Принцесса для психолога (СИ) - Матуш Татьяна

Но Шекер привыкла помалкивать. Показная покорность и привычка держать язык на привязи не раз спасали ее от неприятностей.

— Смотри сюда и запоминай, второй раз повторять не буду. Весь жемчуг одного цвета, секрет в узоре. Те жемчужины, что вшиты в перекрестье красных нитей — это для любви. Если Священный охладеет к тебе — одной бусины, опущенной в вино, будет достаточно, чтобы в нем снова вспыхнула страсть. На одну ночь. Одна жемчужина — одна ночь. Распорядись с умом!

Шекер вздохнула. Про то, как получаются дети, она знала — и то, когда они получаются, а когда — не очень, знала тоже. Только вот… позовет ли ее Священный в нужное время?

— Вот эти — зеленые, если понесешь, но будешь плохо себя чувствовать. Это для ребеночка полезно, и для тебя, чтобы родами не померла. Сама смотри — можно растянуть на весь срок, можно пить, когда совсем плохо. Желтые — это для соперницы. Совсем не изведешь, но заболеет, подурнеет, зачать не сможет. Полезная штука. Их мало, смотри — береги. Попусту не трать.

Шекер кивнула, а про себя подумала, что что-то здесь явно не чисто. Если бы Юмшан и впрямь владела такими сокровищами, то мигом поднялась бы от младшей жены до старшей, а то и до полноправной. Но ничего не сказала, на всякий случай прилежно запоминая слова матери. У нее еще будет время во всем разобраться. Сейчас — урок.

— Белые… — женщина запнулась. Поджала губы. Говорить она не хотела и Шекер подумала, что мать была достаточно добра к ней, чтобы заслужить помощь.

— Яд, — тихо уронила она, — быстрый или медленный?

— На закате нужно выпить противоядие. Иначе ни боги, ни духи не спасут, — через силу вымолвила женщина.

— Тот воин, — мгновенно сообразила Шекер, — которого как будто укусила змея… Это ты его? Но зачем?

— Он был со мной, — Юмшан отвернулась, — не удержал бы языка — мне не жить. Калаф такого не прощает.

…Вот ведь, гадючка!

— Но ты же сама улыбалась ему!

— Мужчины не умеют слышать слова "нет", — Юмшан поморщилась, словно раскусила горькое, — Он все равно бы взял то, что хочет. Я решила, что лучше притворюсь ласковой. Так и синяки сводить не придется, и… надо же было яд испытать.

— Не жалко было? — удивилась Шекер.

— Себя жальче, — огрызнулась Юмшан, — да и тебе непроверенное снадобье давать я бы не рискнула. Очень удачно этот Камли подвернулся, да примет его ад!

Шекер привычно удержала лицо. Не ей судить мать.

— Запомнила?

Шекер кивнула. Запомнить было несложно.

— Боюсь я за тебя, — вздохнула Юмшан, — Священный совсем мальчик, а когда правитель так молод, всегда есть кто-то, кто стоит за его спиной. Тебе придется стать хитрее пустынной лисицы и угождать всем, пока не узнаешь, кому нужно кланяться ниже всех.

— Я справлюсь.

— Слишком ты тихая, — Юмшан покачала головой. — Для женщины это, конечно, достоинство. Но царицами такие не становятся, нет. Тут надобно бойкой быть, высоко себя нести…

Про себя Шекер усмехнулась, подумав, что "бойкая" — это как раз про Юмшан, но что-то в доме калафа она не слишком преуспела. А, значит, и слушать ее не стоит. Не знает она того, чему берется учить.

Но перебивать мать не стала. Под ее быстрый негромкий говорок хорошо засыпалось. Последняя ночь под звездами. Потом ее навсегда закроют на женской половине дворца — и выйдет она оттуда только небесной дорогой, когда оборвется ее земной путь. Никогда больше не идти ей с караваном от колодца к колодцу, не встречать солнце. Не видеть никого, кроме рабов, евнухов да, если очень сильно повезет — пару раз самого Священного Кесара. Даже дети не будут принадлежать ей. Дети рабыни принадлежат господину.

Шекер посмотрела на головную повязку. Взгляд невольно задержался на жемчужинах в перекрестье белых нитей. До захода солнца… Интересно, от этого яда умирают очень больно? Хотя, какая разница? Если проглотить перед самым закатом, мучиться недолго. Пожалуй, следует поблагодарить мать. Она сделала и в самом деле отличный подарок.

