Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император стремится достичь сочетания молодости и опыта, знати и «плебеев», старой и новой Франции. «Мое правительство будет правительством умных и талантливых», — сказал он, став руководителем страны. И те же принципы кадровой политики он перенесет на государства-сателлиты. Например, младшему брату Жерому, королю Вестфалии, он писал: «Я исключаю некоторые места при дворе, на которые ты должен призвать самых знаменитых людей. Но в твоих министерствах, советах и, желательно, в судах… пусть по большей части служат не дворяне… Наш девиз — ищи таланты везде, где только можно их найти».
Наполеон работает с утра до позднего вечера, по восемнадцать часов в сутки. Он постоянно думает о делах, даже когда играет с детьми. Он совсем не похож на монархов прошлого, которые работали полдня, а остальное время посвящали светским удовольствиям.
Если короли принимали гостей, то заботились о том, чтобы те чувствовали себя непринужденно. «Необходимо, чтобы во всяком человеческом существе была своя свободная программа, — говорит Ипполит Тэн, — а не то жизнь в нем замрет. Поэтому в старину такая программа называлась savoir vivre (умение жить), и король беспрекословно и добросовестно подчинялся всем требованиям кодекса вежливости: в силу традиции, благодаря воспитанию он, по крайней мере с людьми высшего круга, обращался как с равными, и придворные постоянно бывали его гостями, не переставая оставаться его подчиненными».
Как вел себя Людовик XIV[170]? Он был вежлив со всеми, приветлив и благосклонен с мужчинами, любезен и предупредителен с женщинами. Король избегал резкости, колкости, сарказма и иронии. Он поощрял разговор и даже болтовню. Он обожал пошутить или рассказать что-нибудь интересное.
А какова салонная программа «величайшего из солдат»? Он ввел сложный этикет и поддерживал строгую дисциплину. «Церемониал, — рассказывает Клер де Ремюза, — совершался так строго размеренно, словно он происходил под барабанный бой, казалось, все шло ускоренным темпом. И эта спешка, этот страх, который он внушал, в соединении с тем, что добрая половина придворных не имела привычки к соблюдению форм светского поведения, придавали двору вид скорее унылый, нежели достойный. На всех лицах лежал отпечаток беспокойства, проявлявшегося среди развлечений и великолепия, которыми двор из хвастовства постоянно себя окружал». «Те немногие люди, которых он выделял из числа остальных, как Савари, Дюрок, Маре, или молчали, или передавали его приказания… Мы же, покорно исполнявшие то, что нам приказывали, являлись в их глазах, да, пожалуй, и в собственных, простыми машинами, мало чем отличающимися от нарядных золоченых кресел, которыми были украшены дворец Тюильри и замок в Сен-Клу».
«Это была настоящая казарма, где все делалось по инструкции», — говорит Шапталь.
Типичные вопросы Наполеона дамам звучали так: «Как вас зовут? Чем занимается ваш муж? Сколько у вас детей?» Когда же он хотел оказать даме особое внимание, то задавал еще и четвертый вопрос: «Сколько у вас сыновей?»
«Доя дам, имевших доступ ко двору, высшей милостью считалось приглашение на интимный прием к императрице, — рассказывает Стендаль, в то время вращавшийся в высоких сферах благодаря своему родственнику Дарю[171]. — После пожара во дворце князя Шварценберга[172] император пожелал отличить нескольких дам, которые при этой великой опасности, возникшей внезапно, среди блестящего бала, проявили твердость духа. Прием, назначенный в Сен-Клу, начался в восемь часов. Кроме императора и императрицы, присутствовали семь дам и г-да де Сегюр, де Монтескью и де Богарне. В довольно тесной комнате семь дам в пышных придворных туалетах расселись вдоль стен, в то время как император, сидя за маленьким столиком, просматривал бумаги. После пятнадцати минут глубокого молчания он поднялся и заявил: “Я устал работать; позовите Коста, я посмотрю планы дворцов”.
