Калейдоскоп счастья - Арлин Джеймс

— Я… я… не знаю, что ты имеешь в виду. Все, что я сделал… все, что я желал, — только добра… всем!

Не в состоянии вымолвить ни слова, Кессиди смотрела на него, будто увидела в первый раз. Он был ужасно жалким, напуганным, неуверенным в себе. Он всегда ждал худшего, жизнь была для него сплошным ужасом. Все эти годы Кессиди считала слабой себя, а ее старший брат втайне боялся всего и всех.

— Вильям, — произнесла она громким, уверенным голосом, — твоя карьера не пострадает. Независимо от того, как крепко ты связан с Бетиной и ее планами.

Он сжался и выпалил:

— Я не хотел этого! О-она призналась мне. Она сказала, что должна заставить его жениться на ней. Я не спрашивал почему, это не мое дело!

Кессиди вздохнула и покачала головой. Бедный Вильям…

— И ты намекнул Бетине, что единственный способ — это пригрозить развалом компании?

— Да, — ответил он затравленно.

Кессиди кивнула. Она больше ничего не желала знать. Все, чего она желала — невыплаканные слезы жгли ей глаза, — это быть с Полом. Она расправила плечи, подняла подбородок.

— Он женится на ней, потому что у него нет выбора. Но это не означает, что я перестану встречаться с ним.

Вильям подчинился и с несчастным видом закивал головой.

— Бетина пригрозила мне увольнением, если по какой-то причине план провалится.

— Этого не случится, — пообещала Кессиди. — Во-первых, потому что он собирается жениться на ней, а во-вторых, я позабочусь о том, чтобы этому не было никаких препятствий.

От удивления брови Вильяма взлетели выше лба.

— Ты имеешь такое влияние?

Было очевидно, что он не считал вопрос оскорбительным. Он просто не мог представить, что Кессиди может иметь на кого-нибудь влияние. Она сказала только:

— Да, имею.

К ее изумлению, Вильям несколько мгновений подыскивал слова, но ограничился только одним: «спасибо». Кессиди усмехнулась:

— Пожалуйста. Мы теперь можем закрыть эту тему? Навсегда? — Вильям пожал плечами, что она расценила как согласие. — Хорошо. Может, поедим? Я хочу есть.

Алвин откашлялся и, когда они повернулись к нему, указал на тарелку с горой гамбургеров.

— Кто сказал, что хочет есть?

Вильям, непривычно подавленный и тихий, оставался не дольше, чем было необходимо для того, чтобы отдать должное обеду. Без сомнения, он был озабочен поворотом событий, отказом сестры подчиниться. Кессиди жалела его, даже когда поняла, что Вильям вряд ли постигнет глубину трагедии, главную роль в которой отвела себе его сестра. После того, как он ушел, Алвин обратился к Кессиди:

— Расскажи-ка мне обо всем.

— Я влюбилась в человека, который должен жениться на другой. К тому же он начальник Вильяма.

Алвин, да благословит его Господь, и глазом не моргнул.

— Он сделал ей ребенка?

— Нет!

— Тогда почему он должен жениться на ней?

Кессиди вздохнула:

— Все очень сложно. Если он не женится на ней, пострадает его бизнес и семья.

— Хм. А он тебя любит?

— Думаю, любит. Сейчас, во всяком случае.

— Сейчас — это все, что у нас есть, дорогая. Конечно, отец прав. Если завтрашний день едва ли сулит что-нибудь хорошее, а прошлого не изменишь, настоящее остается единственной реальностью. Тогда есть смысл извлечь из него все, что можно.

— Может, поделишься и остальным?

Кессиди глубоко вздохнула и начала свой рассказ. Алвин только хмыкал, либо приберегая комментарии на потом, либо воздерживаясь от них. Когда дочь наконец замолчала, он заметил:

— Я горжусь тобой, детка. Ты могла бы забиться в уголок и притвориться, что все ваши чувства — выдумка, но ты предпочла ухватить их за хвост и вытащить на свет Божий. Потом, может, будешь страдать, но у тебя останется память об этих днях, а это кое-что да значит.

И Кессиди поняла, что он прав. Из дилеммы «сейчас или никогда» «никогда» не является выбором. Когда она выходила, то услышала, как отец смеется и бормочет:

— Черт меня подери, если я не прав, но эта девчонка всю жизнь проходит в девственницах.

От смущения и унижения она покраснела, но это только укрепило ее решимость взять все от настоящего и доказать отцу, что в последнем утверждении он не прав.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Пол с улыбкой посмотрел на Кессиди, как и было написано в сценарии, и в нужный момент обнял ее, прижимая к себе. На этот раз она не просто посмотрела на него. Она подняла руку и погладила его по щеке, глаза ее были полны обещаний, которыми в сценарии и не пахло. Сердце Пола внезапно подпрыгнуло. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не склониться и не поцеловать ее. Свет погас, и он, схватив в темноте ее руку, повел через сцену, в то время, как огни зажглись в другом месте и повествование немного изменилось по тону. Новая сцена показывала первые годы «Булочных Барклая» и постоянных клиентов, выстроившихся в очередь за их хлебом и кондитерскими изделиями. Но Пол вел Кессиди за сцену и не следил ни за повествованием, ни за действием.

К его удивлению, как только они оказались наедине, Кессиди повернулась, обняла его за талию и сильно прижала к себе.

— Я так скучала! — прошептала она и добавила: — Ты знаешь, я никогда не спала так крепко, как в ту ночь с тобой.

Пол почувствовал, как на мгновение сердце у него замерло, и горечь, смешанная с радостью, наполнила душу. С того утра его преследовало воспоминание об их близости. Но он ушел от нее с ощущением, что это сближение потрясло и даже немного напугало ее. Он терзался мыслью о том, что другой мужчина первым разделит с ней это наслаждение, а его собственная жизнь с женщиной, к которой он не желает даже прикоснуться, будет похожа на фарс. Пол склонился и сделал то, чего постоянно желал с тех пор, как встретился с этой женщиной, — поцеловал ее и вкусил ответный поцелуй.

Сегодня Кессиди была необычно активна. Она быстро обхватила его руками за шею, притянула к себе и поцеловала долгим томительным поцелуем, лаская его язык своим, прежде чем проникнуть в его рот. Затем со стоном прижалась к нему всем телом. Пол был потрясен, возбужден и немного озадачен. Она не кидалась на него, но и вела себя не так, как он ожидал. Он не знал, радоваться или страшиться. А Кессиди коснулась его груди и стала поглаживать его медленно, но как-то лихорадочно. И тут он испытал приступ невероятной боли. Его терзало чудовищное возбуждение, природа которого была ему незнакома. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного.

Кессиди! Желал ли он когда-либо женщину так сильно? Нуждался ли он когда-нибудь в объятиях женщины так отчаянно?

Через несколько секунд он осознал, что ласкает ее грудь, а она не отстраняется. Но если кто-нибудь из них не остановится, он сорвет с нее одежду и повалит на пол. Его рука, послушная внутреннему голосу, потянула полосатый вязаный свитер девушки из вельветовых брюк. Но в этот момент она отстранилась, тяжело дыша.