Шариер она проспала. Паланкин на спине верблюда покачивался так мерно, что Шекер задремала… И проснулась только тогда, когда маленький караван втянулся в объемное чрево дворца Священного Кесара.

Вокруг было людно. Ходили и бодро распоряжались грозные аскеры, жрецы благословляли все подряд, некоторые вещи по два-три раза, верно, те, которые вызывали подозрения.

Как ни странно, сама девушка как будто никаких подозрений не вызвала. Ее отвели в небольшую комнатку, усадили на мягкий ковер и принесли прохладной воды и фиников. Шекер с любопытством осматривалась, тихо надеясь, что это все же какое-то служебное помещение, а не комната, где ей предстоит теперь жить. Иначе яд стоит принять прямо сейчас: десять шагов в длину и шесть в ширину, потертый ковер, жаровня — к лету пустая и вычищенная и ни одного окна.

— Могу я получить мои вещи и драгоценности? — спросила Шекер немолодого толстого мужчину… не мужчину, судя по туфлям — евнуха. И не самого важного — туфли оказались простыми, коричневыми, не расшитыми даже стеклянным бисером.

— Не можешь, — высоким, визгливым голосом ответил тот, — и я бы на твоем месте захлопнул свой лягушачий рот. Никому не интересно, чего хочет какая-то рабыня.

Шекер удивилась, но виду не подала. Скандалить с рабом-евнухом для принцессы ниомов было примерно так же "почтенно", как убирать кучу за верблюдом. Впрочем, за верблюдом бы Шекер как раз прибрала спокойно, он — скотина полезная и ценная. А к чему жить на свете мужчине, от которого не дождешься ни защиты, ни работы, ни детей… Странное явление, которое существует лишь попустительством богов и духов, не иначе.

Евнух, похоже, ждал чего-то другого. Не дождался и хмуро ответил:

— Драгоценностей своих ты теперь не увидишь. Забрали в сокровищницу Кесара. Если он решит вернуть тебя отцу, вернет и цацки, а здесь женщины Священного носят только то, что он им пожалует. Чтобы сразу видно было, кто на каком положении.

— Понятно, — кивнула Шекер, сообразив, попутно, что есть, наверное, и еще одна причина забирать драгоценности. До шкатулок со "злыми иголками" и перстней с ядом додумались не только ниомы. Если бы кто-то захотел навредить Священному, то чего проще — подсунул девицу с таким перстнем. Хотя… предпоследнего кесара, как будто, так и извели. Подсунули девицу, больную какой-то хворью.

Сидя напротив девушки, на корточках, евнух смотрел на нее испытующе, словно пытался понять, что она за птица. Ну-ну… Попробуй, разгляди цветок пустыни под несколькими покрывалами.

Появились рабыни, судя по возрасту — почти преклонному и коричневым алобеям без вышивки — тоже из низших. Тех, кто полы моет и ночную посуду выносит. Как женщины попали в такое незавидное положение — Шекер было совершенно понятно. Бывшие личные служанки кого-то из жен или сестер прежнего Священного. Госпожу казнили во славу кесара, а рабыням такая честь не светила… но и приближать к себе ту, что, возможно, была доверенной у прежней хозяйки — таких дур на свете нет. А если и есть, то в кесарский гарем они точно не попадают.

Отпустить? С теми тайнами, которые они, скорее всего, хранят в своей памяти? Если только сразу на небесную дорогу. Скорее всего, им было предложено выпить яд, но женщины отказались. Предпочли ведра и горшки. Их судьба — их выбор. Положа руку на сердце, Шекер их понимала. Сама предпочла бы потянуть обезьяну за хвост — вдруг боги еще улыбнутся. Только мертвый уже ничего не может, а живой — побарахтается.

Рабыни ловко и деликатно помогли ей раздеться, обтереться ароматной водой и облачиться в новую нижнюю рубашку из тонкого полотна. Не шелка — ну да она ведь пока и не кесару на ложе собирается. А такую ткань, легкую и приятную, Шекер любила. Только не знала, откуда ее привозят.

А дальше ее стали заворачивать в ее же покрывала и девушка не ждала беды. А она вот тут и грянула. Сперва Шекер не сообразила, что это именно беда — уж больно спокойным был ее голос.

— Всего шесть покрывал? — удивился евнух, — а где же седьмое?