Барон Коста, человек чрезвычайно спесивого вида, является, держа под мышкой кипу планов. Император желает узнать, какие расходы предположены на будущий год в Фонтенбло, где за пять лет должны быть закончены все сооружения. Он начинает сам просматривать смету, время от времени останавливаясь, чтобы делать г-ну Коста замечания. Произведенные последним расчеты количества земли, потребной для засыпки какого-то пруда, кажутся ему неправильными: он начинает сам делать вычисления на полях доклада; забыв посыпать цифры песком, он стирает их и пачкает себе руки. Он ошибается в подсчете; г-н Коста на память называет ему цифры. За это время он два или три раза обращается к императрице: “Что же дамы все время молчат?” Тогда приглашенные шепотом, в двух-трех словах выражают восхищение универсальностью талантов его величества. Затем снова воцаряется гробовая тишина. Проходит еще три четверти часа; император снова обращается к императрице: “Дамы все время молчат. Друг мой, вели принести лото”. Звонят; приносят лото; император продолжает свои вычисления. Он велит подать себе лист бумаги и все пересчитывает заново. Время от времени он из-за своей стремительности делает ошибку и раздражается. В эти неприятные минуты игрок в лото, объявляющий номера, еще более понижает голос; он почти беззвучно шевелит губами. Окружающие его дамы с трудом угадывают цифры, которые он называет. Наконец бьет десять часов, унылая игра в лото прекращается; вечер закончен».
Граф Лаплас, канцлер сената, в свое время принимавший выпускной экзамен у юного Наполеона в Парижской военной школе, устраивает сцену жене: та одета недостаточно нарядно на приемах у императрицы. Мадам Лаплас покупает прекрасное платье и обращает на себя внимание императора.
Наполеон, войдя в зал, подходит к ней и в присутствии двухсот человек говорит: «Как вы одеты, госпожа Лаплас! Ведь вы уже старуха! Такие платья годятся для молоденьких женщин; в вашем возрасте они уже невозможны».
Мадам Лаплас была убита горем. Сенаторы, коллеги ее мужа, считали, что Наполеон нарушает приличия. Но г-н Лаплас во всеуслышание заявил жене: «Что за нелепая мысль, сударыня, нарядиться как молоденькая девушка! Вы никак не хотите примириться с тем, что стареете. А ведь вы уже не молоды! Император прав!..»
И это тот самый Пьер Симон Лаплас, который когда-то за словом в карман не лез, чтобы поставить на место генерала Бонапарта, новоиспеченного академика! Что и говорить — история вышла некрасивая. Как для императора, так и для его подданного.
В имперском сенате заседали и Гаспар Монж, и Лагранж, и Бертолле, и такая интересная личность, как маркиз Франсуа де Бартелеми, когда-то бывший министром иностранных дел при Людовике XV, а затем послом Французской республики в Швейцарии и членом Директории. Во время «переворота 18 фрюктидора», учиненного Баррасом[173] при поддержке Наполеона, директор Бартелеми отклонил предложение подать в отставку, уехать из страны и жить в Гамбурге под чужим именем. Сосланный в джунгли Гвианы, он бежал оттуда и вернулся на родину после другого переворота — 18 брюмера.
Графиня Шуазель-Гуфье[174], вспоминая о пребывании Наполеона в Вильне в 1812 году, говорит о его выходе в церковь: «Пристав выкрикнул: “Император!”, и я увидела небольшого человека, толстого, короткого, в зеленом мундире, открытом на белом жилете, окруженного маршалами, — пролетевшего как пуля и занявшего место за молитвенным стулом. После обедни он вышел с тою же стремительностью».
О приезде Наполеона на бал она рассказывает так: «По первому знаку герцоги и маршалы бросились навстречу сломя голову, правда сказать, с пресмешными физиономиями. Нас с лестницы стащили чуть не на четвереньках. Наполеон подъехал в карете, за которою скакал главный конюшенный, г-н Коленкур. Ему подставили подножку, как будто бы земля была недостойна того, чтобы на нее ступила нога его величества. Он поднялся на лестницу при криках: “Да здравствует император!”… Войдя в залу, он скомандовал: “Дамы, садитесь!”…»
Однажды Наполеон спросил у Сегюра: что почувствуют люди, узнав о смерти императора? Тот стал говорить о единодушных сожалениях, но был прерван повелителем: «Вовсе нет!»
Последовал многозначительный глубокий вздох, которым Наполеон хотел выразить всеобщее облегчение. Закончил он так.- «Все скажут: “Уф!”»
Но император не думает умирать. Он собирается жить долго, «девяносто лет», как сказал он брату Люсьену во время их беседы в Мантуе[175]. Эти годы нужны ему «для окончательного упрочения Империи».
После завершения австрийской кампании 1809 года Наполеон вернулся в Париж и объявил императрице Жозефине о том, что разводится с ней. Затем он посватался к русской царевне, но получил вежливый отказ петербургского двора — под предлогом того, что «невеста» Анна Павловна[176] слишком молода и надо подождать наступления ее совершеннолетия.