Газета День Литературы # 106 (2005 6) - Газета День Литературы

Собственно, для меня давно является аксиомой, что литература — это поле боя за душу человека между Богом и дьяволом. Так что пора переадресовывать знаменитое: "С кем вы, мастера культуры?" Хотя, пожалуй, это и не совсем точно — создатели "текстов" имеют к культуре такое же отношение, как и бомжи, которые превратили храм в общественный туалет.

Оплёванный радикалами "украинский современный литературный процесс", при всех его недочётах, имел душу, а что мы видим в основе писаний наших новейших борцов с классикой? В лучшем случае — их собственное удовлетворение, главным образом, животное. Насколько я помню из того, чему меня учили в школе и университете, такие писания называются графоманией и имеют не больше отношения к литературе, чем подростковые надписи на заборах. Кстати, вы обратили внимание, что теперь на заборах почти не пишут нецензурных слов на три буквы? А зачем, если всё это уже пишется печатными буквами, без какой бы то ни было цензуры, в журнальных и книжных "текстах"? Беда, собственно, даже не в этом, а в том, что те же самые подростки, одурманенные дебильными компьютерными играми, лицезрением бесовских рож с экранов телевизоров да с обложек глянцевых журналов, именно эти "тексты" и будут считать настоящей литературой!

Я с ужасом представляю себе, как, скажем, те из россиян, которые с симпатией относятся к Украине (а такие есть!), прочитают сочинение Оксаны Забужко "Полевые исследования украинского секса", которое, как уверяет критика, является лучшим украинским романом, и подумают: "Так вот это и есть украинская литература?! Мало нам своих ерофеевых-пелевиных, так ещё и с Украины такое же читать?!" Потом такого россиянина не соблазнить украинской литературой ни за какие коврижки. Но книга Оксаны Забужко, скажу я вам, ещё довольно стыдлива по сравнению с "текстами" её младших коллег. К примеру, после прочтения новой повести Олеся Ульяненко, в названии которой обыгрывается имя Бога Саваофа, а весь текст перепачкан сплошными сексуально-маниакальными вывертами, хочется вымыть не только руки, но и мозги. Кстати, мне кажется, что одну цензуру всё-таки стоило бы ввести в практику — психиатрическую. Чтобы люди, беря в руки книгу, сразу читали диагноз. По крайней мере, это будет выполнять ту же предупредительную функцию, что и надпись на сигаретных пачках: "Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья!"

Будучи сами "опущенными", наши "текстовики" пытаются всеми способами "опустить" и читателя, чтобы он видел только мир "бомжатника", мусорной свалки и притона. А для этого не помешает "опустить" и какого-нибудь классика — вот любят, например, галичане поэта Б.-И.Антонича, значит, его и надо обгадить, как это сделал своим новым романом "Двенадцать обручей" Юрий Андрухович. Даже Богдан Бойчук вынужден был в журнале "Курьер Кривбасса" констатировать: "Возможно, и это наиболее правдоподобно, что Антонич до сих пор был чересчур популярный, чересчур великий, и составлял конкуренцию Андруховичу, вот он и решил его уничтожить, стащив в болото. Очевидно, что это не было традиционным свержением с пьедестала, как думают некоторые, ибо классики стоят на своих ногах, а не на пьедесталах. Может быть, он руководствовался той циничной установкой, что если есть, кому такое печатать, то почему бы такого и не написать?" Пересказав всевозможные "трахания", что являет собой основу писаний новоявленных и самозваных "классиков" типа Андруховича, тот же Бойчук говорит: "Звучит отвратительно? Так оно и есть. Звучит нечестно? Так оно и есть. Звучит как клевета? Так оно и есть". Если "Московиада" ещё читалась хотя бы из-за крайне негативного изображения нелюбимой украинцами Москвы, то в дальнейшем из раскрученного своей "мафией" Андруховича выходит один только пшик, который не имеет даже права называться литературой.

Как-то мне довелось читать в "Зеркале недели" зарисовку Ю.Андруховича о том, как где-то в немецкой пивной затягивают русскую песню, что-то типа "Катюши". Усилие Андруховича направлено на то, чтобы выработать противостояние имперской культуре, но вот только ничего у него, бедного, не получается. И это понятно — нет собственной энергии, нет собственного достоинства, нет собственного гордого и творческого духа. "Молодой я, молодой, / полон силы и отваги. / Ну-ка, жизнь, вставай на бой — / ради шутки скрестим шпаги!" — писал когда-то ещё не сломленный Павло Тычина. Кто из теперешних "кайфоловов" может сказать что-либо равное?! Тридцатилетние выдохшиеся "литераторы, блин" копаются на помойках духа и воспринимают мир только через запах блевотины.

