Ели воду из-под крана - Александр Сидоренко

Лера теперь называла себя Лорой и считалась первой красавицей школы, а то и всего района. Баня же считал, что она — лучшая в мире. Сознаться в этом было некому, да и незачем. И так понятно, что все пацаны ближе к вечеру старательно восстанавливали в памяти её образ. К последнему уроку частенько подъезжали серьёзные парни на машинах и ждали её.

...Классуха Анна Николаевна выдала табеля и подвела итоги последней в их школьной карьере второй четверти, после чего все поднялись на третий этаж в столовую. Шли последние приготовления к дискотеке — два десятиклассника тестировали цветомузыку, а малолетки сдвигали столы и стулья поближе к раздаче (примечание переводчика: «барная» стойка столовой). Ваня сразу занял классическое место задроты — дальний левый угол. Там уже потихоньку скапливались и остальные непопулярные ученики...

Грудь горела истеричным огнём, он был одновременно возбуждён, счастлив и испуган. Однако счастье быстро испарилось — когда он повернулся ко второму потенциальному медалисту школы, Зое Слуцкой, обсудить предстоящие выпускные экзамены, мимо проходила шарага из седьмых классов — Чечен-даев, пара незнакомых и Шило-младший. Последний не мог упустить такой шикарной возможности и отпустил Пипете сочный подсрачник.

Ваня врезался головой в костистую грудь Слуцкой и сбил её с ног. Обернувшись, он ринулся на малолеток и храбро соединился со встречным кулаком младшего Шиляева. Зал встретил произошедшие громкими криками, дискотека обещала быть хитовой. Подоспевшие Анна Николаевна и Леонид Трофимович разделились по половому признаку и принялись поднимать с намастиченного пола каждый своего претендента на золотую медаль. Ваню душили слёзы, которые вперемешку с соплями и кровью из носа капали на новый свитер. Он вырвался из рук завуча и побежал к выходу. Это был конец.

Как же, как же...

Ваня допрыгал по пролётам до фойе, раздевалка была почему-то закрыта, но искать техничку с ключом было некогда — он физически чувствовал, что нужно срочно покинуть это здание. Однако, выскочив на крыльцо, он всего лишь начал второй акт балета «Пипета».

Чалый, Шило, Скорик и другие хулиганы, естественно, явились на дискотеку, но директриса по кличке Жаба наотрез отказалась пускать их по причине явного опьянения. Кто-то из малолеток сгонял в гастроном и принёс им три бутылки сурового тридцативосьмиградусного «Казацкого напия», который они пили, стоя напротив крыльца. И тут такой подарок — Пипетка.

Ваня попытался с ходу прорваться к школьным воротам, но поскользнулся на утоптанном снегу и упал. Поднявшись, он увидел перед собой Чалого и попробовал прорваться справа. «Стоять, сука!» — выдохнул Чалый перегаром, в котором винчестер (примечание переводчика: винище, чернила и т.д.) наложился на самогон и выбросиллевую ногу навстречу. Подножка сработала, Ваня снова завалился и уже падая, сделал то, на что в здравом уме никогда бы не решился — выкрикнул накипевшее: «Пошли нахуй!».

В хороших фильмах храбрые герои всегда обладают мужественным голосом. Ванин оказался плаксивым и тонким. Он снова начал плакать, но это спасает только маленьких детей, и то не всегда. Большие дети любят, когда оппонент плачет, а они — нет. Это доставляет удовольствие, ты видишь, что кто-то отстал по дороге во взрослую жизнь и почему бы тебе в таком случае не позабавиться над отстающим.

Сначала его били ногами, потом приподняли и по очереди шлифовали апперкоты по пузу. Живая «груша» просто пыталась дышать, всё тело горело, а в левую руку каждый удар по корпусу отдавался такой болью, о которой большинство живущих узнает нескоро.

Алкоголь и физические нагрузки на зимнем воздухе в сумме вымотали аудиторию минут через десять. Пацаны стали полукругом, подобрали «казацкий напий» и продолжили пить из горла. Один Шило никак не унимался и вставлял носок за носком в тушу, свернувшуюся на грязном снегу в позе зародыша. «Пипета-блядь, ты кого нахуй послал?», — орал он, тяжело дыша. Спустя некоторое время и он угомонился. Ваня пытался отдышаться, а пацаны начали хихикать.

Он приоткрыл глаза и увидел, что Шиляев стоит над ним в позе Гулливера и расстёгивает ширинку. «Сосать заставят!» — решил Ваня и, завыв, попытался отползти к забору. Впрочем, Шило всего лишь решил обоссать Пипету и вполне мог делать это на ходу. Пацаны ржали во весь голос, Ваня уже шипел, отворачиваясь от струи и полз на правом боку со скоростью смертельно раненой черепахи. Шило, казалось, ссал не меньше часа. Потом поток начал ослабевать, Ваня, цепляясь за забор, поднялся на ноги и побежал к воротам. Никто за ним не погнался.

