Дети сумерек - Виталий Сертаков

Просто любить — проще всего.

Рокси так не умела и не хотела. И не потому, что родилась злобной фурией или синим чулком. Нелестные эпитеты Гризли приберегал для бывшей супруги. Он признавал, что голова Рокси гораздо лучше устроена для восприятия науки, чем его. Она не взбиралась по карьерной лестнице, она непринуждённо обгоняла коллег на скоростном лифте. В двадцать два ей предложили остаться на кафедре, в двадцать шесть состоялась её защита, затем — одна за другой две стажировки, в Канаде и Японии, и после каждой из них — предложения закрепиться и возглавить отделы при университетах, в Торонто и Киото соответственно…

Гризли познакомился с ней как раз между этими двумя командировками. Сначала предмет её научных изысканий вызвал у него скепсис и улыбку. Но не прошло и трёх месяцев, как о проблеме заговорили во весь голос, затрещали в новостях и принялись освещать в толстых журналах. Имя Рокси неоднократно проскальзывало в газетах, когда требовалось мнение специалиста или даже мнение лучшего специалиста.

Его жена на глазах становилась лучшей, а сам Гризли продолжал пыхтеть на нижней ступеньке карьерной лестницы. И вдобавок не особо умело орудовал своим маленьким членом…

…Гризли не сразу сообразил, что трижды выкрикнули его фамилию. Младший офицер ему понравился больше, чем его хитрый и немного развязанный коллега. Младший офицер имел скромные габариты и добрые собачьи глаза, влажные, коричневые, окружённые мелкими морщинками. У злых людей таких глаз не бывает, подумал Гризли, закрывая за собой дверь кабинета географии. Капитан солнечно улыбнулся вошедшему, как будто только его и ждал, как будто не трепал минуту назад нервы с десятком невротичных старых дев. У Гризли губы невольно растянулись в ответной улыбке; он отметил про себя, что представитель закона безошибочно угнездился за учительским столом, предоставляя посетителям кабинета маяться на детских партах.

Продолжая излучать счастье, низенький полицейский открыл папку и положил перед Гризли три фотоснимка. Снимали цифровой камерой, непрофессионально, явно впопыхах. На всех трёх снимках присутствовала людская масса, а на первом плане — шестеро. Седьмого Гризли заметил не сразу, зато моментально узнал место. Пешеходный переход на проспекте, возле площади Согласия. Два человеческих потока рвались навстречу друг другу, пешеходы неслись вприпрыжку, огибали медлительных, толкали неповоротливых, спешили по своим архиважным делам. Некоторые, впрочем, оглянулись, вероятно, заметив вспышку.

— Кого-нибудь узнаём? — офицер откинулся на спинку учительского стула и закурил.

У Гризли за одну секунду взмокла спина. Конечно же, он узнавал, ещё как узнавал.

— Эти снимки мы показали вам первому, — сказал полицейский.

— Когда?… — Гризли подавился. — Кто их снимал?

— В субботу, — приветливо кивнул капитан, — да какая вам разница, кто снимал? Случайный очевидец, женщина. Она пыталась их остановить, но сама еле спаслась. Тогда она спряталась… Там разгружался грузовик, видите — оконная рама на переднем плане, размыто… Она спряталась, сделала три кадра и обратилась в полицию.

— Вы их нашли?

— Теперь — да, — как ласковый кот, мурлыкнул полицейский. — После того, как сравнили снимки из личных дел ваших учеников. Признаться, непростая была задачка, угу. За два дня мои парни побывали в девяти школах, лицеях и колледжах, ближайших к площади. Я уже не говорю о картотеке Отдела по делам несовершеннолетних, о базе данных наркоманов, об интернатах и прочем… Соображаем, куда я клоню?

— Вы хотите сказать, что искали сначала среди… гм… неблагополучных?

— Угу, разумеется.

— Я уверен, что моя дочь с ними случайно… — Добрые влажные глаза полицейского смотрели на физика, не моргая. Гризли понял, что произнёс водевильную чушь и покраснел.

— Там четверо парней и две девушки, — полицейский стряхнул пепел. — Парни постарше. По крайней мере, двое из них учатся у вас в десятом классе. Кисанов и Брыль…

— Я знаю их.

— Угу. Девочки совсем ещё сопливые и, как видите, участия не принимают. Курят в сторонке, смеются.

— Вы считаете… — Гризли проглотил воздух. — Вы считаете, что эти пацаны могут иметь отношение к… ну, к тому, что…

— К убийству Бенни Фернандеса? Не знаю, — капитан предъявил обворожительную улыбку. — Мне известно одно. Тот торговец фруктами, которого Кисанов и компания лупят ногами на глазах у вашей смеющейся дочери, умер по пути в больницу.

— Кошмар…

— Согласен, всё это крайне неприятно. А теперь думаем — что нам кажется странным в этих фотографиях?

— Как будто монтаж, — мгновенно откликнулся Гризли. — Эти люди на переходе… Они не реагируют, словно приклеены сюда.

— Угу, угу! — просиял полицейский. — Только они не приклеены. Свидетельница сделала три кадра и убежала, а многие другие взрослые присоединились к веселью.

— Простите? — Гризли подумал, что ослышался.

— Со слухом у нас порядок, — хихикнул офицер. — Когда подъехала дежурная машина, торговца топтали всемером, а ещё человек двадцать взрослых смотрели. Когда появилась полиция, они даже расходились нехотя. Людям теперь нравится убивать.

6

ПЯТНАДЦАТЬ С ЧЕТВЕРТЬЮ

Ты вскрываешь моё сердце,Хоть со мной не говоришь.Весь красивый и серьёзный.В белом гробике лежишь…

Пятнадцать с четвертью на сияющем циферблате.

Сразу в шести уютных залах киноцентра «Империя» завершились сеансы. Распахнулись двери, потекли каучуковые ступени эскалаторов, вынося возбуждённых зрителей наружу, под сырую апрельскую морось.

Тамара Галицкая, не глядя, швырнула в сторону урны ведёрко из-под попкорна, завернула на шее шарф и поплотнее запахнула полы плаща. При спуске с эскалатора развлекательного центра она замешкалась, и живой вал тут же с ругательствами толкнул её в спину. Тамара удержалась на ногах только потому, что подле выхода с ленты был расстелен ворсистый коврик с эмблемой «Империи».

— Сам ты мудак! — вернула она кому-то вечернее приветствие, загораясь в предвкушении перепалки.

Но поругаться не получилось, обидчик уже сгинул в сумерках. Они все исчезали в сумерках, словно проваливались в бездну за край неоновых сполохов. Тамара отошла в сторонку, за круглую стальную опору, и стояла, нахохлившись, провожая глазами разудалую толпу. Шарф на горле свернулся неправильно, кололся и пропускал холодный воздух. Она в ярости размотала шарф и кинула на асфальт. Потом передумала, подняла и отряхнула. Плащ тоже сидел как-то неудобно, и джинсы затянула слишком туго.

Всё плохо, а ещё эти вонючки лыбятся!