Даже Виктор Ерофеев — известный российский автор, который и сам приложил немало усилий для распространения этого запаха, и тот пишет: "В литературе, которая когда-то пахла первыми цветами и сеном, возникают новые запахи — это вонь. Воняет всё: смерть, секс, старость, плохая еда, быт..." Безусловно, в реальной жизни этого запаха и в самом деле с избытком, но при чём здесь литература? У меня во дворе, каждый раз, когда жильцы выносят из дома мусор, появляется какой-то мужик, и выбирает себе из кучи ещё пригодные к чему-то вещи. Но делает он это не от бедности — у него, как и у наших модернистов, это стиль жизни. Ну, нравится им так жить — их дело, но для чего весь этот смрад тащить в наши читательские души? Или как раз для того и надо, чтобы отучить нас от чтения?

Критик Иван Андрусяк в журнале "Книжный клуб+" пишет: "Поскольку с текстами у молодых авторов пока что явные проблемы, то в издании (речь идёт о "Молодой Украине") чаще появляются их фотографии — главным образом авторш, и чаще всего в стиле "ню-ню".

Что же касается сплошного и нездорового "ню-ню" в текстах и в головах наших "модернистов", то психологи с психиатрами уже давно заметили — массовое раздевание женщин перед объективами фото- и телекамер обуславливается прежде всего мужской слабостью их мужей. Проще говоря — женщина, которая имеет нормальную половую жизнь, не будет светить на весь свет голой, извините меня, задницей...

Это я, читатель, вижу литературу как величественное поле битвы за человеческую душу, а "классики" этого, с позволения сказать, модернизма смотрят на литературу цинично, как с перепою или после передозировки: "Тогда получаются какие-то стихи, какие-то романы, которые читают одни только прыщавые аспирантки на захламлённых кухнях, пожирая от половой неудовлетворённости огромные количества шоколода. Человек ведь так в этой жизни устроен, чтобы стараться стащить у Бога как можно больше кайфа..." (Олесь Ульяненко. Эссе для Павла. "Зеркало недели", № 39 за 2003 год). И — прочь такие понятия как честь, верность Родине, совесть, национальная идея, главное — стащить у Бога побольше "кайфа". Один уже пытался посягнуть на Господнюю славу, да так, что аж загремел с небес в тёмный тартар Ада, получив при этом прозвище Дьявола. Если в наших "модернистов" это существо не вселяет страха, то кому они в таком случае служат? К сожалению, вопрос уже риторический... Слово "модернист", как заметил читатель, я беру в кавычки, потому что на самом деле эта грязная пена не должна называться данным термином, ведь настоящими модернистами были Михайло Коцюбинский, Юрий Яновский, Евген Плужник, Александр Довженко — причём не комнатного уровня, а всё же европейского! Увы, нынешним "модернистам" далеко до настоящих модернистов, как куцему до зайца.

В конце концов, у нас, слава Богу, есть хотя бы один настоящий модернист среди молодых — это Евгений Пашковский. Его можно читать с любой страницы, он тоже избегает сюжета, как и его "коллеги", но зато он владеет даром слова и у него есть душа, которая болит за нашу родную землю и её судьбу. У "модернистов" же, напоминаю, ничего не болит, боль для них неприятна уже самим фактом своего существования, для них имеет значение только "кайф". Кстати, именно в идеологии сатанизма как раз и превалирует собственное "я", обставленное всяческим комфортом, да и сам комфорт является объектом поклонения, особенно, если он создан за счёт причинения боли кому-то другому. Сначала — собаке, коту, памяти ушедших поколений (путём надругательства над их могилами), а позднее — уже и ближнему своему. Да ещё не просто так, а со смакованием натуралистических подробностей изнасилования или убийства. Ну, точь-в-точь как у наших "модернистов", тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо!

Зато уж настоящих модернистов интересно читать, даже когда они, как немолодой уже прозаик Петро Дидович в романе "Зелёное бытие", не верят в существование Царствия Небесного. Оно всё равно своими отблесками падает на сотворённое слово, за которым стоит душа писателя. Истрёпанная ветрами минувшего столетия, вытрепанная до голых стеблей. Это — как солнце: или ты в него веришь, или не веришь, или ты его видишь, или не видишь, а оно льёт на тебя сверху свой свет, даже если ты от него в тень спрячешься. А наши "модернисты" стараются залезть в такую зловонную нирвану, чтобы даже солнце превратилось только в отсвет наркотического видения.