Восстание - Дмитрий Павлович Шишкин

доме настоящий фригийский колпак (друзья по университету привезли на десятилетие свадьбы из Франции). Она любила его иногда даже надеть. Выглядела, правда, довольно глупо, по мнению мужа, в рядах обыкновенных митингующих пенсионеров, но ей нравилось, и она была горда.

– А! Да у соседки займу пару кусочков хлеба на сегодня! – внезапно вслух сказала Антонина Егоровна, махнув рукой, а другой решительно протянула продавцу газет мятую купюру.

***

Вечером, действительно, на улицы вынесло массу народа с красными бантами, портретами Ленина, в основном, правда, не бережно хранимыми издавна, а вырезанными из свежих газет. Изредка встречались гордые владельцы красных раритетных флагов победителей соцсоревнований. Некоторые шли с бронзовыми бюстиками, найденными в бабушкиных сокровищницах. Нормально подготовились только постоянные участники митингов – старо-коммунистические ячейки чудом выживающих пенсионеров.

Они пришли с транспарантами, флагами, портретами на швабрах. Фактически все их накопления с пенсий, деньги, сэкономленные на еде, тратились в преддверии этого дня. Они платили дань своему прошлому, но построенное ими настоящее платить им ничего не хотело – так вышло, именно с этим они и не были согласны.

Старых коммунистов было не больше трёх сотен. Подпираемые толпой, они сбились испуганно в кучку в центре Лубянской площади, разрешённой властями для памятного митинга. Рядом стояли защищаемые многочисленной охраной около ста официальных коммунистов – сословие в среде «комсомольцев» презренное, шикующее, сотрудничающее с властью, заседающее в парламенте и кушающее с барского стола.

А народ всё прибывал. Тысячи. Десятки тысяч. Площадь наполнилась и уже не вмещала внезапно прозревших ленинцев. Заполнились прилегающие улицы, на них остановилось движение. Менты нервничали, но пока старались сдерживать народ деликатно. Люди метались, постепенно ожесточались, хамели. Особенно те, кто пришёл, заранее приняв на грудь, как положено перед массовыми гуляниями.

Стариков уже почти топтали. Они чувствовали себя на этом, своём празднике лишними. Михаил Порфирьевич, ветеран войны, ум, честь и совесть кружка, взмахнул тростью, как дирижёрской палочкой, и затянул ослабленным голоском «Интернационал»:

– Вставай, проклятьем заклеймённый

Весь мир голодных и рабов!

Нестройный хор пенсионеров подхватил. Груди заполнились гордостью, выпрямились спины. Пошли. Ноги как-то сами понесли в сторону Красной площади. Изначально умысла такого не было. За стариками двинулась и вся толпа, сминая и толкая тех, кто впереди.

Ситуация начала выходить из-под контроля; на пути движущейся людской массы на Никольской улице полиция стала выставлять заслон. Угрожающего вида омоновцы в полной амуниции встали, прикрывшись щитами, в несколько рядов, как римские легионеры. Позади вместо катапульт выстроились автозаки для оперативной транспортировки задержанных.

Пенсионеры уже протолкались вперёд. Случайные тысячи шли следом, фотографируя занятное зрелище на телефоны. Первые ряды, продолжая петь, сплотились, собираясь противостоять ОМОНу, переплетя согнутые в локтях старческие руки. На лицах был написан героизм и готовность тут и умереть. Ряду в третьем-четвёртом (там, за первой шеренгой, уже не было такого порядка) на руках несли Антонину Егоровну, полностью перевоплотившуюся в Марианну в своём фригийском колпаке. Она держала в вытянутой правой руке красное знамя. Из-под колпака развевались по ветру седые пряди. Её муж шёл рядом и любовался: «Ну точно как с Делакруа!»

Полицейские начали наступать, стуча резиновыми дубинками по щитам, надеясь напугать и деморализовать толпу. Но люди всё приближались и никакого страха не проявляли. Чем ближе они подходили к Большому Черкасскому переулку, отделявшему их друг от друга, тем явственнее омоновцы различали противников.

