Странники Гора - Джон Норман

Все же ритуалы предсказаний проводятся каждые десять лет. Сперва я рассматривал этот год как бессмысленную традицию, но позднее я увидел, что в пользу его можно сказать многое: народы фургонов сходятся вместе, и в это время, кроме простой радости общения, они получают много других полезных вещей – происходит межплеменной обмен босков и женщин, как свободных, так и рабынь; обмен скотом генетически освежает стада и в биологическом смысле того же эффекта достигает межплеменной обмен женщинами. Что может быть ещё более важным, так это то, что год перемирия дает традиционную возможность народам фургонов объединиться перед лицом кризиса, способного погубить каждый из них по отдельности. Теперь я считаю, что люди, узаконившие тысячу лет тому назад этот год, были поистине мудры.

Мне было интересно, с чего бы это Камчак весной рассчитывал попасть в Тарию?

Впрочем, я уже давно понял, что он не последний человек среди тачаков.

Возможно, состоятся переговоры, возможно, будут оговариваться условия игр Войны Любви или торговли. Относительно недавно, и к своему удивлению, я узнал, что народы фургонов время от времени торгуют с Тарией. Это известие разожгло во мне надежды, что я в недалеком будущем сумею попасть в город, однако на деле надежды сбылись совсем не так скоро, да, может, и к лучшему.

Народы фургонов, хотя и были врагами Тарии, не испытывали безразличия к её богатствам, особенно к изделиям из металла и ткани, которые высоко ценились кочевниками. Даже ошейники и цепи, надеваемые на рабов, были тарианскими по происхождению.

Со своей стороны, в обмен на свои нажитые торговлей товары Тария получала рога и шкуры босков, каковых у степняков было предостаточно. Впрочем, тарианцы не гнушались и прочими товарами, предлагаемыми народами фургонов, а именно награбленным в обожаемых кочевниками набегах добром. В поисках караванов они иной раз удалялись на тысячи пасангов от своих стад, добывая золото, драгоценные камни, специи, подкрашенную соль, упряжи и седла для высоких тарларионов, меха из далеких краев, крестьянские орудия, бумагу, чернила, учебники для школы, сушеные овощи и рыбу, лечебные порошки, кремы и благовония и, разумеется, женщин. Впрочем, самых красивых кочевники оставляли себе, выставляя на торг с тарианцами кого попроще, так что, к вящему неудовольствию тарианцев, что на их рынок из степи поступали дешевые рабыни, а прекрасные, дорогие (до сорока золотых) девушки, прежде принадлежавшие к высоким кастам и рожденные свободными, – очень и очень редко. Мужчины народов фургонов любили, чтобы им прислуживали цивилизованные, очаровательные девушки; днем они трудились под палящим солнцем в степной пыли, ухаживая за босками или собирая кизяк, а ночью услаждали своих господ под крышами фургонов. Иногда народы фургонов выставляли на торг с тарианцами и роскошные шелка, однако обычно они сохраняли их для собственных рабынь; кстати сказать, свободным женщинам народа фургонов не дозволялось носить шелка – среди кочевников даже ходила пословица, что та, которая любит прикосновение шелка к своей коже, в глубине сердца своего является рабыней в независимости от того, покорил ли её господин или нет. Нужно добавить, народы фургонов с Тарией не торговали только двумя вещами: живыми босками и тарианскими девушками.

Зима свирепо обрушилась на стада за несколько дней до ожидаемого срока: пошел колючий снег и задул пронизывающий ветер, на протяжении двух с половиной тысяч пасангов снег засыпал бурую и ломкую траву и боски сразу разбрелись группами, веером разойдясь по степи, вспахивая снежную целину, фыркая, откапывая и пережевывая пожухлую и большей частью уже несъедобную траву. Боски начали умирать, и над ними рыдали женщины, словно над сожженными в набеге тарианцев фургонами. Множество кочевников, свободных и рабов, рылись в снегу, добывая пригоршни травы, чтобы накормить своих животных. Фургоны оставлялись в степи, чтобы не изматывать обессиленных босков.

Наконец на семнадцатый день пути первые стада достигли зимних пастбищ далеко на севере от Тарии, ближе к экватору. Здесь снега не было, только иногда поутру слегка подмораживало, а трава оставалась сочной и питательной. А ещё сотню пасангов на север начался теплый климатический пояс – и люди запели.

– Боски в безопасности, – сказал Камчак.

Степняки падали на колени и целовали зеленую траву. «Боски в безопасности!!!» – повторяли они слова Камчака.

Видимо, в связи с годом перемирия народы фургонов в этот раз не зашли на юг дальше, чем это было необходимо. Они даже не переходили восточного Картиуса, как нередко поступали. Кочевники не хотели рисковать в этот год людьми в схватках с далекими народами, подставляя фургоны под стрелы, например, тарнсменов из Ара.

Зима в тот год была суровой: воздух даже в тех районах, где мы пребывали, иногда плохо прогревался; рабы и господа кутались в шкуры боска и меха; женщины и мужчины носили меховые штаны и обувь, накидки, шапки и капюшоны. Подчас единственным способом отличить рабыню от свободной женщины было проверить её волосы-распущены они или нет.

Верхом на каийле, сжимая копье, нагнувшись с седла, я промчался мимо ветки, воткнутой в песок, на которой красовался сушеный тоспит – маленький сморщенный, похожий на персик, но горьковатый фрукт размером со сливу.

– Хорошо! – вскричал Камчак, увидев, что тоспит был точно надет на острие моего копья.

Этот удар принес мне два очка.

Я слышал, как Элизабет Кардуэл выражала свое восхищение, подпрыгивая и хлопая в ладоши. На её шее висела связка тоспитов. Я улыбнулся ей.

– Тоспит! – крикнул Конрад из кассаров, кровавого народа, и Элизабет поместила новый тоспит на ветвь.

Раздался топот каийлы, и Конрад поддел тоспит своим красным копьем так, что острие его едва вошло в плод.

– Неплохо! – крикнул я ему.

Мой удар был точен, но слишком силен; в битве он мог бы стоить мне копья, застрявшего в теле врага. Удар Конрада был великолепен и был достоин трех очков.

Затем поскакал Камчак, и его копье вошло в тоспит даже на какую-то долю дюйма меньше, чем у Конрада. Этот удар также оценивался в три очка.

Воин, который должен был показывать свою ловкость после Камчака, сорвался с места.

Раздался разочарованный крик, поскольку кончик копья не удержал фрукт. Это был удар всего-навсего на одно очко.

Элизабет опять радостно захлопала в ладоши, поскольку она была из фургона Камчака и Тэрла Кэбота и, естественно, переживала за нас. Всадник, сделавший неудачный удар, внезапно развернул каийлу в её сторону, и Элизабет, которая быстро осознала, что, пожалуй, не стоило так явно радоваться его неудаче, упала на колени, в страхе прижимая голову к траве. Я было выпрямился в седле, но Камчак, смеясь, удержал меня. Каийла всадника уже рычала над девушкой, и тот, резко осадив зверя, окрашенным соком тоспита кончиком копья откинул капюшон с головы девушки и осторожно поднял копьем её подбородок, заставляя взглянуть на себя.