Похождения в Париже - Крис Юэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, если сама картина ужасна, а художник — никто, за что еще кто-то хотел заплатить большие деньги? Я провел пальцами по холсту и окончательно убедился, что написана картина маслом. Надежда, что я имею дело с акварелью, под которой скрывается дорогая работа известного мастера, отпала.
Тогда я поднял картину, повернул к себе обратной стороной и обнаружил, что холст укреплен листом тонкого картона. На картоне имелась какая-то наклейка с надписью на французском. Буквы выцвели, и я не смог разобрать ни слова. Очень осторожно я потянулся к металлическим скобам, которые удерживали картон на месте, и одну за другой отогнул их. Потом воспользовался одной из микроотверток, чтобы подцепить лист картона и вытащить из рамы.
Едва картон отделился от холста, я задрожал как осиновый лист: между ним и холстом лежал конверт из плотной коричневой бумаги формата А4. Клапан приклеен не был, середина конверта чуть бугрилась. Я уже протянул руку, чтобы взять конверт и достать содержимое, но здравый смысл подсказал, что прежде всего надо надеть перчатки. Я порылся в сумке, нашел пару и надел достаточно быстро, но осторожно, памятуя о распухших суставах. Как же мне не терпелось найти ответы на вопросы, которые роились в моей голове! Однако я не торопясь взял конверт, откинул клапан, сунул руку внутрь. Вытащил листки бумаги и ацетатные пленки, вновь заглянул в конверт, убедился, что он пуст, положил на тыльную сторону холста, а свои находки отнес на маленький письменный стол в углу номера. Включил лампу и принялся изучать добычу.
Начал с ацетатных пленок, синего цвета и прозрачных, что затрудняло просмотр. Пришлось направить лампу вверх и просматривать пленки на просвет. Несмотря на мелкость изображения, я сразу понял, что это детальный план этажа. Пояснение, что это за здание, отсутствовало; пленок в конверте лежало три, отличались этажи только планировкой при одинаковом периметре, из чего я сделал вывод, что планы имеют отношение к одному зданию, в котором как минимум три этажа. Или, возможно, три крыла.
Я отложил пленки и взялся за квадратный листок бумаги, похоже, вырванный из блокнота, какие всегда носят с собой детективы в телевизионных сериалах. Кто-то очень торопливо, сильным наклоном, написал на листке несколько шестизначных номеров:
45–98–90
45–27–81
60–21–56
77–70–09
16–30–78
Я повторил все номера про себя, словно надеялся, что они вызовут какие-то воспоминания. Не стоило удивляться, что не вызвали. Вероятно, я видел перед собой коды, да только понятия не имел, на каких пультах их следовало набирать. Кроме того, это могли быть некие секретные телефонные номера или выигрышные лотерейные комбинации. Я прекрасно понимал, что для кого-то эти шестизначные числа стоили немалых денег.
На следующем листке я увидел список имен и фамилий, написанный той же рукой. Насчитал пятнадцать, двенадцать мужчин и трех женщин. У всех — только одно имя и фамилия, ни вторых имен, ни их инициалов. Я тщательно изучил список, но фамилии мне ничего не сказали. Похоже, все были французами, но утверждать это я бы не решился. С четырьмя фамилиями соседствовали двузначные числа, и я предположил, что это возраст. Уж не знаю зачем, но я прочитал эти имена и фамилии вслух, вместе с возрастом:
— Анри Жетте, пятьдесят один год. Люк Мюрель, пятьдесят шесть лет. Жан-Патрик Девиль, тридцать девять. Кристиан Фортен, двадцать четыре.
Рядом с фамилией Девиль стояла звездочка. Ясно было, что составитель списка выделил Жана-Патрика, но по какой причине, я не имел ни малейшего понятия.
Под списком лежала сложенная фотокопия документа: три листка, скрепленные металлической скобкой. На каждом была электрическая схема — очень сложная, со множеством символов. И опять, как и на планах этажей, ни единого пояснения.
Под фотокопией обнаружилась полоска негативов с шестью кадрами-окошечками. Каждый я поднес к лампе, чтобы получше разглядеть. Получилось не очень. На некоторых были запечатлены макушки людей, но фотографа определенно интересовали не они. Я напрягал зрение, крутил негативы и так, и эдак, но все равно не мог понять, что же я вижу. Но не расстроился — решил, что утром напечатаю фотографии и, если на них зафиксировано что-то полезное, наверняка разберусь, что к чему.
