Купите Рубенса! - Святослав Эдуардович Тараховский

И, конечно, совершил трагическую ошибку.

Наивный и милый интеллигент, подумал я. Он не знает, что такое антиквар, но, главное, не знает, что такое антикварное любопытство. В своем почти болезненном желании докопаться до истины антиквар, как одержимый ученый, идет до конца, даже если истина отвратительна и заставляет потом пожалеть, что ее раскопали.

Отпустив сотрудников, я остался с пуфиком один на один. Свет вечернего солнца, заходивший в окна, располагал к размышлению и фантазии. Я допил кофе, и вдруг невероятная мания овладела мною. Я подумал о том, сколько разнообразных, влиятельных и не очень задов соприкасалось с пуфиком за двести с лишним лет, и попытался хоть отчасти оживить их владельцев в своем воображении.

Первым наверняка был мастер, сварганивший пуф, какой-нибудь Жан в пропахших политурой и столярным клеем портах, аккуратно испытавший своим худосочным задом мебель, предназначенную дворцу.

Второй, скорее всего, была сама Антуанетта. Ее прелестная попка неоднократно опускалась на этот пуфик в то время, как ее хозяйка, расчесывая роскошные волосы, готовилась ко сну или любовной битве.

И далее, в исторической очередности, следовал нескончаемый сонм задов.

Я представлял себе и пухлые окорочка горничных, вскормленных на молоке и сметане, и мускулистые зады фаворитов королевы, что в порыве страсти, торопясь под балдахин, не долго задерживались на пуфике. Я видел крутые зады русских гренадеров, куривших на пуфике трубку, скромные зады российских барышень и нескромные – дородных и алчущих купеческих вдов, прыщавые задницы студентов-народовольцев, мастеривших на пуфике бомбу, и рыхлые зады совработников каких-нибудь фабричных яслей или домов культуры, и, наконец, простые, как большая буква «о», зады наших современников.

И странное, но приятное ощущение испытал я сам, когда, венчая список, лично возложил свой зад на горестно вздохнувший подо мной пуфик и в задумчивости выкурил сигарету.

Однако солнце окончательно зашло и напомнило мне, что пора действовать.

Я позвонил Валяну и, продравшись снова к его сознанию, сказал ему все, что думаю, о его моральном уровне и алкогольном синдроме. Смысл моего выступления сводился к тому, что если он толкнул пуфик, то мне плевать, кому и за сколько, но лечить меня и делать из меня шибко умного не надо. Однако Валян, отразив мой напор, ответил так, что я поневоле почувствовал себя тем самым, кем так не хотел быть.

– Никому я этот долбаный пуфик не продавал, – сказал он. – Вон он у меня, в ваннике, под тазом с бельем стоит.

Простой этот, можно сказать, прозаический ответ меня озадачил, но ненадолго.

– Он стоит передо мной, Валян, – снова закричал я. – Больше того, я на нем сижу. И смотрю на фотографию, что сделал пять лет назад в твоей квартире. Один в один, Валян, стопудово! Это твой пуфик, Валян, кончай пылить!

– Пошел ты, – благородно и просто сказал Валян. – Мой пуфик в ваннике.

– Значит, их было два!

– Один. Бабка, у которой я брал, клялась жизнью, один.

– Валян, не гони! Их было два!

– Один.

– Пуфики не клонируются, Валян! Чудес не бывает!

– Как сказать.

Я ничего не мог понять. Старинные вещи подкидывают иногда такие головоломки, что логика оказывается совершенно беспомощной.

В тот вечер, испытывая странную усталость, я рано покинул галерею и отправился домой.

Машина то и дело застревала в пробках. Сквозь лобовое стекло я отрешенно наблюдал за шумной и перенаселенной московской жизнью, в которой было ровно столько же смысла, сколько и бессмыслицы.

Черт с ним, с происхождением пуфика, думал я. Вещь подлинная, породистая, редкая, и я ее куплю, несмотря ни на что. Кого, в конце концов, волнует в этом мире судьба вельможной табуретки? Никого, абсолютно. Ни одного из тех тысяч двуногих существ, что суетятся за окнами машины в поисках пропитания и удовольствий. Разве что меня и моего симпатичного клиента. Интересно, чем он сейчас занят, о чем думает? Наверняка уже сообщил в Питер, что дело на мази, и ждет не дождется завтрашнего визита.

Почувствовав облегчение, я ночью быстро заснул и спал крепко.

Что, как выяснилось на следующий день, оказалось совсем нелишним. События, которые произошли, потребовали от меня изрядно поистратить запас своих физических и нравственных сил.

Не успел я явиться в галерею, как раздался звонок Сергея Владимировича. Вполне естественный, надо заметить, звонок. Человек волновался и спрашивал, когда он может прийти за деньгами. Я назвал ему час, он успокоился, и мы вежливо расстались до встречи.

Пуфик стоял на прежнем месте и с утра понравился мне даже больше, чем вчера. Я прикинул цвет обивки, которая бы ему подошла. Красный, синий, зеленый – не то. Вишневый! Конечно. Шелковый штоф цвета вишни. Цвет будуара, похоти, любви, жизни! Куплю, доведу предмет до совершенства и никогда не продам такую красоту! Черт с ними, с деньгами, всех не перелопатишь! Стоящие вещи с хорошей родословной встречаются все реже, лучшие из них давно проглочены богатеями и навечно привинчены толстыми болтами к полам и стенам их особняков. Нет же, не продам! Пусть и в моей квартире радует глаз и тешит округлости жены пуфик Антуанетты. Жена моя, хоть и жуткого характера, но я ее люблю. Не продам, решено. Настроение мое поднялось.

К полудню появились деньги. Привезли от благородного клиента, купившего у меня когда-то диван и не заплатившего ни копейки. Дело в том, что на следующий день после покупки его арестовали с конфискацией по обвинению в мошенничестве и дали семь полноценных лет. Я горевал о деньгах, но мошенник оказался порядочным человеком. Вышел на свободу, диван не нашел, но долг начал возвращать, а на мой вопрос, зачем он это делает, ответил, что есть такая примета: бесчестным мошенникам никогда не везет и что обманывать надо в честной манере.

Пересчитав зеленые банкноты, я перетянул образовавшуюся пачку резинкой и отложил на край полированного стола, для Сергея Владимировича.

Все было готово.

Я посмотрел на часы. До его прихода оставалось сорок пять минут.

Я выпил чашечку кофе и выкурил сигарету. Не знаю почему, но я тоже волновался.

Я переговорил с секретаршей Верой и в который раз подумал, что она, вероятно, очень не прочь перевести наши деловые отношения в несколько иное качество и что, надо признать, шансы у нее есть.

Я снова посмотрел на часы. Через двадцать минут появится Сергей Владимирович. Питерец не опоздает, придет чуть раньше времени, но интеллигентно дождется точно двух часов. Я уверен, он уже ходит взад-вперед по аллеям парка, что напротив моих окон, или мается на скамейке с газетой, прочитанной от названия до выходных данных и