Неспящий Мадрид - Грегуар Поле

Не впервые в кабинет Федерико Гарсия является незваный гость. Даже дома, в его квартире на калье Коэльо, это случалось пару раз. Так что Федерико не пугается, и мозг его продолжает спокойно и эффективно работать. Вслух, но негромко, чтобы не услышали в коридоре, он говорит:

— Каучуковая подошва: чиновник.

Голос из-за кресла:

— Ага!

— Такая мизансцена: легавый.

— Ага!

— Или по крайней мере, кто-то строящий из себя легавого. Значит, легавый-простак или друг, который хочет пошутить.

— Ага!

— Играем в угадайку дальше? Повторяю: или парень, который мнит себя Аль Пачино, или парень, который забавляется, строя из себя Аль Пачино. Первый вариант: это легавый, и, учитывая сегодняшние события, это… вы! Лейтенант Бедельман!

Из-за кресла никакого ответа. Ноги, ботинки, брючины чуть подрагивают.

— Или второй вариант: это друг, старый кореш, ведь играть со мной такие шутки, вместо того чтобы послать эсэмэску, — это надо быть старым корешем. Но у меня нет корешей, которые носят кожу на каучуковой подошве. (Надеюсь, я никого не обидел.) Кореш, которого я давно не видел? Или который может даже вырядиться?

Нога, брючина и ботинок, высовывающиеся из-за кресла, дергаются все сильней.

— Я вижу, кореш смеется или сдерживается изо всех сил и вот-вот прыснет.

После паузы:

— Лейтенант Бедельман? Нет? Тогда… Альваро? Старина Альваро! Нет?

С громким американским смехом кресло разворачивается, и двое мужчин смотрят друг на друга.

— Эдвард! Эдвард! Ущипни меня, скажи мне, что это сон! Как ты здесь оказался? Обнимемся, старый чертяка!

— Федерико! Ты знал, что я в Мадриде?

— Откуда? Ты ж никогда не сообщишь! Каналья!

— Ага, у меня здесь выставка.

— Но как ты сюда вошел, а? Подмазал секретарш?

— Угу.

— Серьезно?

— Я им все объяснил, показал фотографии, где мы с тобой вместе в Оксфорде. И они на это клюнули? Мы ужасно хохотали, и они согласились запереть меня здесь при условии, что я оставлю им одну фотографию.

— А что тут смешного?

— Это та, где мы играем в карты, в дым пьяные, на кухне моей тети.

— Черт!

— Ты помнишь?

— Где мы голые?

— Угу.

— Ну ты даешь! Завтра ее увеличат и расклеят по всем коридорам. А тебе смешно.

У Эдварда занятная манера смеяться. Рот открыт в широкой улыбке, глаза навыкате, лицо неподвижно, а губы как бы натянуты на круглые ровные зубы.

— А что ты мне устроил, спятить можно, я просто обалдел.

— Да я заходил с утра, мне сказали, что ты будешь вечером.

Эдвард расстегивает ремень, пуговицу и спускает брюки. Расшнуровывает ботинки, снимает их и переступает через штанины. Сидя в одних трусах — голые ноги в рыжей поросли, — и носках, он поворачивает голову к Федерико, показывая на брюки и ботинки:

— Прикинь, как я подготовился?

— Умно, ничего не скажешь. Я купился.

— Конечно, в моих обычных шмотках не сработало бы. А кто такой этот Бедельман?

— Да легавый один нарывается. Я хочу уделать его в сегодняшней статье, думал, он пришел торговаться.

— Отлично.

Эдвард уже надел свои широкие красные брюки и сине-бело-красные кроссовки.

— А Альваро — это кто?

— Старый кореш. Ты его не знаешь? Я ведь наверняка тебе о нем говорил. Друг детства. Надо же, вот сейчас о нем вспомнил… Сто лет его не видел. Слушай, Эдвард, давай по… Хотя ты, америкашка, наверно, уже поел.

— Нет, я подстраиваюсь под здешнее расписание. У меня живот подвело, но я еще не ужинал.

— Тогда поужинаем сегодня вместе. И я все-таки позвонил бы Альваро. Пусть сегодня будет вечер друзей, настоящих корешей, а не паблик рилейшенз, соберу уж всех. Идет?

— Нет проблем.

Эдвард заканчивает одеваться. Федерико открывает компьютер.

— Слушай, ты здорово загорел, хоть и рыжий.

— Угу, я делал репортаж в Андах две недели назад.

Федерико садится, открывает файлы.

— Может, ты хочешь сесть в свое кресло?

— Нет, сиди, мне и здесь хорошо. Ты не против, если я поработаю, пока мы будем болтать? Мне осталось всего ничего, несколько колонок для завтрашнего номера.

— Валяй, мне это не помешает.

— А! Я его ждал, вот и он!

— Кто?