Бойцы замедлили шаг и перестали уже стучать по щитам, растерянно переглядываясь между собой. Остановились, в конце концов, опустив щиты на землю.

Внезапно из Большого Черкасского вышла колонна молодых людей. Шли они в ногу, рядами, чеканя шаг коваными ботинками. Это были «революционные коммунисты», обещавшие поддержать стариков накануне. Их было сотни две. Бритые, в голубых джинсах, чёрных кожаных куртках, с красными нарукавными повязками с серпом и молотом. В руках – не флаги – биты, арматура, цепи. Они почти перешли на бег, раздался боевой клич.

Выдыхая под шаг, революционеры скандировали:

– Ленин! Живее всех живых! Ленин! Живее всех живых!

Пенсионеров напиравшая сзади толпа вытеснила на перекрёсток, вплотную к щитам ОМОНа и на путь бегущих скинхедов. Те разрезали группу стариков, повернули в сторону полицейских. Главный у бритоголовых заорал бешено:

– Вперё-ё-ёд, за Родину, за Ленина-а-а!

С устрашающим рёвом шеренги молодчиков бросились в атаку. Послышались хлопки – в сторону нападавших начали стрелять гранатами со слезоточивым газом.

С глухим треском «революционные коммунисты» налетели на щиты. Молча, деловито начали побоище. Против полицейских резиновых дубинок их вооружение оказалось практически боевым. Из-под взлетающих вверх цепей и бит разлетались брызги красного.

Под ноги пенсионерам упал омоновец с раскроенным надвое шлемом. Из щели сочилась кровь.

«Марианна» бросилась в кучу, всё так же держа в вытянутой руке красное знамя, попыталась оттянуть «революционера», который забивал арматуриной согнувшегося пополам мента.

Молодой коммунист не глядя махнул своим орудием назад, в напавшего врага. Попал прямо в голову. Из виска Антонины Егоровны ударил фонтан крови, она медленно завалилась набок.

Фригийский колпак отлетел в сторону, по нему тут же прошлись кованые ботинки, втаптывая в грязь и в кровь.

Красное знамя упало последним из мёртвых уже рук в тёмно-бордовую лужу под седой головой.

***

Кирилл зашёл в их единственную комнату, жуя пирожок. На ходу скинул с себя пиджак и, бросив его на диван, сел за компьютер. Открыл сразу несколько окон, начал набирать пароли.

В одном из окон открылся их сайт с большим портретом Ленина, серпом и молотом в левом углу. Сверху вдруг всплыла реклама.

– О! А это ещё откуда, хакнули, что ли, нас? – удивлённо воскликнул он.

Антон загадочно улыбнулся.

– Нет, это я поставил. Китайцы, представь, рекламу дали.

– А… прикольно. Значит, пошло дело? – Кирилл, кажется, ещё не успел переварить сообщение друга.

Потом задумался на секунду, обернулся к Антону.

– Подожди, мы же не хотели, пока не легализуемся. Как ты умудрился? Не засекут?

– Да нее… – протянул Антон. – Это пробный шар, скажем так. Ну и чтобы остальные видели, что можно к нам с рекламой идти, не кусаемся. А насчёт секретности не парься, я через этих – Ягра с Панциром.

Кирилл невозмутимо продолжил поедать остатки пирожка.

– А-а-а, понятно.

На его мониторе открылось новое окно с чёрным фоном и яркими картинками в стиле фэнтэзи. Кирилл набрал пароль, посмотрел в открывающуюся картинку на экране и застыл, открыв рот, из которого чуть не вывалился не пережёванный кусок.

Антон, внимательно следивший за другом, состроил загадочную гримасу, сложил руки на груди и закинул ногу на ногу.

– Ты что, в «Войны волшебных миров» зашёл? – спросил он старательно-равнодушно.

– Эт чё