Неизученными оставались только два предмета. Первый — фотография, мужчина и женщина, сидящие за столиком кафе, держась за руки, и пристально глядящие друг другу в глаза. Мужчина средних лет, симпатичный, в черном свитере с воротником под горло; на руке часы с большущим циферблатом. Женщина гораздо моложе, лет двадцати с небольшим, загорелая блондинка. Понятное дело, оба не подозревали о том, что их фотографируют, и у меня возникло неприятное ощущение, будто я вторгся в чужую личную жизнь.
Второй — гибкая пластиковая карточка белого цвета с металлическим зажимом, чтобы прицепить ее к лацкану пиджака или нагрудному карману. Я перевернул карточку и понял, что это именной пропуск. Мужчина, запечатленный на фотографии в профиль, теперь смотрел прямо на меня. Рядом с фотографией были указаны имя и фамилия: Жан-Патрик Девиль. Под фамилией — штрих-код.
Пропуск позволил сделать кое-какие выводы. Он принадлежал мужчине, которого сфотографировали с девушкой. И в списке звездочка стояла только рядом с его фамилией. Мужчина играл какую-то важную роль, пусть я еще и не мог сказать, какую именно. Но я нашел отправную точку, хотя и чувствовал, что путь предстоял неблизкий.
Я разложил находки на столе и принялся перекладывать, составляя некие комбинации, пытаясь установить какие-то связи. Взял полоску негативов, вновь по одному поднес к лампе в надежде, что хотя бы на одном увижу Жана-Патрика Девиля. Вроде бы его там не было, но сказать наверняка я не мог: чтобы точно узнать, есть Девиль на негативах или нет, следовало сделать фотографии.
Поскольку мои находки только поставили новые вопросы, не прибавив ответов, я решил на какое-то время переключиться на что-нибудь другое и позволить моему подсознанию переварить новую информацию. Собрал листки, ацетатные пленки, негативы, фотографию и пропуск, сложил в прежнем порядке в конверт, конверт положил на холст, сверху прикрыл листом тонкого картона и закрепил металлическими скобками, так что теперь картина выглядела так же, как и в момент покупки.
Потом оглядел номер в поисках хорошего тайника. Будучи профессиональным вором, очень скоро понял, что такового мне здесь не найти. При тщательном обыске картина обязательно была бы обнаружена. А я не хотел, чтобы ее нашли. Она стала главным моим козырем — тем самым узлом, который связывал все ниточки. Пока картина оставалась у меня, я мог хоть как-то контролировать ситуацию. Вот почему мне требовалась стопроцентная гарантия, что она останется в целости и сохранности, и добиться этого я мог только одним способом.
ГЛАВА 14
В другой ситуации я бы не преминул отметить готовность, с какой портье назвал мне номер Виктории. Но, занятый своими мыслями, я лишь рассеянно поблагодарил его. Поселили ее на том же этаже, по другую сторону от лифтов. Она приплатила за вид, открывающийся из окон, и я даже подумал, а не слишком ли большие она получает комиссионные. Но заводить об этом речь я не собирался, поскольку шел к ней, чтобы вымолить прощение.
Постучал в дверь, постоял, дожидаясь ответа. За дверью стояла тишина, поэтому я взглянул на часы. Почти одиннадцать. Я предположил, что она легла спать, и это только осложняло мою задачу. Постучал снова, уже громче.
— Виктория, это я, Чарли. Мне нужно поговорить с тобой.
Услышал какой-то шум, потом шаги. С другой стороны двери скрипнула половица.
— Виктория?
— Чего тебе?
— Слава богу, я уже начал думать, что ошибся номером. Мне нужно поговорить с тобой. Позволишь войти?
— Я не в настроении, Чарли.
— Я знаю. — Я оперся ладонью о дверь. — Но это важно.
— Почему бы тебе не поехать домой? Нам обоим нужно прийти в себя. А поговорить, если это действительно необходимо, мы сможем утром.
— Я бы с радостью поехал домой, но не могу. Об этом мне и нужно с тобой поговорить.
Пауза.
— Это ты про что?
— Пожалуйста, Вик, я не хочу обсуждать это в коридоре. Если ты позволишь мне войти…
— С какой стати?
Я сглотнул слюну, посмотрел на картину, которую держал в руке. Может, эта идея в конце концов не самая лучшая. Может, стоит рискнуть и спрятать картину под комодом в своем номере.
— Чарли, скажи мне, — продолжила Виктория, — почему я должна впускать тебя?
— Потому что, если не впустишь, я воспользуюсь отмычкой.
Я рассмеялся собственной шутке, а вот она нет. Потом покачался на пятках, прижался лбом к двери.
— Вик, пожалуйста. — Я закрыл глаза. — Я знаю, что кругом виноват. И у тебя полное право злиться на меня. Но я действительно попал в переплет, и сейчас мне крайне необходим друг.