— Твой американский акцент. Вот сейчас я его услышал. Ты молодец, просто молодец.

III

— Ну, как поживаешь? Все фотографируешь, как я погляжу. Ты был в Андах?

Эдвард, в сине-сером спортивном свитере, красных брюках и трехцветных кроссовках, сворачивает новую сигарету, а Федерико время от времени поднимает глаза от компьютера, чтобы посмотреть на собеседника.

— Я там снимал пейзажи.

— И как, удачно?

— Да, но после пейзажей, знаешь, хочется чего-то более интимного, более человеческого. А вообще, из этого, знаешь, книгу сделают. Проект еще неясный. Может быть, с текстом.

— Документальную?

— Нет, скорее tea-table-book[47], коротенькие легенды или стихи. Хотят обратиться к тамошнему автору.

Пальцы Федерико летают по клавиатуре, и на экране, как по волшебству, появляются строчки текста, они бегут, растут, движутся, мчатся, спотыкаются о невидимые поля, возобновляют свой бег и, пока их автор беседует, складываются в три одинаковые плотные колонки.

— А здесь ты эти фотографии выставляешь?

— Нет, здесь другие. Это старый замысел. Я сделал цикл фотографий два года назад здесь, в Мадриде, и отобрал из них для тематической выставки.

— Что за тема?

— Городские виды, снятые снизу вверх, верх фасадов с тротуара, небо, все как бы с детского роста. Там немало удачных.

— Надо же, я как раз пишу про Альмодовара, он снял город с неба для титров будущего фильма. Обратная перспектива, прикинь.

— Угу, в последнее время я делаю нечто подобное, виды Мадрида из окон. Немножко в духе Кайботта[48], знаешь.

АЛЬМОДОВАР В НЕБЕСАХ

Вчера во второй половине дня можно было встретить на улицах города детей, идущих, задрав голову, и только чудом (дети — мастера на чудеса) не натыкающихся на прохожих и фонари. Впрочем, не только детям было интересно, что же делает этот вертолет, который висел над Мадридом много часов, почти не двигаясь.

Кто бы мог поверить? Это Педро Альмодовар, тоже дитя города и великий мастер на чудеса, снимал столицу, «из любви, — поведал он, — только из любви к городу». Мы, однако, подозреваем, что вполне конкретная причина побудила священное чудовище испанского кино оплатить услуги частного пилота и добиться необходимого разрешения властей. «АВС» получила информацию из первых рук: съемки города необходимы Педро для начальных кадров его будущего фильма (нового хита проката), в котором, насколько нам известно, он оставит Барселону, чтобы заняться Мадридом и даже сделать его главным героем.

Об остальном режиссер пока таинственно молчит, и можно ожидать сильного фильма, очень интимного и личного (Феллини, «Амаркорд»), тем более что Альмодовар вряд ли стал бы зря снимать так долго и в одиночку материал для вступления.

Альмодовар обещал дать нашей газете первую информацию о том, что, вероятно, станет признанием, исповедью — и шедевром.

— Славно. А как ты до окон-то добираешься? Звонишь в квартиры?

— Вроде того. Вообще-то прошу знакомых и их знакомых…

— Хочешь зайти ко мне?

— С удовольствием, но у меня, наверно, уже есть такие виды. Я вообще-то обретаюсь в основном на Глорьета Бильбао.

— Да?

— У подружки, и уже сделал отличные снимки.

— Покажешь мне. Для прессы ты по-прежнему не работаешь?

— Нет, насколько могу, избегаю.

— Это так ужасно?

— Не знаю, но я вижу, как многие фотокорреспонденты хотят стать фотохудожниками и добиваются выставок. Обратное случается куда реже.

— Да, как ни печально, но они похожи на журналистов, которые толпятся у дверей издательств, чтобы стать писателями. Одностороннее движение. Ну да ладно, не всем везет выставляться, как тебе, да еще выпускать книги. Я хочу сказать, не всем дан твой талант. А кстати, где в Мадриде у тебя выставка?

— В галерее Поро.

— Неужели?

— Подружка, у которой я живу, там работает, она все устроила.

— У тебя выставка в Поро, а я ничего не знаю! Это ведь самая известная галерея, ну, почти самая, и я обычно в курсе.

— Вот именно, об этом я и хотел тебя попросить. Я не знаю, как Альберто Поро пиарит свою галерею, но это просто катастрофа! Кроме коллекционеров (ладно, согласен, это важно, они ведь покупают, они запоминают и они рекомендуют), никто вообще не в курсе. Обязательно нужен толчок, например хорошая статейка за твоей подписью.

— Я это устрою. Немыслимое дело — галерея Поро не в состоянии пиарить свои выставки. Хотя бы позвонили мне, пригласили на вернисаж! Это же так просто. Почему не отправляется, не могу послать материал, извини, у меня тут проблема с компом…