Перелетные птицы - Алла Кроун

Тот покачал головой.

— Если бы правительство не запретило массовые сборы, я не сомневался бы. Подпольные «беседы» опасны. Ты же сам знаешь, Вадим, в любую минуту может нагрянуть полиция. Сам-то я не боюсь, но Надю подвергать опасности не хочу.

— Может, сводить ее в наш любимый трактир на Литейном? Там всегда много посетителей, постоянно кто-то приходит и уходит, на нас никто не станет обращать внимания, так что мы могли бы поговорить спокойно. Я думаю, что там мы были бы в сравнительной безопасности.

— Пожалуй, большой беды не будет, если она придет, — неохотно согласился Сергей.

— Когда идти?

Возбуждение Нади росло, и она лишь надеялась, что это не слишком заметно. Брат чересчур печется о ней. Ему трудно свыкнуться с мыслью, что ей восемнадцать и она уже не ребенок. Как же ей повезло, что она снова повстречала Вадима! Благодаря ему она наконец узнает, как живут люди в ее стране, не понаслышке.

Глаза Вадима блеснули.

— Что ж, Надя, встретимся в трактире. Я научу тебя пить водку!

Глава 11

— Надо же, что я вижу! Сестренка Сергея решила присоединиться к нам. Все-таки чудеса случаются!

Голос принадлежал Якову Облевичу, который сидел в трактире за столом с двумя мужчинами и миниатюрной темноволосой женщиной. Надя только что вошла с Сергеем и Вадимом и теперь пыталась что-то рассмотреть в полутемном задымленном помещении. Она передернула плечами, чтобы избавиться от мурашек, побежавших по телу от скрипа входной двери. Все столы были заняты, люди, толпившиеся в зале, пили и разговаривали. На некогда белых, а ныне пожелтевших от времени и покрытых пятнами скатертях стояли бутылки с пивом и стаканы с чаем.

С левой стороны от входа вдоль стены протянулся деревянный прилавок, уставленный бутылками, стаканами, тарелками с едой — в основном колбасой и резаной ветчиной. Официанты в белых передниках записывали у стойки заказы и бойко рассыпались между столами.

Когда подошли к нужному столу, Надя увидела, что Яков держит в руке маленькую рюмку водки. Молодой человек взглянул на нее через пенсне в металлической оправе, откинулся на спинку стула и сделал широкий жест рукой.

— Садитесь, рады видеть вас, товарищи!

Сергей подставил Наде кособокий стул, и она обратила внимание, что никто из присутствующих не встал, чтобы поприветствовать их.

Яков посмотрел на Сергея и кивнул в сторону сидевшей рядом с ним девушки.

— Вы еще не встречались. Это Эсфирь Фишер. Она недавно к нам присоединилась. На днях из деревни приехала. Эсфирь, это Сергей Ефимов, его сестра Надежда и Вадим Разумов.

Брюнетка медленно кивнула, не улыбаясь. Когда сели за стол, Сергей представил Наде двух мужчин. Это были его одноклассники Иван и Федор Шляпины. У них были изможденные озабоченные лица, отчего они казались старше своих лет, и Надя удивилась, узнав, что они одногодки Сергея. Она посмотрела на Эсфирь, которая пока не произнесла ни слова. Длинные густые ресницы скрывали почти черные, горящие огнем глаза молодой женщины, а ее волосы были крепко стянуты на затылке, и только несколько непокорных вьющихся прядей обрамляли лицо.

Рот Якова растянулся в тонкую линию, пока он рассматривал Надю прикрытыми глазами.

— Чем мы обязаны чести видеть твою сестру, Сергей?

Тот указал на рюмку в руке Якова.

— Хватило нескольких глотков? Туман в голове и язык без костей — плохое сочетание для нашего дела.

— Что с тобой, Яков? Дома у нас ты ведешь себя иначе, — спокойно добавила Надя и тут же пожалела об этом.

Яков продолжал ухмыляться.

— Хорошо сказано, Надя, но, к сожалению, не всем здесь посчастливилось получить приличное воспитание. Эсфирь и я, знаешь ли, приехали сюда из бедной забитой деревни, где жизнь настолько тяжела, что нашим еврейским семьям приходится гадать, где взять кусок мяса или как скоро провалится крыша сарая. — Яков с насмешливым выражением лица поднял свою рюмку. — Салонные этикеты интересовали нас меньше всего.

На мгновение Надя встретила взгляд Эсфири. Молодая еврейка нахмурилась и взяла из руки Якова рюмку.

— Хватит тебе, — негромко произнесла она мелодичным, но твердым голосом. — Твои насмешки ни к чему. Кроме того, если ты бедный, это не значит, что можно вести себя по-свински, так что придержи язык.

Вадим повернулся к пробегавшему мимо официанту.

— Принеси нам горячего чаю, любезный. И черного хлеба. — Он повернулся к Наде. — Гулять так гулять.

