Сказка - ложь... (СИ) - Анастасия Руссет

подошедшей Яге лишь маленький пятачок. Впрочем, её это ничуть не смущало. Оставив шаль лежать на полу пушистым комком золотистого цвета, женщина шагнула еще ближе. Она стряхивала собственное колдовство, будто змея – старую кожу, молодея прямо на глазах. Ссохшееся тело заполнилось плотью, кожа стала розовой и упругой, а косматые кудри превратились в россыпь золотых, как солнце, кудряшек. Присела рядом, опустила ладонь в пышный ворот шерсти. Приподнявшись, волк обхватил её лапами и положил огромную лобастую голову на пышную женскую грудь.

– Семьсот семьдесят шесть лет, – проурчал он, – двести семьдесят четыре дня.

– И только один час в год, – прошептала она, уткнувшись в густую шерсть, – единственный.

Комнату залила яркая вспышка желтого света. Тонкая женская рука погладила серые волоски, которые осыпались под прикосновением Яги, как листья с приходом осени, открывая светлую кожу. Морда зверя втянулась, превращаясь в человеческое лицо, лапы вытянулись, став руками и ногами. Плечи расползлись, став в два раза шире женских бедер. Мужчина с легким вздохом потерся о женскую грудь. Его руки обхватили тонкую талию, а почти черные глаза посмотрели вверх, на ведьму.

Оборотень был красив обычной мужской красотой – достаточно высокий, крепко сбитый. Поражала именно аура силы, волнами расходящаяся от этого человека. Темные волосы мягко обрамляли лицо, колкая щетина заменяла бороду, так часто встречающуюся на лицах деревенских мужиков. Яга вдохнула запах, такой знакомый и привычный, чуть слышно отдающий волчьим мускусом, и поцеловала на удивление мягкие губы.

– Один час, – выдохнул волк.

Сначала Иван орал и вырывался, но мощные руки банника, вооруженные крепким березовым веником, быстро выбили из него это желание. Которое, впрочем, вернулось, когда Царевича безжалостно ошпарили кипятком, а потом облили ледяной водой. Но все было напрасно. Федяй – именно так Яга назвала мелкого волосатого старичка в одной набедренной повязке, который гнусно продолжал начатое, совершенно не прислушиваясь к своей жертве.

– Зря ты так, барин, – бормотал он себе под нос. – Хозяйка плохого не посоветует. У ней глаз наметан все хвори лечить, еще на подступах к организьме. И тебя вылечить тож, будешь как заяц бегать! А то, знамо дело, пришел… лавку соплями заполировал… да и лежишь себе, ругаисси… Нехорошо…

Иван Царевич только поскуливал, отмечая каждый удар веника по своей многострадальной спине. Ему казалось, что медведь прошелся по каждой косточке его тела, основательно потоптавшись на позвоночнике. Дышать было нечем – пар заменил весь воздух вокруг, ароматными клубами заполнив пространство. Мускулы превратились в кисель, судя по ощущениям, действительно покрыв всю лавку, как и говорил здешний хозяин.

Неизвестно, сколько времени прошло, когда его, наконец, вытолкнули в предбанник, закутав в безразмерный кусок тонкой льняной ткани. Одежда Царевича, как ни странно, была аккуратно сложена на лавке, хотя он точно помнил, как снимал с себя все, раскидывая по сторонам, с желанием поскорее оказаться в спасительном тепле. Яга постаралась, что ли?

– Тебе там Хозяйка туес оставила, – Федяй выглянул из-за дверей парилки, выпустив клубы пара, – на бочке стоит. Не выверни гляди, болезный.

Иван автоматически кивнул, поглядев в сторону чудовищно огромной бадьи, укрытой тяжелой крышкой. На ней покоился светлый берестовый туесок, источающий божественный аромат трав и легкого брожения. Царевич подтянул напиток к себе и с наслаждением сделал большой глоток. Отразившееся на его лице блаженство нельзя было сравнить ни с чем. Поспешно допив квас, Иван начал одеваться. Уж если его таким поили, то уж как будут кормить?!

Постучать Иван не удосужился, за что и был награжден одним из самых странных видений в своей жизни. Тугое переплетение двух бьющихся в экстазе тел в отблесках пламени очага. Клубящиеся контуры теней на бревенчатой стене. Густая волчья шкура на полу. Стоны и густой запах возбуждения вокруг.

Царевич выскочил из горницы, как обожженный, вытаращив глаза и потеряв дар речи. Должно быть, это всё квас. Или перепад температур. Или что-то еще… Может, он головой ударился? Иван присел на корточки, стараясь привести в порядок смешавшиеся мысли.

Он не был чужд радостям плотским, и повзрослеть слишком быстро на царском подворье было нормой, но… У Царевича возникло стойкое чувство, будто он сейчас увидел что-то очень глубинное, личное, совершенно не чета тем забавам, которые можно было наблюдать при дворе. Это было так… красиво. Совершенно неожиданно и очень правильно. Будто так и должно было быть изначально, не завися от его, Иванова, присутствия.

Баба Яга открыла дверь, ведущую в теплое чрево избы. Её длинный нос втянул морозный воздух.

– Ты, Царевич, что на пороге сидишь? Сопли на кулак наматываешь? – Скрипучий старческий голос раздался почти над самым его ухом, снова заставив усомниться в здравии собственного рассудка. – В дом иди.

Опасливо заглянув внутрь, Иван вошел. Свернувшись тугим клубком, волк лежал у очага. Его темные пронзительные глаза внимательно следили за происходящим, но общая поза была расслабленной.

– Есть будешь? – Усмехнулась ведьма, – гостюшко…

Морозное утро схватило наружные ступени крепким ледком. Огромный черный кот, Васисуалий, вернулся на рассвете из соседней деревни, куда он бегал к знакомой кошке на огонек, и теперь деловито посыпал весь двор песком. Он, конечно же, пропустил момент, когда донельзя довольный Иван выскользнул во двор по малой нужде, но в изумлении застыл, застав это странное зрелище. Закончивший работу, кот обернулся и показал царскому сыну язык. Тот стряхнул оцепенение и, наконец, поплелся по своим насущным делам.

– Всё же милый мальчик, хоть и царский сын, – заметила Яга, наблюдая за ним в окно. – Дурак немного, так это гены отцовы. Зато таким везет.

– Он поможет нам.

Серый волк положил большую голову на женские колени. Ему очень хотелось верить