Прячась в тени у забора, он добежал до дома. Сел на детской площадке за горкой-слоником, отдышался, поплакал с полчаса и попытался умыться снегом. Аевая рука набухала с каждой минутой, Ваня понял, что она сломана и пошёл домой.

Мама кричала так, что, казалось, во всём микрорайоне закачались праздничные ёлки с гирляндами и разноцветными шарами. Умка сначала лаяла, а потом спряталась на кухне под столом.

Мама одновременно звонила в скорую, милицию и Вере, а Ваня решил придерживаться такой версии: поругался на дискотеке + пошёл домой + напали взрослые незнакомые хулиганы.

Приехала скорая, пришёл участковый. Он не записал никаких показаний, а, устало выдохнув, пошёл на улицу искать нападавших. Скорая отвезла Ваню и маму в травмопункт, где руку вправили и забетонировали в гипс. Доктор сказал, что Ваня храбрый мальчик, даже не пикнул, когда кость ставили на место. Но Крузенштерн подумал о том, что лучше бы ему тысячу раз вправили руку при условии, что сегодняшний вечер был бы стёрт резинкой и забыт.

В незнакомыххулиганов мама не поверила, Ваня регулярно возвращался из школы побитым, но на то он и мальчик, говорила в телефоне Вера, они дерутся по дороге в мужчины, так было и так будет. Но одно дело царапины и синяки, а сломанная рука и множественные ушибы по всему телу — совсем другое.

После каникул она пошла в школу, где Жаба стояла на своём — был небольшой конфликт в актовом зале, вовремя пресечённый преподавательским составом. В школе после этого Ваня так и не появился. Вообще. Ни разу.

Через неделю при помощи маминого начальника по институту, Глеба Сергеевича, удалось перевестись в центр, в математический лицей. Дорога туда занимала 50 минут в один конец, но там таких, как Ваня, было большинство. Его снова прозвали Ковалем, а в конце третьей четверти он даже выиграл городскую олимпиаду по алгебре, на которой университетские преподаватели заговорили о его поступлении, как о свершившемся факте.

На Южный вокзал Иван Фёдорович на всякий случай решил не соваться, сошел из электрички на подъезде к городу и поймал частника на копейке. Помнится, в детстве их называли грачами или иванами, но Ковалю по понятным причинам такая классификация не нравилась. Водила по дороге привычно жаловался на отсутствие дорог и цены на бензин — хоть что-то оставалось неизменным. Привычно пропуская водительское нытьё, гендиректор с новой приставкой «экс» смотрел в окно и вызывал из памяти образ своих врагов...

У Чалого были светлые, почти белые глаза, оказывавшие гипнотическое воздействие на большинство представителей обоих полов, исключая бабушек и боксеров с борцами весом выше среднего. Его дважды принимали за кражи со взломом ликёроводочного на базачике у метро, ещё говорили, что, забеременев от него, одна девочка из соседней школы удавилась.

Проведя небольшое погружение в глубине себя, Иван Фёдорович неожиданно выяснил, что, наверное, с тех времён панически боится людей со светлыми глазами. А вот бородатые всегда внушали ему безграничное доверие, тут уж спасибо Михаилу Робертовичу Вербицкому.

Цвет глаз Шила не припоминался, да и вряд ли кто-нибудь пытался их рассмотреть внутри жирных щелей, сквозь которые Шиляев-старший презрительно обозревал район. Он уже в восьмом классе весил больше ста килограммов, единственным его конкурентом в этой номинации был известный жирдяй Бяша, которого мучили за безобидный нрав ничуть не меньше Пипетки.

Водила нагло припарковался на пешеходном переходе и начал старательно изображать уставшего обманутого жизнью человека, у которого нет сдачи с двадцати долларов. На полустанке поменять деньги было негде, но вечнозелёные портреты мёртвых президентов США спасли и здесь. Иван Фёдорович с лёгким сердцем отдал двадцатку и лишний раз порадовался своей безалаберности — все сотрудники пользовались пластиковыми карточками, а он по старинке отдавал приоритет наличке. По карточке проследить было бы намного легче, чем по приметам: худой шатен 30-35 лет, среднего роста, с залысинами, в очках.

Без мобильного телефона узнать реальный курс доллара к гривне было трудно, и ещё неизвестно, работает ли здесь GPRS. Вспомнив, что никто из разумных гражданских лиц на родине прилюдно деньги не пересчитывает, Иван Фёдорович на ощупь, в кармане, отделил сверху пачки три сотенных бумажки и отправился к обменному киоску, который теперь располагался на месте старинной «Союзпечати», в которой Пипетка регулярно приобретал еженедельник «Футбол-Хоккей».