. Я должна была не пустить тебя в город. Любой ценой...

Она шагнула ко мне. Теперь мы стояли вплотную. Я разглядел Яну, и меня словно зажали в створ. Это было ее лицо! Губы, волосы, черное пятно на щеке - кровь, развороченный, изуродованный висок. Невидимые раскаленные клещи рвали и жгли мой мозг. Все глубже... И боль, дикая боль, но вырваться нельзя...

А она говорила:

- ...ты бы остался с нами. Бабушка Элеонора старая и не может работать на ферме. Она бы отдала ее нам. Там красиво, на холмах у реки. А нашего первого малыша мы назвали бы Мишелем. Правда?

Я схватил ее за локоть, рванул. На миг почувствовал холод ее руки, пальцы скользнули по пластиковому браслету, а потом все исчезло...

Перед глазами земля. Сухая-сухая. Это от того, что дождя долго не было. А еще, кажется, трава. "Кажется", потому что темно. Ночь.

Голова звенит пустотой. Тело не слушается. Надо сконцентрироваться.

"Я абсолютно спокоен. Мои руки повинуются мне. Мои ноги наливаются силой. Я могу встать. Все хорошо. Я абсолютно спокоен..." Чушь! Я не был спокоен! И ноги силой не наливались. Аутотренинг не помогал.