Ее незабываемый испанец - Джеки Эшенден

— Тебе не нужно беспокоиться, — проговорил я сквозь стиснутые зубы, — я в порядке.

Глава 13

Дженни

Кон не обрадовался моему визиту. Когда я вошла, на его лице отразилась ярость. Все его тело было напряжено, движения скованны. Он не был в порядке. Он совсем не был в порядке. Он был неистово зол. И теперь, конечно, я хотела знать почему.

И, самое главное, я хотела знать, почему он не хочет со мной разговаривать. Потому что мы не обсуждали свадьбу, или возвращение в Лондон, или что будет после этого. Кон сказал мне, что поручил одному из своих сотрудников сообщить моей матери, где я нахожусь, и связаться с приютом, где я работала. Но больше мы ничего не обсуждали.

Я не могла допустить, чтобы эта дистанция между нами сохранялась, не тогда, когда мы собирались пожениться и вместе растить ребенка. Если бы это касалось только меня, возможно, я бы оставила его наедине с его личной жизнью, но это касалось и ребенка.

— Не будь смешным, — сказала я, игнорируя жесткую хватку, которой он сжимал мои руки. — Ты не в порядке. Если бы с тобой все было в порядке, ты бы не прятался в этом коттедже последние пять дней.

Кон смотрел на меня одну долгую секунду, затем пробормотал проклятие себе под нос и отпустил меня, отступив. Лед отчуждения блеснул в его глазах, свирепое выражение исчезло, но холод вернулся. Мне это не понравилось. Я предпочитала его гнев холодной отстраненности, потому что, по крайней мере, это было честно.

— Выйди, — коротко сказал он, кивнув головой в направлении рабочего кабинета.

Преодолев чувство разочарования, я повернулась и шагнула обратно в дверной проем, оставив Кона закрывать дверь в эту очаровательную секретную комнату. Я даже не успела рассмотреть, что он там прячет, — все мое внимание было обращено на него. Поведение Константина показалось мне странным.

Кон подошел ко мне, взял за руку и усадил на диван. Крошечный коттедж был превращен в большой, удобный офис с большим письменным столом и множеством стеллажей. Деревянный пол был очень старым, темным и вытертым, но блестящим. Его покрывало несколько ковров ручной работы, а под окном напротив письменного стола стоял удобный на вид диван из темной кожи. Стены из необработанного камня создавали ощущение безопасности, однако благодаря продуманному до мелочей дизайну комната казалась теплой и уютной, здесь было комфортно не только работать, но и отдыхать.

Кон скрестил руки на широкой груди, нависая надо мной, глядя на меня своими холодными глазами. Я начинала ненавидеть это выражение лица. Разве Кон не знал, что ему не нужно быть таким со мной? Он стал холодным и отстраненным с тех пор, как я уехала из Испании в Лондон. Кроме той ночи в саду, когда мы оба пересекли черту, после которой не смогли вернуться к обычной жизни.

Я сильно прикусила губу, смахивая слезы и вместо этого пытаясь разозлиться.

— Что все это значит? — спросила я.

— Ты о чем?

— Мне не понятна причина твоей злости! Я всего лишь вошла в комнату! В твою… секретную комнату.

Мускул дернулся на лице Кона.

— Я не хочу говорить об этом.

— Ладно, хорошо. Так вот как это будет! Наш брак? Секс, когда захочешь, а потом ты пропадаешь бог знает где и отказываешься со мной разговаривать?

Его темные брови дернулись.

— Чего еще ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты был рядом! — Слова прозвучали гораздо более яростно, чем я ожидала, и я попыталась смягчить свой тон. — Я не хочу этой дистанции, которую ты продолжаешь устанавливать между нами. Я не понимаю, зачем она. Ведь нам нужно столько всего обсудить!

Что-то промелькнуло в холодных черных глазах Константина, проблеск эмоции, которую я не смогла прочесть.

— Прекрасно. Давай поговорим о подготовке к свадьбе.

Его голос был невыразительным, как каменная стена. Это разозлило меня еще больше.

— Я не хочу говорить о делах, — отрезала я. — Я хочу поговорить о том, почему за последние пять дней ты только и делал, что занимался со мной сексом и уходил.

Мускул на его подбородке снова дернулся.

— У меня есть работа, которую мне нужно делать.

— Забавно… Много лет назад ты мог часами работать в своем кабинете, и тогда я тебе не мешала.

Константин замер, черты его лица смягчились, казалось, лед между нами треснул. Еще одна эмоция, которую я не могла определить, промелькнула на его прекрасном лице. Кон резко развернулся, подошел к столу и уставился на стопку аккуратно сложенных бумаг.

— Я говорил тебе, что секс — это все, что я могу тебе дать, Дженни. Я не шутил.

Я взглянула на его высокую фигуру, его широкие плечи — о, как мне хотелось подойти и обнять Константина! Но это не поможет. Потому что меня угнетало не физическое расстояние, а эмоциональное. Он опять отдалялся от меня. Конечно, он сразу сказал, что не может подарить мне любовь, но он мог бы, по крайней мере, снова стать тем другом, которым когда-то был. Разве мы не можем вернуться к этому? Разве я этого не заслужила?

А наш ребенок? Что, если Кон отстранится от нашего ребенка?

— Что случилось с тем человеком, который был моим другом? — спросила я, обхватывая себя за плечи. — Почему ты сейчас не можешь быть таким?

Последовало долгое молчание.

— Не могу. И не хочу объяснять почему, — сказал Кон.

Разочарование, словно порыв холодного ветра, захлестнуло меня, усиливая ощущение озноба.

— Почему? Ты так и не сказал мне, почему ты меня бросил. Я что-то сделала? Кон, я…

— Нет. — Он внезапно взглянул на меня, его взгляд был свирепым. — Ты ничего такого не сделала. Это не твоя вина.

Я была сбита с толку.

— Тогда почему?

Кон снова посмотрел на стопку бумаг и осторожно положил на них ладонь, так, словно его тоже обдало ледяным ветром.

— Я никогда не рассказывал тебе о своем детстве, не так ли? Я никогда не говорил о Доминго.

Как только он произнес эти слова, знание, которое всегда было там, перевернулось глубоко внутри меня. Кон всегда был напряжен, когда его отец был рядом, всегда становился холодным и отстраненным. И нет, он никогда не говорил ни о Доминго, ни о брате-близнеце, которого потерял в семнадцать лет. Вероятно, для этого есть причина.

— Нет, не говорил, — мягко сказала я.

— Я не хотел, чтобы ты знала. Я не хотел, чтобы это… касалось тебя.

Меня охватило дурное предчувствие.

— Что он сделал с