Песня для любимой - Кетрин Распберри

За оживленной беседой Кэрол и не заметила, как подкралась Полночь.

Официантки в одинаковых симпатичных костюмах юных ведьм прошли по залу, шустро расставляя по столам маленькие тыквы с горящими свечками внутри. Внезапно свет в зале притушили, на сцене же вспыхнули огни, красивый серебристый занавес колыхнулся, и на сцену под звуки фанфар вышел конферансье в элегантном вечернем костюме, длинном театральном плаще и бархатной полумаске.

— Дамы и господа! Леди и джентльмены! Рад приветствовать вас в эту таинственную, колдовскую, феерическую ночь — канун Дня Всех Святых, когда вся нечисть выползает из своих укрытий и начинает веселиться! Добро пожаловать в ад! Ха-ха-ха-ха!!!

Он разразился демоническим смехом, и на авансцене забили два фонтанчика фейерверков. Конферансье исчез, и на сцене возник небольшой джаз-бэнд, чтобы сыграть «Когда святые входят в рай».

Публика была в восторге! Особенно всех восхитил саксофонист — виртуоз, выдававший сногсшибательные импровизации. Каково же было изумление Кэрол, когда она узнала в чудо-музыканте… мистера Шадоуза!

— Мои глаза меня не обманывают? — спросила она, наклонившись к Майку.

— Нет, не обманывают, — с улыбкой ответил тот. — Здорово, правда?

— Да! Но как? Почему? — Кэрол хотела спросить, почему талантливый музыкант занимает скромную должность в администрации колледжа, вместо того чтобы радовать слушателей своим искусством, но не могла подобрать слов.

— Я потом расскажу тебе его историю, — пообещал Майк.

Между тем концерт продолжался. Веселье шло по нарастающей, и все больше пар выходило на площадку перед сценой, чтобы потанцевать.

— А ты танцуешь, Кэрол? Можно тебя пригласить? — неожиданно спросил Майк.

Она кивнула, не раздумывая. Что-что, а танцевать Кэрол любила с детства, порой подолгу кружась перед зеркалом в обнимку с плюшевым мишкой. А танцевать с Майком — что может быть прекраснее? Он взял Кэрол за руку, и она смело вышла на танцпол, цокая каблучками своих сапожек.

Они выглядели так эффектно в своих костюмах, мерцавших нарисованными костями в огнях танцпола, что многие другие карнавальные персонажи оглядывались на них. Но им в этот момент не было дела ни до кого.

Это был медленный танец. Майк обнял Кэрол за талию, она положила руку ему на плечо, и они принялись плавно двигаться в такт музыке, все ближе и ближе друг к другу…

Они посмотрели друг другу в глаза, и та самая искра электричества, о которой Кэрол столько слышала и читала, пробежала между ними, сверкнув голубой молнией в полумраке зала.

Надежда затеплилась в сердце Кэрол. Теперь она слышала неровное дыхание Майка, чувствовала, как учащенно бьется его сердце, хотя их движения не были ни резкими, ни торопливыми. И теперь она даже не сомневалась, что ее близость волнует его, просто что-то не позволяет ему пока проявить своих чувств.

Она опустила ресницы, не в силах больше вынести пристальный взгляд Майка, который будил в ней самые нескромные желания, и уткнулась лбом в его плечо. Его объятия стали теснее, и они мерно покачивались на волнах танца в этом робком слиянии, пока музыка не кончилась.

Проводив Кэрол к ее стулу, Майк галантно поцеловал ее руку и сел рядом. Раздались звуки танго, и теперь старший мистер Стрейнджерс пригласил на танец супругу. Если бы родители Майка вышли танцевать первыми, Кэрол ни за что не согласилась бы принять приглашение Майка — по сравнению с Рэйчел она казалась бы себе просто коровой на коньках!

Эта пара стала еще одним гвоздем программы. Бен и Рэйчел танцевали так зажигательно и страстно, что остальные пары отступили в сторону, чтобы дать им простор и полюбоваться их безупречными, отточенными движениями. Когда миссис Стрейнджерс поднялась с места, оказалось, что у ее узкого длинного платья сбоку глубокий разрез, обнажающий в танце ногу до бедра. Сильный уверенный Бен и стройная, гибкая Рэйчел были действительно красивой парой.

Заключение концерта тоже порадовало и приятно удивило Кэрол. Это был джем — номер, когда музыканты из разных команд собираются и играют вместе. Майк тоже принял в нем участие. Взял гитару в руки и Дак, капитан их корабля, утонувшего в волнах отличной музыки.

Концерт окончился, но многие еще не расходились. Родители Майка продолжали беседовать с Даком, к ним присоединился и мистер Шадоуз в своем блестящем концертном костюме. Но стрелки часов неумолимо приближались к половине второго.

— Нам пора? — спросила Кэрол, чувствуя, что уже поздно.

— К сожалению, да, — кивнул Майк, посмотрев на часы. — Особенно если мы не хотим ловить такси. Грегори еще остается. Можно, конечно, попросить кого-нибудь из знакомых подвезти нас… Но, может, пройдемся пешком?

— Давай пройдемся, — кивнула Кэрол.

Она любила неспешно брести по улице рядом с Майком, говоря обо всем на свете. А после того волнения, которое она ощутила на танцевальной площадке, ей и подавно не хотелось проститься с ним в спешке. Она должна понять, показалось ли это, или Майк правда хочет, но не решается что-то ей сказать?

Тепло простившись с новыми и старыми знакомыми, Кэрол надела плащ и вместе с Майком вышла из клуба. На прощание миссис и мистер Стрейнджерс заверили Кэрол, что всегда рады видеть ее в своем доме, и она подумала, что теперь дело только за Майком. Ведь он еще ни разу не приглашал ее к себе — ни когда родители были в рейсе, ни при них. Она даже не знала, где он живет.

Майкл и Кэрол брели по опустевшим притихшим улицам по направлению к дому № 4 по Дримгроув-стрит. Она уютно куталась в свой плащ, он поднял повыше воротник у своей кожаной куртки, и поздняя осень не пугала их своими зябкими ночными ветрами.

— Кстати, ты обещал мне рассказать о мистере Шадоузе, — напомнила Кэрол. — Что с ним произошло? Почему он до сих пор не звезда и возится с нами в этом захолустье?

— Мистер Шадоуз был когда-то звездой… «Крошка Шон и Дикие Бобры» — не слыхала? Но это было давно и недолго. Здоровье стало сдавать. Шоу-бизнес — жестокая вещь. Ты на девяносто девять процентов зависишь от продюсера, от звукозаписывающей компании, от капризов публики… Шон — то есть мистер Шадоуз — просто не выдерживал тот безумный гастрольный «чес», который навязывал ему хапуга-продюсер. Из-за его перенапряжения, физической и эмоциональной усталости приходилось отменять концерты — он просто не мог, отказывался выходить на сцену по тридцать раз в месяц, мотаясь при этом по всему миру.

В результате мистер Шадоуз рассорился со своим продюсером, а тут еще рекорд-компания стала диктовать ему жесткие условия, заставляя изменить искусству в пользу продаваемости пластинок. «Народу надо что-нибудь попроще, подо что приятно и танцевать, и кушать омлет, — говорили ему. — Народу не нужны твои музыкальные изыски». В результате он плюнул на все, вернулся домой и устроился работать в наш колледж, для души играя в компании друзей или в «Пляшущем еноте».