«Какой добрый этот Вадим, — подумала Надя. — Так у них, видно, принято принимать в свою группу новых членов. Это их хлеб-соль. Он все сделает как надо!» Яков пьян, поэтому его можно простить. А Эсфирь… такая напряженная. Да, напряженная, как струна скрипки, такая же натянутая и чувствительная. Надя посмотрела на Сергея. Брат не сводил с Эсфири широко раскрытых горящих глаз. Такого свечения в них Надя никогда раньше не замечала. Она подавила улыбку. Милый Сережа, наконец хоть кто-то привлек его внимание. Но прежде, чем она успела как следует обдумать это наблюдение, к их столу ощупью пробрался музыкант с незрячими молочными глазами, всклокоченной бородой и в ветхой, до дыр, косоворотке. Нащупав рядом с Вадимом стул, он сел и заиграл. Полилась старинная русская песня, и дрожащие звуки гармошки заставили толпу притихнуть. Грустная мелодия наполнила прокуренный зал.

— Можно говорить под прикрытием музыки, — сказал Яков. — Ну что, Федор, какие новости ты нам сегодня принес?

Один из братьев покосился на слепого музыканта, помедлил секунду-другую, а потом достал из портфеля кипу бумаг.

— Вот несколько листовок, которые нам удалось напечатать. — Он передал их Якову, и Надя успела заметить заголовок: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Федор достал еще несколько листков и на этот раз, не глядя на Якова, протянул их Сергею. Надя посмотрела ему через плечо: «Бей жидов, спасай Россию!»

Яков рванул бумаги из рук Сергея. Побагровев, он стукнул кулаком по столу.

— Сволочи! Вот доказательство того, что в наших рядах полно полицейских агентов. Они уже начали антиреволюционную кампанию.

— Мы не знаем, кто придумывает эти лозунги, — сказал Вадим. — Да это по большому счету и не важно, если рабочие знают, что они исходят не от нас.

Они принялись спорить, кому предстоит сочинять очередное воззвание к заводским рабочим, а когда Яков сказал, что у Эсфири неплохо получается, все согласились предоставить это право ей.

— Подайте копеечку, Христа ради!

Раздавшийся сзади дребезжащий голос заставил Надю вздрогнуть. Она повернулась и увидела худого сутулого монаха в черной скуфье. С его жиденькой бороды свисали крошечные сосульки.

— Подайте на храм Божий, добрые люди. В деревне моей строить будем, — нараспев произнес он, на этот раз повернувшись к Разумову.

— У нас у самих мало. Да и не верим мы в твоего бога, странник. Но у нас есть хлеб. Бери, угощайся, — густым голосом пророкотал Вадим, отломил кусок хлеба, посолил и протянул монаху. Тот взял угощение дрожащей рукой и низко поклонился.

В насыщенном самыми разнообразными запахами воздухе Надя вдруг почувствовала знакомый аромат жареной капусты.

— Пирожки! — раздался со стороны двери голос торговца с лотком, висящим на шее. — Кому пирожки-и-и?

Поддавшись внезапно возникшему желанию, Надя махнула лоточнику и купила два пирожка с капустой. Один из них она разломила и протянула половину монаху.

Вадим, поймав ее взгляд, улыбнулся.

— Истинное великодушие не взирает на лица, верно?

— Никогда об этом так не думала, — ответила Надя. — Но голод, наверное, тоже не выбирает любимчиков.

Тут Эсфирь наклонилась к Ивану Шляпину.

— Мне нужна бумага для листовок. Текст я могу написать на миллиметровке, но, чтобы напечатать, нужен новый запас.

— Я не смогу достать бумагу, — ответил Иван. — Мой канал оборвался. Хозяин начал что-то подозревать, и я не могу рисковать.

— Что ж, тогда придется самой раздобыть. Это будет не слишком трудно.

— Вы хотите сказать, что достанете бумагу нелегальным способом? — изумилась Надя.

Эсфирь посмотрела ей прямо в глаза.

— Слишком уж ты воспитанная, Надя. Мы хотим сказать, что, когда у нас заканчиваются деньги и мы не можем пополнить запасы, мы крадем то, что нам нужно.

— Но ведь вас могут поймать и посадить в тюрьму, как обычного вора!

— Меня не поймают, — отрубила Эсфирь холодным, уверенным голосом. — У меня богатый опыт. Вижу, тебя это изумляет. Вот что я тебе скажу. Мои родители всю жизнь прожили честно и ни разу копейки чужой не взяли. Меня они воспитывали так же. Я не стану рассказывать, что случилось с ними и со мной. Честность тебя ни спасет, ни защитит, поэтому, чтобы выжить, приходится приспосабливаться.

Надя внимательно посмотрела на нее. Она поняла — с этой девушкой должно было случиться что-то по-настоящему страшное, чтобы она стала так относиться к жизни. В ее глазах горел странный огонь, который словно был готов в любую секунду обернуться яростной вспышкой и, казалось, завораживал Сергея. Надя ласково посмотрела на брата. Его песочные волосы были тщательно причесаны, и свежая стрижка обнажила родинку у правого уха. Лишь несколько волосков непокорно торчали у него на макушке — так было всегда, как он ни старался их приглаживать. Наде вдруг захотелось обнять брата и прижать к себе покрепче. Лицо его было обращено к Эсфири. Он слушал и смотрел на девушку гак, словно, кроме нее, в ту минуту больше никого не существовало.